Глеб мчался по лесу. Мокрые ветви хлестали его по лицу. Тяжёлые капли срывались с деревьев и падали за шиворот. В посвежевшем воздухе остро пахло дождём, травами и влажной землёй. Протяжно и громко вздохнула сова. Затрещали сухие ветки. Парень не замечал ничего. Он словно оглох и ослеп от обуревающих его мыслей, которые скакали беспорядочно, как блохи: "Как смотреть в глаза Антону, помня его жуткое превращение в медведя? Справится ли он сейчас? Что если стая волков растерзает его?“ Глеб задохнулся от схватившего за горло ужаса, споткнулся о корень здорового дуба и упал на колени, перепачкавшись в грязи раскисшей от дождя тропинки.
Встал на дрожащих ногах, вытирая руки о джинсы. Прижался к могучему стволу.
Прислонился щекой к прохладной и шершавой коре, закрыв глаза. Глубоко вздохнул и выдохнул, с силой выталкивая из себя воздух. Он никак не мог выдавить из своей души хотя бы каплю неприязни. Сквозь звериные черты проглядывал облик близкого человека. Забавная неуклюжесть. Смешинка, пляшущая в глубине чёрных глаз - Глеба всегда удивляла его способность веселиться даже в самые тухлые, неудачные дни. Как будто внутри него жил смех и время от времени безудержно прорывался наружу. Готовность броситься на выручку по первому зову. Вот и сейчас он не побоялся выступить в защиту друга против целой стаи оборотней.
В глазах предательски защипало. Глеб отлепился от дерева. Расправил плечи и несколько раз громко произнёс, тщательно выговаривая каждое слово: "Антоха сильный. Он справится". Звук собственного голоса придал уверенности. Глеб поклялся себе навестить друга, как только всё закончится. Достал из кармана дудочку и побежал, поглядывая на светящийся циферблат часов.
Волны паники накрывали с головой и подгоняли вперёд:
- Ну что я буду делать там на кладбище? Я понятия не имею, как помочь Лукерье снять заклятье.
В ответ дудочка слегка нагрелась. Глеб вздохнул:
- Я так и не научился понимать тебя. Какой от меня будет толк?
Дудочка слегка обожгла ладонь и остыла. "Подожди, не обижайся. Я постараюсь тебя понять. Поверь, мне сейчас очень непросто" - произнёс Глеб, не понимая, то ли он сошёл с ума, то ли артефакт действительно с ним разговаривает.
Он мысленно прокрутил в голове последние события и едва снова не запнулся от внезапной догадки. Каждый раз перед встречей с нечистью артефакт начинал вибрировать. И чем больше было нечисти, тем сильнее.
- Подожди, ты предупреждала меня об опасности?
Дудочка снова одарила его теплом.
— А как же Лукерья. Почему ты в её присутствии молчала? Она же ведьма. Ты знала, что она раскаялась и больше не причинит никому вреда?
Артефакт тут же откликнулся ласковым прикосновением.
Глеб почувствовал, что тиски страха разжались. На душе стало так легко и радостно, что захотелось смеяться. Губы растянулись в широкой улыбке. Он не один. Глеб знал, что артефакт откликается ответной радостью, и не задавал себе вопроса, откуда у него это знание. Боялся, что холодная логика разрушит хрупкое ощущение поддержки и собственной силы.
Так он и подошёл к воротам кладбища, улыбаясь, как чеширский кот, и сжимая в руках дудочку. Лукерья чёрной тенью скользнула к нему. Широко распахнутые глаза горели на белом, осунувшемся лице:
- Где Аглая?
Улыбка на лице Глеба погасла. Он вспомнил Аглаю, рыдающую над окровавленным телом вампирши, содрогнулся и побледнел. Лукерья пристально посмотрела ему в лицо и удовлетворённо пробрмотала:
- Значит у Аглаи всё получилось. Зло исчезло с лица земли. Теперь никто не помешает нам освободить душу Глафиры. Пойдём, у меня всё готово.
Она схватила Глеба за руку тощей рукой и потащила в лес, задыхаясь и бормоча себе под нос:
- Ох, поскорей бы умереть, рассыпаться прахом. Нет покоя ни днём, ни ночью. Мучают, терзают бесы. Рвут тело калеными шипами. Душат верёвкой, свитой из моих смертных грехов. Сводят с ума проклятым хороводом из погубленных душ.
Задрожала всем телом. Прижалась к Глебу. Зашептала, вытаращив безумно глаза и тыча пальцем в лесную чащу:
- Вон, вон они. Видишь? Скалятся. Корчат рожи.
И захохотала, брызгая слюной:
- Врешь. Голыми руками меня не возьмёшь. Дочь моя, Глафира, тут стоит. Не подпускает ко мне. Святоша. Я знаю, она простила меня. Да и как не простить, я ж не хотела её убивать.
Пропела на одной ноте, приплясывая:
- А я не виновата. Бес попутал, с него и спрос. Бес попутал с него и спрос.
И снова глупо захихикала, прикрывая рот костлявой ладонью.
В груди у Глеба похолодело от страшной догадки: "Господи, да она рехнулась. Что теперь делать? " Лукерья же всё кривлялась, глумливо посмеиваясь. И Глеб не выдержал: залепил ей пощёчину, вложив в удар весь пережитый ужас и гнев. Лукерья дёрнулась, как марионетка. Простояла, покачиваясь на полусогнутых ногах, подняла голову и неожиданно посмотрела на Глеба осмысленным взглядом:
- Демоны захватили мой разум, чтобы помешать. Много в тебе силы, раз смог их отогнать. Идём скорее обратно к кладбищу.
Они молча повернули обратно. Лукерья на ходу доставала из кармана чётки и бутылку с какой-то мутно-зелёной жидкостью. У самых ворот кладбища стиснула руки и прохрипела:
- Что бы ни происходило, поклянись, что доведёшь дело до конца.
Волосы на руках у Глеба встали дыбом. Севшим от страха голосом он прошептал:
-Клянусь.
Ведьма удовлетворённо кивнула и вылила на землю жидкость. Забормотала на непонятном языке. Перебирая чётки, кромко закричала скороговоркой. Тошнотворно запахло серой и мертвечиной. В небо взвились языки пламени. Глеб даже не пытался понять, что она говорит. Голова закружилась. Бусины мелькали перед глазами. Визгливый голос Лукерьи сверлил мозг. Запах вызывал странные галлюцинации. В дыме пламени мерзкие мохнатые твари тянули цепь, конец которой обвивал талию девушки с длинными косами и одухотворенным лицом. Сердце гулко ухнуло вниз. Глафира!
И Глеб понял, что нужно делать. Схватил дудочку, поднёс к губам дродащими руками и подул. Полилась нежная мелодия, бередящая сердце светлой грустью и смутной, едва различимой в глубине души мечтой. Взмыли ввысь сияющие облака. Окутали девушку. Взревели яростно бесы. Дёрнули с силой цепь. Грудь обожгло невыносимой болью, как будто кто-то вырывал сердце из груди. Застонала Глафира. Глеб вцепился руками в дудочку, обливаясь потом и боясь хоть на секунду выпустить её из рук. Снова дунул. Снова зазвучала дивная музыка и облака плотнее обернули девушку в сияющий кокон. И снова последовал удар.
Глеб не знал, сколько он так простоял в полубреду. Из огня вылетали то черти, то новые чудовища - воплощение самых жутких кошмаров. Боль казалась уже нестерпимой. И когда он уже готов был сдаться и опустить руки, огонь исчез вместе с бесами. Лукерья тоже исчезла. Там, где она стояла, осталась лишь горсть пепла. Только свет разгорался всё ярче, рассеивая мрак ночи. Глеб поднял усталый взгляд и замер в восхищении. Глафира парила в потоках света, прекрасная такой неземной, ангельской красотой, что перехватывало дыхание. Она благодарно улыбнулась ему и растворилась в воздухе, оставив после себя лёгкий цветочный аромат.
Глеб медленно осел на землю, безразлично глядя перед собой. Усталость придавила к земле. Не хотелось ни шевелиться, ни думать.
— Ты как, дружище?
Глеб поднял голову и улыбнулся. Перед ним стоял Антоха. С разбитым лицом, хромающий на правую ногу, но живой.
Глеб встал и крепко пожал ему руку:
- Я знал, что ты их уделаешь.
Друзья обнялись и медленно побрели в деревню.
Финал первой части завтра в 19.00))