Часто приходится затрагивать вопрос различий в мировоззрении и морали русских и западноевропейцев. Антропология идентичная, языки из общей ИЕ-группы, а все остальное – полюса. Гипотезы этого явления существуют, но большинство из них глупые, хоть и научные. Ближе всех к разгадке приблизился Анатолий Клесов с его ДНК-генеалогией. Но и его наука, указывающая на разную историю братских родов R1a и R1b, не объясняет столь разительные и устойчивые качественные различия их представителей.
С этой точки зрения полезно обратиться к одной теории советских времен. Ее автор Борис Федорович Поршнев, историк, социолог, философ, профессор, доктор наук. Сегодня его приписывают к маргинальному крылу криптозоологов, то есть псевдоученых, выдумывающих и описывающих несуществующие виды животных. Так вот Поршнев сумел «выдумать и описать» действительно нечто, что другим не удавалось, хотя и хотелось – промежуточное звено в эволюционной теории между обезьяной и человеком. Всем ученым-эволюционистам вскочить бы и аплодировать, но нет. Не тот ученый и не в той стране.
Сразу скажу, мне как человеку, далекому от дарвиновской теории, весь биологизм эволюционной науки представляется надуманным и ошибочным. Но это не отменяет того факта, что Поршнев совершил в ней научный переворот и нашел научное решение давней научной проблемы.
Не стану подробно излагать эту теорию. Для этого у меня не хватит чисто биологических знаний. Перескажу лишь ее суть, которая как раз интересна как возможно объясняющая различия между эрбинами и ариями.
Итак, как известно, одним из древних предков человека считается неандерталец, которого в советской науке было принято называть палеоантропом. Примерно 150 тыс. лет назад он сформировался, а к концу палеолита вымер. Вымер в результате конкуренции с т.н. неоантропами кроманьонцами, прямыми предками человека разумного. Так считает наука.
Теория Поршнева гласит, что палеоантропы по своей пищевой специализации были падальщиками, то есть питались мясом падших животных, которых в те сложные климатические времена было великое множество. Такая специализация позволяла данному виду и не вступать в серьезную конкуренцию за пищу, и быть биологически не заметными для окружавших их хищников. Прямохождение и отсутствие плотной шкуры не давало виду ни малейших шансов выиграть конкуренцию за другие пищевые ниши.
Если людям с тонкой душевной организацией от подобной специализации станет дурно, им следует вглядеться в зеркало. И коли там не врожденный вегетарианец, то точно такой же падальщик, только более «цивилизованный», умеющий готовить на огне. Кстати, неоантропы тоже научились обрабатывать мясо на огне, как и мы с вами. Данные процесс, как и обучение пользоваться огне, в книге подробно описан.
Резкое похолодание и обрушившиеся на землю климатические катаклизмы резко уменьшили общее число животных. Тотальный голод быстро сокращал виды и сужал пищевые ниши. Перед палеоантропами ребром встал вопрос выживания, и они осуществили пищевой переход, на первый взгляд странный, но в природе постоянно встречающийся (чему у Поршнева приводится масса примеров). Переход заключался в том, что теперь пищей для неандертальцев стали падшие представители близкородственных неоантропов. Такой ход выводил их из конкуренции с другими видами падальщиков в прежней нише.
Продолжением своеобразной эволюции стал каннибализм, так как выискивать кладбища неоантропов было затруднительно, да и пища оказывалась неподобающего качества. А вот «свежеубитые» представители целевого вида легко отслеживались и легко же добывались. Более того, такая охота не таила никакой опасности для охотников, так как у самих неоантропов было биологическое табу на убийство «братьев». Появившиеся в то время орудия убийства по своему типу совершенно не подходили для убийства животных, но прекрасно – для убийства себе подобных.
Расселение человека по миру объясняется этой теорией как раз тем, что неоантропы убегали с совместных территорий, а палеоантропы их преследовали, расселяясь вслед за ними.
В конце концов, когда численность обоих видов стала велика, началось их сближение и смешивание.
Проявление жестокости и каннибализма в более поздние и уже современные эпохи являются неизжитым человеческим атавизмом тех палеолитических времен.
Жестокие войны, геноцид, колониализм, бездушность к чужим страданиям – разве в этом не просматривается палеолитический исток, показанный Поршневым? И еще интересный вопрос: в равной ли степени атавистические человеческие особи распределены по народам, населяющим нашу землю, или где-то они встречаются чаще?
PS. Судьба книги Поршнева «О начале человеческой истории» весьма любопытна. Она по плану должна была выйти в 1972 году в издательстве «Мысль». За год до срока автор представил туда рукопись в объеме 35 печатных листов, превышающем запланированные 27. Автору пришлось сокращать работу. Она была передана в типографию. На стадии сверки, соответствующей установленному порядку, у главного редактора редакции социально-экономической литературы возникли вопросы, так как под удар ставилась марксистская трактовка происхождения человека. Он потребовал обсуждения работы в Академии общественных наук при ЦК КПСС. Пока оно шло, в типографии случайно рассыпали готовый набор. От удара, вызванного этой случайностью, автор умер. В 1974 году книга выйдет в сильно урезанном варианте, но автор ее уже не увидит. Она мгновенно исчезнет с прилавков магазинов и выйдет в полном объеме уже в 21 веке.
Случайно ли рассыпали набор или нет, можно только гадать. Однако если на данный факт взглянуть с философских и морально-нравственных позиций, то я бы позволил себе такой вывод:
Эволюционная наука взглянула в лицо своему самому гениальному порождению и пришла в ужас.