Она ещё не проснулась, но уже почувствовала кожей эту холодную, неприятную пустоту. Дом молчал всеми стенами. Молчали старые, скрипучие доски пола и лестницы, чердачные балки, ворчливые оконные ставни. И это молчание было ярче, выразительнее всех звуков в мире. Он ушёл. Сбежал. Бросил её.
И самое грустное, что она знала, именно так всё закончится. Потому что он был слишком молод – не наигравшийся мальчик, ребёнок. Позавчера – художник: длинный шарф на тоненькой шейке, кисточки, краски, этюдник. Бродит по улицам и паркам, едет за город писать с натуры. Вчера проснулся утром, и понял вдруг, что всю жизнь мечтал дуть в саксофон. И дул весь день, дул, но мелодии не вышло – один ветер. А сегодня все игрушки надоели: и этюдник, и саксофон, и она – ушёл искать новые.
Весь день истерила: то рыдала навзрыд, то хохотала, как сумасшедшая. А вечером развела во дворе костёр и сожгла все его незаконченные пейзажи, недописанные стихи, нотные листы, фотографии. Сверху бросила увядшие букеты цветов и воспоминания о том, как он разливал яблочное вино в чайные чашки и шептал ей до пошлости банальные «навечно», «навсегда», «до последнего вздоха».
Потом приняла душ, нарисовала улыбку, накинула оранжевый плащ и без зонта вышла в ночь с явным намерением найти мужчину. Потому что, она уверена, женщина не должна быть одна.
– Как, вы сказали, вас зовут?
– Октябрь.
– Красивое имя и редкое. А вы, случайно не художник?
– Нет, я – специалист по дождям.
– Боже! Как романтично!
– А вы, простите…
– Осень. Я – просто Осень.