— Что же ты наделала, маленькая моя! Что же ты натворила! — я изо всех сил прижимал к груди свою дочь, ожидая приезда скорой помощи.
— Папа, я без него жить не хочу, — в очередной раз прошептала Настя.
«Да, знаю я!», — хотелось прокричать мне. И если бы Макс был жив, я бы придушил его собственными руками, за то, что он причинил такую боль моей дочери. Но Макс погиб этой осенью, угодив на своем мотоцикле под колеса большегруза. Я по тихому радовался тому, что Максим ехал на мотоцикле один и что моей дочери не было рядом с ним. Но сама Настя как раз жалела именно об этом. С момента гибели Максима, Настя только и говорила, что хочет уйти вслед за ним.
Не помогали никакие психологи, ни уговоры, ни обещания, что рана заживет и затянется. Ни даже угрозы, потому что я, не в силах наблюдать за ее страданиями, обещал посадить дочь под замок, пока не одумается. Сегодня Настя попыталась уйти... Хорошо, что я забыл дома важные документы и, вернувшись за ними, обнаружил ужасную картину.
Я знал, что такое первая любовь, мне самому однажды удалось испытать такое чувство. И, пожалуй, случись с той девушкой, в которую я был до одури влюблен в юности, подобная беда, я и сам бы вел себя также как моя дочь сейчас. Но то я. Взрослый мужик, или даже молодой парень, каким был когда-то. Все равно, не важно. А вот моя дочь! Моя Настенька, свет в моем окне и вообще смысл моей жизни! Она не могла, не должна была страдать. Ее боль для меня была настолько же мучительной, как если бы мне ежедневно пилили тело ржавой пилой.
— Не думай об этом, Настеныш. Потерпи, умоляю!
Настя потеряла сознание, и я завопил во все горло:
— Да где же эти врачи?!
В тот же миг послышались звуки сирены и я, наконец, передал дочь в руки профессионалов.
Более часа я провел в больничном коридоре, глядя в стену, на которой висел план эвакуации. Схема уже врезалась в мой мозг настолько, что я мог воспроизвести каждую ее черточку. Еще в юности я приобрел привычку — в самых сложных ситуациях переключать свое внимание. Останавливать взор на каком-либо предмете, что бы позволить мыслям течь неспешно. Мое сознание в тот момент находилось как бы в вязком плену и не могло думать о насущных проблемах. Естественно это происходило в те моменты, когда от меня самого ничего не зависело и оставалось только ждать.
— Кто с Богдановой? — из кабинета, наконец, вышла врач. Увидев ее, я потряс головой, как бы пытаясь прогнать видение и сомневаясь в реальности происходящего. Вера моя первая любовь, о которой я, как нарочно, вспоминал совсем недавно, смотрела на меня своими серыми глазами, ожидая ответа.
— Я, — с трудом выдавил я одно слово, одновременно поднявшись со скамейки.
— Ничуть не сомневалась, — я понял, что Вера тоже узнала меня. — Настя уже в порядке. Ей больше ничего не угрожает, но пока оставим ее в стационаре. Надеюсь обеспечить ей лучший надзор, чем дома.
Вера повернулась на каблуках и пошла по коридору, а я так и остался стоять, то открывая, то закрывая рот. Словно окунь, вытащенный на берег.
Наверное, нужно сделать отступление и вкратце рассказать мою жизнь. Итак, я родился и вырос в семье военных. Вернее это мой папа был военным, а мама была просто его женой, что в принципе, достойно любого самого высокого звания. Наша семья кочевала по разным городам, и я уже свыкся с тем фактом, что раз в пару лет я иду в новую школу. Тот год был, конечно, особенным. Потому что это был последний учебный год перед выпускными экзаменами и именно тогда я встретил Веру. Вера тоже, как и я была новенькой в классе. Возможно, поначалу именно это нас и объединило, но уже спустя несколько дней я лично почувствовал в ней родную душу. Ни к кому ранее я не испытывал такого. Пожалуй, даже к своей родной маме, которую я просто боготворил, мое отношение было несколько иное. Вера будто видела меня насквозь, я даже боялся при ней думать, о чем либо. А с учетом того, что в моих жилах кипела молодая кровь, не думать ни о чем в присутствии Веры, было ох как не просто.
Пожалуй, последний год обучения в школе стал самым счастливым временем в моей жизни, не считая рождения дочери потом, конечно. Вера помогла мне с блеском сдать экзамены, и мы уже строили радужные планы о том, как поступим в один институт, снимем квартиру и будем всегда вместе. Но только тут внезапно мой отец решил покинуть воинскую службу и поселиться в южной части страны. Оказывается, он всегда мечтал на старости лет пожить у моря. Отец категорически отказался оставлять меня в этом городе и договорился о моем поступлении в учебное заведение расположенное там, куда должно было отправиться наше семейство. Выбор у меня был невелик, либо поступать на вечернее и пойти работать, чтобы оплачивать квартиру и все остальное, либо подчиниться воле родителя. Подчиняться я естественно не собирался и уже даже начал подыскивать работу. Мне даже предложили место на стройке, молодые мускулистые руки нужны везде, но Вера категорично сказала:
— Нет! Я хочу видеть рядом с собой успешного перспективного юношу, — сказала Вера и добавила, что пять лет разлуки ничего не значат.
Я взвился. Для меня пять лет разлуки значили все! Я спал и видел, как вскоре смогу обнимать ночами свою девушку. А теперь что? Мне еще пять лет обнимать подушку в своей спальне?
— Ты просто меня не любишь! — прокричал я, сжимая от обиды кулаки. А Вера, как обычно, видела меня насквозь и лишь печально улыбалась, глядя на меня своими серыми глазами.
Только спустя годы я понял, что Вера не хотела, чтобы я калечил свою жизнь, ради нее. Мы были еще слишком молоды, чтобы играть в семейную жизнь. И мне, конечно, нужно было послушаться ее и потерпеть эти пять лет, но я сделал все по-своему. Назло отцу я поступил в обычное училище и, с горем пополам окончив его, пошел работать обычным автослесарем. О Вере я ничего не желал слышать и в большей степени от обиды вскоре женился.
Мой первый брак просуществовал два года. Это, конечно, было то еще зрелище. Мы просто постоянно орали друг на друга, честно, даже в постели. Когда, в конце концов, развелись, я еще много лет сторонился женщин, все они казались мне истеричками с мозгами набекрень.
Зато у меня появилась куча времени для того, чтобы взяться, наконец, за ум и стать тем самым успешным и перспективным юношей, которого хотела видеть рядом с собой Вера. Я поступил на экономический. Постепенно делая первые шаги в развитии своего бизнеса, я к тридцати пяти годам стал довольно успешным и возможно все еще даже перспективным. Моя будущая жена была обо мне именно такого мнения.
Алла работала моделью и знала толк в перспективах. Когда мы поженились, она еще долгое время не соглашалась родить мне ребенка, объясняя свое нежелание тем, что после родов ее тело изменится и будет менее востребовано. Лишь когда ее тело само по себе перестало вызывать интерес публики, Алла решилась родить. Но и во время беременности она все еще участвовала в съемках, так что наша Настенька еще, будучи в утробе матери, стала звездой.
Когда Насте исполнилось тринадцать лет, ее мама встретила другого мужчину. Наши отношения на тот момент настолько разладились, что я можно сказать с облегчением вздохнул, узнав об этом. Прямо вот, Алла с возу, и нашим легче! Новый избранник моей жены был шведом, и бывшая супруга собралась покинуть страну вслед за ним. Я с замиранием сердца ждал, что скажет наша дочь, по этому поводу. Но Настеныш не подвела. «Я останусь с папой!», — сказал ребенок. И правильно, если ты всю свою жизнь провела с папой, то какой может быть еще разговор.
Так мы с дочкой стали жить своей жизнью, и все у нас было хорошо, пока не появился Максим. Лично против него я ничего не имел. Но кто бы знал, как сложно отцу, самостоятельно вырастившему дочь, мириться с таким положением дел. Каждый раз, когда Настя уходила гулять с Максимом, я то и дело глядел, то на часы, то в окно. И ровно в назначенный час стоял у двери, ожидая своего ребенка. Настя никогда не опаздывала, и ее парень был пунктуален. Пожалуй, для молодой, влюбленной пары, они вели себя даже слишком примерно. У меня были претензии только к транспорту, на котором ездил Макс и я даже планировал подарить ему на день рождения машину. Конечно не из-за того, что я такой щедрый будущий тесть. Я просто очень люблю свою дочь.
Я, наконец, вышел из ступора, в который повергло меня появление Веры и бросился вслед за ней.
— Вера, постой! Что с Настей? Как она? Прошу, Вера помоги ей, спаси ее! Умоляю тебя!
Хорошо, хоть не добавил: «Ради нашей любви!», а ведь на языке крутилось. Боюсь, после подобного заявления моя бывшая любовь отвела бы меня к психиатру.
Вера, по всей видимости, поняла, в каком состоянии я нахожусь и, снисходительно глядя на меня, сказала:
— Я же уже все объяснила. С девочкой все в порядке. Ты вовремя вызвал скорую. Но все равно, нужно лучше следить за ребенком. Как ты допустил такое?
— Да, да, это я во всем виноват! Я плохой отец! Я не смог справиться с ее горем! Помоги мне, Вера! Я совершенно не понимаю, что мне делать!
Я вцепился в ее руку, и чуть было не упал на колени. Горечь последних дней вылилась в истерику. Видимо, встретив единственного сейчас для меня близкого человека, я совершенно вышел из себя.
— Я попрошу дать тебе успокоительное, — сказала Вера.
— Не нужно мне успокоительное. Мне нужна помощь. Ты же врач, Вера! Тогда подскажи, как люди справляются со смертью близких?
— У вас кто-то умер?
— Да. Погиб парень моей дочери и теперь она хочет уйти вслед за ним. Но я не переживу, если с Настей что-то случится!
— Пойдем со мной.
Вера привела меня в свой кабинет и закрыла дверь.
— Я тоже, когда-то давно пыталась свести счеты с жизнью.
— Ты? Но, из-за чего?
— Тоже из-за потери любви, — отмахнулась Вера. — Так вот, мне помогло тогда только одно средство, я сумела переключить свое внимание. Я начала с остервенением учиться и, если бы не моя внутренняя боль, вряд ли бы я смогла достигнуть хоть каких-то результатов. Чем Настя занимается по жизни?
— Она только что поступила в институт. Настя увлекается живописью, не знаю от кого у нее этот дар, но она отлично рисует.
— Вот это замечательно!
— Ничего не выйдет, я пробовал. Даже покупал ей какие-то там новые приспособления, о которых она говорила прежде.
— Я поговорю с ней, как только Настя немного оклемается. Оставь ее пока в клинике, так, правда, безопаснее.
— Спасибо тебе, Вера! — я потихоньку начал осознавать, что Вера сегодня спасла жизнь моей дочери. — Извини, я даже не спросил, как у тебя дела. Как ты живешь? Давно ты стала врачом?
Вера исподлобья посмотрела на меня.
— Все хорошо у меня. Любимая работа. Благодарные пациенты. Все хорошо.
— Я очень рад тебя видеть, — я говорил правду. Присутствие Веры отчего-то успокаивало меня. Как будто она волшебным образом стирала все мои тревоги. Я понял, что улыбаюсь, глядя на нее, а я уже очень давно не улыбался, если не брать в расчет наигранную веселость, когда я пытался растормошить свою дочь.
Самое сложное было согласиться с планом Веры. Она попросила меня пока не появляться в палате дочери.
— Твое присутствие будет напоминать ей о случившемся. Пусть Настя немного отдохнет от прежней жизни, ей сейчас нужно переключиться.
Я долго не соглашался на это. Мне казалось, что я как раз нужен дочери, Настя может воспринять мое отсутствие так, будто я ее бросил. Но Вера была непреклонна.
Через некоторое время Вера попросила принести Насте все, что требуется для рисования, и я приволок в больницу все, что было дома. Пусть хоть сделают из больничной палаты студию, лишь бы моя дочь скорее оправилась. Вскоре Вера уже показывала мне рисунки Насти. На мой взгляд, полотна были просто ужасающими, но Вера пояснила, что так Настя выплескивает свою боль. Ладно, надеюсь, когда вся боль выйдет, дочь начнет рисовать георгины и бабочек, а не эти ужасные фиолетовые пятна.
Через три недели Настя, наконец, захотела увидеть меня. Я летел в палату как на крыльях, но дочь сообщила, что хочет пока пожить у Веры.
— Как это?
— Папа, я знаю, что вы с Верой учились вместе, так что она не чужой мне человек. К тому же я решила вернуться в институт, а Вера живет совсем рядом. Папа, пойми, мне нужно время, чтобы научиться жить заново. Я пока не могу вернуться домой, там все напоминает о времени, пока Макс еще был жив. У Веры большая квартира. Если хочешь, можешь предложить ей плату за комнату для меня, но я уверена, Вера не возьмет от тебя деньги.
Вера деньги не взяла и к тому же попросила, чтобы я не особо рассчитывал на частые визиты в ее квартиру.
— Что же мне теперь, совсем не видеть дочь?
— Она сама позовет тебя, как только начнет справляться со своим горем.
— Ну, спасибо, конечно! Дочь вернули, но не совсем, так что ли получается? И что мне теперь делать предлагаешь? Сидеть возле окошечка и ждать?
— А ты бы предпочел и дальше переживать, думая о том, не выпрыгнула ли Настя из этого самого окна?
— Нет, — пробурчал я, понимая, что она права. Потом мне на ум пришла одна мысль, и я спросил, — А ты всех, спасенных пациентов селишь в своей квартире? Отчего вдруг такая участливость?
Щеки Веры покраснели.
— Просто мы сдружились с Настей за то время, что она провела в стационаре. И да, мне не безразлична судьба, спасенной мною девочки!
Вера скрестила на груди руки, давая понять, что разговор окончен.
Никогда я еще не находился в подобной ситуации. У меня словно отобрали руль и пересадили на пассажирское сиденье. Сиди, мол, и смотри по сторонам, пока мы не доберемся до пункта назначения. Но я не умел быть пассажиром, я привык управлять своей судьбой. Промаявшись дней десять, когда Настя лишь изредка отвечала на мои звонки и говорила что у нее все в порядке, я понял, что скоро сойду с ума. Тогда я решил пригласить Веру в ресторан. Я знал, что она на данный момент не замужем, выведал эту информацию у дочери. Но Вера отказалась со мной поужинать. Я никак не мог найти способ подобраться к ним и стал просто сидеть вечерами во дворе дома Веры. Мне хотелось быть рядом с ними, во что бы то ни стало.
Где-то на пятый вечер дверь в подъезд распахнулась и оттуда вышла Вера. Она быстрыми шагами направилась ко мне и сказала:
— Поднимайся, замерзнешь.
— Что? Меня пустили во святая святых? Неужели моя скрюченная фигурка во дворе смотрелась настолько жалко, что госпожа смилостивилась?
— Кончай паясничать, а то передумаю.
Я заткнулся и пошел следом за Верой.
— Тише, Настя рисует, — на пороге предупредила меня Вера.
Мы прошли на кухню, и Вера вручила мне кружку с горячим чаем.
— Расскажи о своей жизни, — попросила она, присаживаясь за стол.
Я сел напротив и вкратце обрисовал ей свою незатейливую судьбу. Вера слушала очень внимательно, ловя каждое мое слово.
— Почему тебя вдруг заинтересовала моя жизнь? Считаешь, причины поведения Насти кроются в моих семейных проблемах.
— Отчасти, да. Но я спросила не из-за этого.
— А из-за чего.
— Дело в том, что Настя заставила меня рассказать ей мою жизнь и сделала определенные выводы.
— Какие выводы?
— Она решила, что мы с тобой до сих пор любим друг друга.
Мое сердце подпрыгнуло как волейбольный мяч в руках Бруно Резенде. Я смотрел на Веру, стараясь понять, что чувствует она в этот момент? Сам я ощущал все, то же жгучее желание обнять ее и прижать к своей груди. Оно, это желание никогда не пропадало. Всегда было при мне, даже, когда я ставил подпись в загсе на двух своих свадьбах. То есть Вера всегда стояла для меня на некоем пьедестале, тогда как остальные женщины в моей жизни были обычными земными существами.
— Моя дочь всегда хорошо чувствовала меня, — проговорил я, не отрывая глаз от ее лица.
Вера казалась невозмутимой, но на ее щеках появился легкий румянец.
— Почему ты сдался тогда? — еле слышно спросила Вера.
— Я убедил себя, что не нужен тебе. Посчитал, что ты просто хотела от меня избавиться. Потом с годами понял, что ты была гораздо взрослее меня. Знала наперед, что любовь не измеряется годами.
— Не измеряется. Я это испытала на себе.
По щеке Веры потекла слеза. Я подошел к ней и, наконец, притянув к себе, обнял.
— Не может же быть, что ты меня до сих пор любишь? — уткнувшись в ее волосы, спросил я.
— У меня не получилось полюбить кого-то другого. Я всю жизнь любила только тебя.
— Постой, — я посмотрел Вере в глаза, — А парень, из-за которого ты чуть не лишила себя жизни?
Вера смотрела на меня своими огромными серыми глазами и ничего не отвечала.
— О, Боже! — воскликнул я, снова прижимая ее к себе.
— Ну, вот, закончила, — в дверях появилась улыбающаяся Настя. Она повернула к нам полотно и, увидев ее рисунок, мы с Верой переглянулись. На картине были изображены юноша и девушка, лицом друг к другу. Они обнимались, стоя на берегу озера. Я понял, что Настя рисовала по фото, снимок был сделан давно одним из наших одноклассников во время вылазки на природу и видимо до сих пор хранился у Веры.
С того дня, когда мы с растерянными лицами стояли на кухне в квартире Веры, еще не смея осознать, что произошло, прошло уже семь лет. Каждый год в день гибели Максима мы приходили на его могилу. Сначала втроем, я, Вера и Настя. Затем уже вместе с Аленкой, сестрой Насти, нашей с Верой дочерью. А позже наш состав еще увеличился. Сегодня рядом с моей дочерью стоял ее муж, тоже художник. Глядя на них, я понимал, что Настя, наконец, простила себя за то, что не ушла вслед за Максимом. Вера, как всегда, оказалась права. Когда Настя занялась любимым делом, ее боль постепенно переросла в нежную печаль и, в конце концов, она даже позволила себе быть счастливой.
Интересная штука жизнь. Она порой выстраивает такие замысловатые ступени, что восходя по ним, мы даже не подозреваем, какой приз нас ожидает в конце. Я теперь точно знаю, что как бы ни было плохо, нужно все равно двигаться вперед. Ведь там за поворотом, обязательно выглянет солнце. И можно встретить ту самую свою последнюю любовь, а вместе с ней и новое счастье.
Автор Светлана Юферева