«Проходите, девочки, вам чай или кофе?» На маленькой кухне 88-летнего тверичанина Сергея Суворова уютно, всё готово к приёму гостей. В своём возрасте Сергей Иванович, с детства лишённый руки и глаза, – последствия пребывания в концлагере – на удивление ловко управляется с домашними делами. Недавно ветеран вернулся с отдыха и лечения в подмосковном офтальмологическом санатории, путёвку в который ему помогла получить редакция tver.aif.ru.
Такое не забыть
С Сергеем Ивановичем Суворовым мы знакомы восемь лет. Откликнувшись на нашу акцию «Судьбы Победы», он впервые в жизни решился рассказать людям о своём страшном военном детстве. Интервью «Изувеченные войной» вышло в № 15 от 8 апреля 2015 года. Без преувеличения: его невозможно читать без слёз.
С тех пор мы поздравляли ветерана с 9 Мая, в пандемию приводили артистов, которые пели ему под балконом военные песни, приносили вкусности. С Сергеем Ивановичем очень приятно общаться: он подкупает умением радоваться каждому дню и каким-то особенно ласковым отношением к людям. Уверяет, что во время Великой Отечественной войны навсегда получил «прививку от чёрствости».
Постепенно мы поняли, что рассказ Сергея Ивановича о военном детстве включил в себя далеко не все подробности. Сколько боли и бед выпало на долю мальчишки, оказавшегося в немецкой оккупации в родной деревне Харитоново (другое название – Строёнки) на границе Зубцовского и Ржевского районов, а затем на долгих 180 дней в концлагере! Мы уже писали о полях, усеянных телами погибших солдат, о казни нацистами председателя колхоза, о том, как в концлагере питались мясом замёрзших в сугробах лошадей... Про осколок, лишивший 8-летнего Серёжу руки и глаза, о пережитых им болезненных операциях... Неужели это ещё не всё? Нет, не всё.
«Осенью 1941 года из окружения под Ржевом сбежали четыре советских офицера. Они пришли к нам, и мама переодела их в одежду моего умершего отца и ушедших в армию старших братьев. А шинели скрутила и спрятала под печкой, стоявшей на деревянных срубах. В мае 1942-го при бомбёжке немецкого штаба снаряд упал возле нашего дома и разворотил печь. Собирая убитых, нацисты увидели эти шинели. Мать вызвали в комендатуру и очень сильно избили. Спасло её то, что её племянница – учительница немецкого языка – была у немцев переводчицей и уговорила их не убивать свою тётю, – рассказал Сергей Иванович. – С тех пор мама всё время болела. Но немцам это не помешало отправить её в концлагерь на тяжёлые работы».
Память устроена так, что Сергей Суворов может не сразу вспомнить, что было вчера, но отчётливо помнит события военных лет. Помнит, как перед приходом немцев в его родную деревню мама с соседкой отправились в Ржев, где горели склады и магазины, привезли оттуда два мешка гороховой муки, обгоревший мешок сахара, портреты Павлика Морозова, а ему – фетровые валенки и голубую с красным пилотку с кисточкой. Первые немцы заехали в деревню на чёрном лимузине, сразу заняли самый большой дом под штаб, а когда зашли в дом к Серёже, расстреляли портрет Павлика Морозова из автомата. Полезли в печку, стали забирать всё съестное. Кур перестреляли, поросёнка и корову забрали. Мать отдавать скотину не хотела, за корову схватилась. Тогда фриц достал 30 марок и с наглой усмешкой дал их матери: мол, война кончится, вот и купишь себе корову...
Завыл, как щенок...
Та самая пилотка, которую мать привезла из Ржева, тоже сыграла свою роковую роль. На улице немецкий офицер сорвал её с головы мальчика, стал топтать и кричать: «Шпанишер партизан!» Оказалось, пилотка напомнила ему головной убор испанских партизан. Оккупант огрел со всей силы мальчика плетью, которой погонял лошадей. «Я завыл, как щенок, дня три потом не слезал с печки. Мне тогда было 7 лет», – вспоминает Сергей Иванович.
Второй раз фриц ударил мальчика так, что тот несколько дней лежал без сознания, за подобранную с земли сигару. Серёжа тогда собирал окурки, а его мать высыпала из них махорку. Во время оккупации в Ржеве работал рынок, где можно было продать стакан махорки за 70 рублей, – столько же стоила четвертушка хлеба. «Как-то раз я увидел, что офицер стал прикуривать сигару, а она у него не загорелась. Он её выбросил, а я поднял. И он мне как даст сапогом под попу! Отбил яички, они были распухшими всю войну».
Лето 1942 года, после разрушения дома, семья прожила в землянке. Спали на соломе, печку соорудили на улице. Однажды мама поставила в неё хлеб, а рядом разорвался снаряд – ни печи, ни хлеба. В сентябре пришёл полицай – назначенный немцами русский староста. Приказал собрать вещи, хотя собирать особо было и нечего. Сельских жителей погнали пешком в концлагерь в Смоленскую область. Немцы ехали рядом на подводе. На Серёжу мама надела валенки, но было жарко – бабье лето – и мальчишка их снял и бросил в кусты. Когда мама это заметила, побежала назад за валенками. Немец крикнул: «Матка, цурюк!» – и выпустил над её головой автоматную очередь. По дороге босой Серёжа сбил пальцы в кровь. Один из немцев сжалился и посадил его на подводу. Мальчик на ней заснул и упал. Телега проехала по ноге. Эта нога временами воспаляется у ветерана до сих пор.
Истории спасения
В концлагере выжили не все. Умерла от голода Серёжина сестра – 12-летняя Катя. «Перед смертью она сказала: «Мам, когда я умру... » – и Сергей Иванович плачет, рассказывать дальше не может. – Пропустим это... »
Перед приходом советских войск, в марте 1943 года, нацисты взорвали вместе с людьми одну из школ, где жили узники, и сельский храм. Пришёл немец взорвать и ту школу, где жили Серёжа с мамой и отчимом, но отчим – 60-летний мужчина – убил фрица топором и тем самым всех спас. В судьбе Сергея Ивановича вообще удивительно переплетаются жестокие события и светлые истории спасения. Одна из них – самая любимая ветераном – связана с излечением его матери. После войны у женщины сильно болел желудок, образовалась непроходимость, её рвало через два–три часа после приёма пищи. Отчим от них к тому времени ушёл, как жить, было непонятно. И Серёже приснился сон. «Я сижу на завалинке, плачу, и ко мне подходит Спаситель. Я понял, что это Иисус Христос, так как в нашем доме была икона с его изображением. Подошёл и позвал: «Пойдём со мной, я дам тебе лекарство». Мы с ним долго поднимались по лестнице, до самого верха, где засияло яркое солнце. А потом он мне дал пузырёк и сказал, что мама поправится.
Я проснулся – и сразу под подушку: нет пузырька. Под кровать – нет пузырька. «Мам, ко мне во сне Христос приходил, сказал, что выход есть и ты скоро выздоровеешь». Незадолго до этого мать нашла на огороде немецкий золотой перстень. Пошла доить коз, возвращается и говорит: «Серёж, а знаешь, что я придумала? Поеду-ка я в Москву, к Ленке, продам ей перстень, и будь что будет». Меня, 11-летнего, пришлось оставить одного, а ведь мне надо было и дров нарубить, и сена козам натаскать, и накормить их – всё с одной рукой, и в школу ходить каждый день в соседнюю деревню... Через некоторое время я получил от мамы письмо: прооперирована в Институте имени Склифосовского, долечиваюсь в подмосковном санатории, всё хорошо, скоро вернусь».
Что вышло? Та самая знакомая – Елена – накормила Серёжину маму, привезла к Институту Склифосовского, усадила на скамейку и ушла. Как обычно после еды, у мамы случились рвота и приступ. Мимо как раз проезжала «скорая». Женщину подобрали, обследовали, и через неделю ей делали операцию врачи высочайшей квалификации.
«С того момента мама прожила ровно 33 года, что я считаю символичным – возраст Христа. Она говорила: «Не рассказывай, сынок, эту чудесную историю никому». Но теперь, по прошествии стольких лет, я считаю, что уже можно».
Борьба за зрение
В мае этого года Сергей Иванович поделился с нашими журналистами серьёзной проблемой: его единственный глаз теряет зрение, читать уже приходится не только в очках, но и с лупой. Больше всего пожилой человек боится ослепнуть.
Борьба ветерана за сохранение зрения непростая. Он проконсультировался с несколькими тверскими офтальмологами, результаты обследования Сергея Суворова направляли в московский центр микрохирургии глаза им. Фёдорова. Столичные специалисты посоветовали пожилому человеку, имеющему несколько сопутствующих заболеваний, отправиться в санкт-петербургский научный центр им. Алмазова, что он и сделал. Когда доктора центра побоялись проводить сильнодействующие медицинские вмешательства, чтобы не навредить единственному глазу, Суворов съездил на консультацию ещё и в Уфу к окулисту Эрнесту Мулдашеву.
Вердикт врачей: операция на глаза противопоказана, для замедления прогрессирования заболевания необходимо консервативное лечение и, желательно, санаторно-курортное. Несколько лет назад Сергей Иванович был в специализированном санатории Пятигорска, и тогда процедуры, минеральные воды и горный воздух творили чудеса: здоровье действительно улучшалось. Теперь, в силу возраста, ехать так далеко уже нежелательно, а в Тверской области «глазных» санаториев нет. Суворову очень понравилось лечение в Игуменке Конаковского района, куда его отправляли как ветерана, но офтальмологического профиля там нет.
«Аргументам и Фактам в Твери» не без труда, но удалось найти выход из положения: недавно Сергей Иванович вернулся из специализированного санатория «Сосны». Чудесного исцеления ждать уже, конечно, не приходится, однако ветеран подлечился, сменил обстановку, и мы искренне надеемся, что это пойдёт ему на пользу.
Редакция «АиФ в Твери» благодарит за участие в решении вопроса о предоставлении ветерану путёвки в санаторий «Сосны» прокуратуру Тверской области, Тверское региональное отделение Социального фонда РФ, а также лично за неравнодушие Рену Андрианову и Ноем Элизбарян.
