17 октября 2023 года, не стало Карлы Блей. И это огромная потеря.
Карла Блей, урожденная Ловелла Мэй Борг, была одна такая. Это не фигура речи и не преувеличение, которое простительно в некрологах. В данном случае это правда, потому что Карла Блей представляла из себя абсолютно уникальную для мира музыки фигуру. Абсолютно любой музыки, не только джазовой. Карлу Блей ни с кем нельзя сравнить.
Она была пианисткой, композитором, бэндлидером, начальницей собственного лейбла, матерью и да, музой тоже была, и это тот случай, когда женщину простительно назвать музой, когда это не принижает, а только подчеркивает ее заслуги. Она была всем и сразу.
Карла Блей занималась всеми аспектами своей музыки еще в 70-е, в те времена, когда это было вообще не принято. Когда «продюсировать» свою музыку было занятием странным и необычным, в которое толком не погружались ни мужчины, ни женщины. Разве что, может быть, это делали какие-то единицы, аутсайдеры, люди не от мира сего. Такой единицей, в самом лучшем смысле, она безусловно, и была. В 1971 году Карла Блей написала огромную, невероятную, необыкновенную полуторачасовую авангардную джазовую оперу «Escalator over the Hill», сама собрала для ее записи двадцать с лишним музыкантов, на свои деньги записала и издала ее. Тогда ей было 35 лет.
Вообще, Карла Блей принялась писать музыку, когда ей было двадцать с небольшим. Ее музыка сразу была необычной и вдохновенной, оставаясь такой еще многие десятилетия. Ее композиции — хоть свои, хоть аранжировки чужих сочинений, как в рамках Liberation Music Orchestra, ее совместного проекта с Чарли Хейденом, — у Карлы Блей получались нелогичными, неправильными, но тем самым открытыми к бесконечному количеству интерпретаций. Ее музыка — это свобода. Мелодии «Vashkar» или «Ida Lupino» не врезаются в память, не прокручиваются в голове, но в них есть бездонная пропасть магии. Они таят в себе секреты, которые поди еще раскрой. Пытались многие: и ее мужья, и Пол Моушн, и Джако Пасториус, и кто только не.
Музыка Карлы Блей вобрала в себя все на свете влияния: от церковных песен, которые она слушала девочкой, до психоделического рока или фламенко, — но при этом никогда не была нарочито эксцентричной, плоской от тяжести груза истории окружающего мира. Она просто была естественной.
Музыка Карлы Блей — это пение. Это человеческий голос, который часто звучит сам по себе, а иногда — трансформируется в ноты. Она, в конце концов, когда-то давно была певицей.
Музыка Карлы Блей — это пение. Это человеческий голос, который часто звучит сам по себе, а иногда — трансформируется в ноты. Она, в конце концов, когда-то давно была певицей.
Музыка Карлы Блей — это юмор. Это абсурд. Это смешно. И ровно так же иногда безумно трагично. Некоторые ее произведения оставляют слушателя просто в легком недоумении (слышали вещь «Funnybird Song»?), а другие комбинируют это недоумение с изрядным трагизмом и чувственностью.
Карла Блей умела слышать других. Ее собственные, авторские аранжировки и записи композиций — это предельное понимание исполнителей, от их самых базовых возможностей до мелких, незаметных обычному уху особенностей индивидуального стиля, из которых потом и собирается общее полотно музыки. Именно поэтому с ней легко работали самые разные и самые требовательные люди, от Гэри Бёртона и Дона Черри до Роберта Уайатта и Ника Мэйсона.
Карла Блей — это красота. Карла Блей — это секс. Она была очень, очень привлекательной женщиной, и ей, судя по ее нарядам и старым фотографиям, явно нравилось быть такой. И тем более она сохраняла свою необычную, впечатляющую красоту в пожилом возрасте.
Ее любили мужчины. Даже не так — по ней сходили с ума мужчины. Пол Блей, Михаэль Мантлер и, конечно, Стив Своллоу, который любил ее долгие годы, десятилетия, прежде чем оказаться с ней вместе. Пересекаясь в разных составах, Карла Блей и Стив Своллоу записали несколько проникновенных, невероятных альбомов, где в перекличках между ее клавишами и его басом слышна история всей их жизни. История полного обретения самих себя после стольких лет.
А еще Карла Блей была Ловеллой Мэй Борг. Маленькой девочкой, дочерью преподавателя фортепиано в осушенном военной экономикой Окленде — городе эксцентриков, городе тех, кто был не от мира сего. Как сказала про этот город Гертруда Стайн, «там нет никакого там» («There’s no there there»). Это высказывание бы очень подошло музыке, жизни, личности Карлы Блей.
