Рок-бард, поэт из Бурятии Игорь Общих - о встрече с Башлачёвым.
Интервьюер – Павел Зайцев.
Примечательно, что в столице Бурятии живёт человек, который слушал гения в комнате студенческого общежития. Зовут его Игорь Общих. Сейчас он работает в ОАО «Улан-Удэнский авиационный завод», исполняет авторские песни.
1. Законный представитель власти
– Игорь, расскажите, пожалуйста, с чего началось Ваше знакомство с Александром Башлачёвым.
– Моя встреча с ним произошла в середине весны 83-го года в одном из студенческих общежитий «плехи». (Тогда – Московский институт народного хозяйства им Плеханова, сейчас – Российский экономический университет).
30 лет назад можно было ночью шагать по столичным улицам в любом районе. Милиционеры стоило нам, штатским, обратиться к ним с вопросом, брали под козырёк. Было ощущение полной свободы.
– Так уж прямо и полной?
– На вахтах общежитий, конечно, соблюдался режим. Зато рядом висели пожарные лестницы, по которым при сноровке – на любой этаж. А в тот воскресный день я приехал часа в 2 дня. Погода была мерзкая. Только 2 апреля грянула весна, как операция «Багратион». Днём вход был свободный. Мой друг (год, как покойный, к сожалению) Рустам из Дубны, жил в общежитии МИНХа, у м. «Павелецкая». Я приехал туда с гитарой, нашёл Рустама. Пока я его искал, благая весть о моём появлении разнеслась по знакомым, среди которых был армянин Завен, аварец Гасан, ещё какие-то кавказцы. Когда они нас нашли, распевающих песни группы «Воскресенье», разумеется, то тут же привели некоего среднего роста парня, причём чувствовалась какая-то почтительность с их стороны к нему и снисходительность его к ним. А они-таки здоровые были ребята.
– И неужели это был он?
– Да. Саша, так он нам представился, развалившись вальяжно на стуле, стал благосклонно слушать и подпевать. Постепенно, разговаривая между песнями, мы узнали, что он на гитаре играет, но разбил руку во время чужой ему драки в каком-то другом окрестном общежитии (они шестиэтажные по Москве стояли рядами на «Соколе», «Стромынке», ещё много где). За это был схвачен ОКОДовцами, передан милиции. В то общежитие он был заманен некими девами, которые во время боя слиняли, и больше он их не видел. А видел дежурное отделение и обезьянник. Наутро, видимо, его интеллигентность и обаяние убедили стражей забрать у него паспорт, вручив взамен пачку повесток в военкомат. Так что здесь он был законным представителем власти, из чего непринуждённо извлёк всё положенное: коньяк, хорошую еду. Те, кого «нэ била дома, да», проставились – получился неплохой фуршет. Были ещё обещаны девушки. Ребята, видимо, и ушли решать вопрос.
2. «Мы уже были на одной волне»
– Что ещё он рассказал тогда о себе?
– Сам он из Череповца, но учился на журналиста в Свердловске. Я так и думал потом целый год, что Череповец – где-то на Урале. Малоизвестный был город. Как Улан-Удэ, примерно. Говорил с ним Рустам, в основном. Будучи из интеллигентной башкирской семьи, он умел расположить к себе людей. Даже таких головорезов, какие привели Сашу. Тут я, поняв, что парень свой, решился спеть первые свои, недавно сочинённые здесь же ночью, песни. Саша спросил: «Можешь просто чего-нибудь играть, а я стихи прочту?» «Начинай читать, а я ритм поймаю, встроюсь» – ответил я ему. (Барабанщиком я был в нашем кафе «Сибирь»; сейчас в том здании – «Абсолют» по ул. Гастелло).
Саша призакрыл глаза и начал нараспев звучным голосом читать стихи. Это было нечто. Я никогда до этого такого не слышал, Рустам – тоже. Такого, в смысле подачи и темы. А я, кстати, никогда до этого такой музыки не играл и после тоже. И вспомнить пытался потом. Жаль, не было хоть какого кассетника. Да кто ж знал-то? Что вот приведут индуистского бога (так он держался), и он будет вещать. Пока я в перерыве наигрывал родившуюся тему, Рустам о чём-то оживлённо говорил с Сашей. Рустам много стихов знал, Блока любил, конечно. Тут Саша, ей-богу, величественно поднял ладонь и мягко, но непреклонно сказал: «Играй». И я стал играть, а он — говорить. Оказалось, что я играю именно то, что подобало этому стиху. Мы уже были на одной волне. Стихи опять были длинные. Рустам смотрел на Сашу очень дружелюбно. Мы были братья в этот момент. Вот, казалось бы, парень с явной безуминкой во взгляде, усмехающийся иногда этак недобро, особенно, когда Рустам задал традиционный тогда вопрос о военной кафедре. Они об этом поговорили. А я сижу себе, играю. И не лезу больше со своими виршами. Третье стихотворение не прочлось. Дверь открылась у меня за спиной. Я не оборачивался. Саша встал и вышел. Больше мы его не видели. Разумеется, обещанные девушки были приоритетнее. Мы покинули комнату, принадлежавшую каким-то девушкам, которые ни разу не появились. Рустам высоко оценил и стихи, и мою игру.
3. Признание и забвение
– Через короткое время «индуистский бог» стал популярным в советской рок-орбите с лёгкой руки Пугачёвой, Булата Окуджавы, Андрея Вознесенского и Роберта Рождественского. Речь не о промоушене по блату, а о восторге выше названных. Рок-музыкант среди поэтов и поэт среди рок-музыкантов.
– Когда я стал плотно общаться с Батуриным Володей (группа «Империя Снегов»), первое, что он рассказал, было о годах срочной службы в армии на одном корабле с участником группы «Рок-Сентябрь» (Для «Рок-Сентября» Башлачёв начал писать тексты песен – авт.). Васин его фамилия, если не ошибаюсь. Вот на кого надо выйти. Почему-то нигде нет информации от людей, имевших дело с первыми опытами Башлачёва. А всё от людей, которые приобщили Сашу к масс-медиа и бросили его вдруг, когда «стало можно» информировать обо всей рок-музыке. Просто затух к нему интерес. Гремели «Кино», «АлисА» да весь ЛенРокКлуб. Другое дело: «Кто кончил жизнь трагически». Строчки из моей песни:
Павший герой становится брендом ходким:
Спорить не будет. Можно легко продать ...
– Причина сведения счетов с жизнью в случае с Башлачёвым очевидна: прозябание на фоне высокой оценки признанных поэтов и коллег по музыкальной стезе.
– Последний квартирник — за три дня до гибели. А было ли что поесть эти три последних дня? А как, собственно, квартирник прошёл? Ведь люди-то собрались, вроде, мыслящие. И — никто ни о чём... Делитесь воспоминаниями, ведь вы были на ПОСЛЕДНЕМ квартирнике СашБаша! Только закалённые шоу-бизом всяческие Кинчевы бодро рапортуют: «Да, был крут! Почти, как мы!» А люди не настолько медийные не рвутся к журналистам, что странно. Не таков столичный тренд.
– Как Вы узнали об утрате для рока и литературы?
– Из радиопередачи по проводному радио перед отключением в половине двенадцатого ночи. Александр Градский на правах ведущего сообщил: «Вчера покончил с собой, выбросившись из окна...». И через минуту — Гимн СССР. Достойная, в принципе, эпитафия. Только потом, постепенно, прочитав книгу «Янка» с фото в ней СашБаша, историей их отношений и похожим финалом жизни Янки, сочинил вот что:
Янка, иди на бережок,
Там — хорошо!
Кто-то летит —
Не может быть —
Сам Башлачёв!
Всё же нашёл,
Лукавый чёрт...
На посошок!
Солнцем плеснёт
Прямо в лицо,
И — никого.
Янка летит,
Но только вниз...
А там — вода.
А за водой,
Где ты, постой!
Манит: сюда!
И — заманил,
Нет больше сил,
Вот же беда!
Не подсобил,
А подсадил.
Да, господа!
Сам — улетел,
Не захотел
Ползать и лгать.
Янку одну
Тянет ко дну!
В «Гр.Об.», твою мать!
Ну, кто ещё?
Ничтожище!
Хочет летать?!
Вот это — кайф!
Бешеный драйв!
Но... Не догнать...
Если бы Башлачев был жив сегодня, то что бы вы сказали ему при встрече через 30 с лишним лет?
- Встреча бы не состоялась. Саша был бы просто недосягаем.
Интервьюер - Павел Зайцев, "Молодежь Бурятии" от 27.01.16
