Когда я был школьником, очень увлекался музыкой. Однажды я шел в магазин за хлебом и увидел афишу – «Сергей Сам (Санкт-Петербург) исполняет песни Александра Башлачева». Кто такой Сергей Сам, я не знал, но что такое для нашего поколения Башлачев – объяснять не надо. Естественно, вечером я отправился в клуб, купил билет и оказался… единственным зрителем в зале. На сцене горела свеча и сидел лохматый человек с гитарой. Так мы познакомились с Сергеем Титовым из Череповца (Сам – это был псевдоним, а Петербург – просто это выглядело на афише солиднее, чем Череповец).
Оказалось, он приехал в наш поселок погостить к приятелю. У жены приятеля была лучшая в мире работа – она должна была от комитета комсомола отсматривать видеофильмы, чтобы разрешить крутить их в местном видеопрокате. Вот мы и отсматривали все вместе – каждый вечер по два фильма. Так я впервые увидел «Звездные войны», «Живых мертвецов», «Унесенных ветром» и «Человека дождя». Еще мы слушали «Дорз» и читали вслух «Москву-Петушки», только что опубликованную в журнале «Трезвость и культура». Однажды Сергей дал мне тетрадь со стихами Бродского. Я воспринимал Сергея, как наставника, учителя.
Осенью жену приятеля уволили, и вся компания уехала обратно в Череповец. Вечерами я ходил мимо их дома и смотрел на черные окна. Однажды не выдержал и залез в пустой дом через окно в туалете. Сидел на полу в комнате, курил, вспоминал, как мы были здесь счастливы и совершенно не понимал, как буду жить дальше без моих друзей.
Это была моя первая встреча с моим первым наставником. Потом были другие.
Были газетные редакторы Роман Романенко, который научил меня никогда не срывать дедлайны и Владимир Панцырев, который научил, что плохой блокнот всегда лучше хорошей памяти. Была Алена Владимирская, которая научила меня открывать ногой двери, в которые я боялся постучать. Был драматург Николай Владимирович Коляда, который научил писать о том, что по-настоящему волнует. И наконец, был Александр Эммануилович Бородянский, который научил тому, что в кино всегда должно быть интересно, что будет дальше. Был Ариф Алиев, который научил взаимодействовать с целью героя.
И, конечно, были Аарон Соркин, Винс Джиллиган, Дэвиды Милч и Саймон. И еще – Достоевский, Чехов и Пушкин. А также Леонардо, Роберт Макки, Фрэнк Керн, Тинторетто, Эйзенштейн, Дэн Кеннеди, Ли Якокка, Питер Брук, Август Сильный, Эдисон, Борис Гребенщиков, Андрей Парабеллум…
Я всегда нахожусь в поисках учителя. Каждого встреченного мной человека я спрашиваю – чему ты можешь меня научить?
Как это работает? Вижу человека, на которого хочу быть похожим. Смотрю на него. Изучаю. Пытаюсь понять, что именно сделало его таким, что я хочу быть на него похожим. А затем спрашиваю себя – что я могу сделать для того, чтобы стать на него похожим.
В детстве я был фанатом Бориса Гребенщикова. Спрашивал себя – как мне стать таким же, как он? Первое, что бросалось в глаза в Гребенщикове – он курил папиросы, ходил в тельняшке и носил длинные волосы, забранные в хвост. А еще перстни на пальцах. Я начал курить папиросы, раздобыл тельняшку, отрастил длинные волосы и стал носить перстни. Затем узнал, что Гребенщиков знает английский и любит Толкиена. Я начал изучать английский и раздобыл «Властелина колец» (в то время его только издали, причем издавали как-то рывками – сначала первый том, потом в другом издательстве вышли первые два тома и, наконец, все три тома целиком). Потом был перенят интерес к буддизму, фольклору и средневековой музыке.
Потом кое-что отпало – например, я бросил курить. Постригся. Снял тельняшку. Снял (аллилуйя!) перстни. Отпало второстепенное. А главное осталось - английский, буддизм и почтительное отношение к фольклору.
На первый взгляд кажется, что глупо перенимать мелочи типа тельняшки и перстней. Но в этом есть смысл. Античные школьники всегда начинали с того, что копировали учителя – его внешность, походку и то, как он говорит. Все это позволяет влезть в шкуру человека, почувствовать его, понять, как он думает. Пятиминутный разговор о погоде с умным человеком даст вам больше, чем двухчасовая беседа о смысле жизни с придурком.
Даже сейчас, если встречаю человека, на которого мне хочется быть похожим, ловлю себя на том, что начинаю употреблять его любимые словечки, начинаю копировать его речь. Это самый простой способ «настроиться» на человека. (Кстати, восклицание «аллилуйя!» я подцепил от Николая Дыбовского, удивительного автора удивительных компьютерных игр).
И еще кое-что. Очень часто говорят о том, что нужно учиться не у теоретиков, а у практиков. Это не совсем верно. Учиться лучше всего у тех, у кого есть талант учителя.
Лучшие учителя – отнюдь не те, кто достигает больших высот в своем деле. Высот достигают их ученики. Дело в том, что навык творчества и навык обучения – это противоположные навыки. Они взаимно уничтожают друг друга. Станиславский перестал быть великим актером и режиссером, став великим преподавателем. Есть некоторые исторические данные о том, что великий Шекспир был плохим преподавателем. Плохим преподавателем был Гоголь. Козинцев был великим преподавателем, но только не тогда, когда снимал. Арабов в одном из интервью сказал, что не может писать зимой, пока идут занятия у студентов. Или преподавание – или творчество.
На днях читал забавное обсуждение в интернете. Девушка спрашивала: «У кого из современных сценаристов вы бы поучились и за какой именно сценарий». Какая нелепая постановка вопроса! Как может написанный сценарий характеризовать педагогический талант человека? Если уж выбирать преподавателя за «что-то», то это «что-то» должны быть его успешные ученики. Это и есть главный критерий. Не послужной список. А наличие успешных учеников.
Ваш