«Знаю наперечёт московских живописцев, отличных и дрянных, а вот про Шехтеля не слыхал. Альбом его — весьма русский, но и без западных веяний не обошлось. Готов спорить — рисовано иностранцем» Журналист Рувер, написавший рецензию подобного содержания на альбом рисунков Фёдора Осиповича Шехтеля, отчаянно лукавил. А если говорить прямо — врал напропалую. Впрочем, в наше время это назвали бы метаиронией...
С замечательным архитектором, сценографом, графиком и живописцем Шехтелем господин Рувер был к тому моменту знаком уже не первый год. А год эдак седьмой, или даже восьмой. Точнее Вам смогут сказать профессиональные биографы Антона Павловича Чехова. Почему Чехова? Потому что под псевдонимом «Рувер» в журнале «Осколки» публиковался именно он. Опасаясь обвинений в панибратстве и непрофессионализме, будущий классик русской литературы не стал хвалить творения своего друга. Пожалуй, зря. Рисунки с празднества в честь коронации императора Александра III были весьма хороши.
Вы дорогой читатель, точно знакомы как минимум с одним творением Фёдора Осиповича. Эскиз, выполненный его рукою, сегодня является символом театральной жизни столицы. Именно этот образ подарил своё имя легендарному спектаклю, положившему начало самобытной русской школе сценического искусства. Спектаклю, с которого началось триумфальному шествию системы Станиславского по всему земному шару.
Возможно, Вы уже догадались, о каком именно образе идёт речь. Возможно —нет. В любом случае, позвольте нам не торопить события, и сохранить интригу до конца рассказа. Ибо он, этот самый рассказ, был бы неполон без упоминания о драматичном случае, приключившемся с другим русским живописцем. В судьбе которого — вот же совпадение! — также принял участие Антон Павлович Чехов.
Характер Исаака Левитана был полон противоречий. Склонный к приступам жесточайшей хандры, подверженный периодам долгой меланхолии, он был необычайно романтичен и, как следствие, влюбчив. Его роман с Софьей Кувшинниковой был на удивление долгим, хоть и не беспрерывным. А сама Софья Петровна удостоилась сомнительной чести вдохновить Чехова на создание рассказа «Попрыгунья», где госпоже Кувшинниковой отводилась роль главной героини. Пусть и под другим именем и фамилией.
Сказать, что Левитан тогда обиделся на своего давнего друга — значит не сказать ничего. Но время шло, новая тяжелая депрессия Исаака Ильича едва не завела его на тот свет, и перепуганная поведением художника Софья Петровна отправила Антону Павловичу слёзную весточку, прося поскорее прибыть в имение Ушаковых. Что тот и сделал.
По прибытии в имение Чехов стал свидетелем очередной неприятной истории, случившейся во время прогулки влюблённых по берегу реки. Поддавшись внезапному импульсу, прямо на глазах у своей возлюбленной, Левитан застрелил из охотничьего ружья кружившую над рекой чайку. Несчастная птица упала на прибрежный песок в непосредственной близости от гуляющих. Бессмысленная жестокость привела даму в сильнейшее расстройство. Художник тут же раскаялся в содеянном и клятвенно пообещал ей более не устраивать ничего подобного. Со временем инцидент был забыт обоими участниками, но отчего-то накрепко отпечатался в памяти его свидетеля, Антона Чехова. Судя по всему, именно это происшествие на берегах реки Мологи в конце концов легло в основу сюжета пьесы «Чайка».
Спектакль поразил Фёдора Осиповича Шехтеля в самое сердце. Он и прежде знал эту историю из уст своего друга-драматурга, но именно театральная версия событий вдохновила мастера на создание многочисленных эскизов, иллюстрирующих данное произведение. Один из этих рисунков спустя годы и стал прототипом изображения парящей чайки, поныне украшающей кулисы московского МХТ имени А. П. Чехова.
Более того: Шехтель собственноручно спроектировал и разработал масштабный механизм, позволяющий сцене театра вращаться, а также воплотил остроумное дизайнерское решение для хранения и быстрого развёртывания кулис и декораций. Но это уже совсем другая история.
Автор: Лёля Городная