Для того, чтобы лучше понять написанную во второй половине семнадцатого века знаменитую английскую поэму, вначале лучше прочесть цикл лекций, прочитанный о ней Клайвом Льюисом в 1941 году, что я и сделал. К сожалению, почти половина текста Льюиса посвящена форме мильтоновского сочинения (эпический жанр, Вергилий как предтеча и прочее), и лишь часть – собственно содержанию. Однако, прочитав ее, а впоследствии взявшись за саму поэму, был сильно удивлен романтическим трактовкам «Потерянного рая» (аллегория английской революции, героизация сатаны). Ничего из того, что было привнесено в мильтоновский текст горе-интерпретаторами последующих столетий, в нем нет, более того поэма довольно конкретно, подробно, вдумчиво и что важнее всего – богословски ортодоксально трактует ветхозаветные события.
Льюис замечает, что образ сатаны действительно наиболее удался автору, ибо гордыня присуща нам всем, и о зле писать всегда легче, чем о добре, ведь святость – удел совершенных. В то же время сатана – вовсе не главный герой поэмы, хотя падению ангелов и войне на небесах в тексте уделяется важное место. Задача Мильтона, как считает Льюис, и с ним нельзя не согласиться, - исследовать причины греха, показать, что падение прародителей заключает в зародыше любой грех, а всякое искушение, большое и малое, всегда развивается по лекалам искушения Евы змием в райском саду. Грандиозность замысла Мильтона, множество цитат из Ветхого Завета, четырех Евангелий, Апостольских посланий, узнаваемых лишь теми, кто читал Священное Писание, и вместе с тем попытка понять психологию первых людей, их соблазнителей и логику Самого Бога была чревато теми или иными еретическими заблуждениями.
По крайней мере, одно из них точно присутствует – идея о телесности ангелов (что удивительно, Льюис не считает ее мильтоновской ошибкой), с другой стороны, мнение Льюиса о том, что автор «Потерянного рая» был арианином, никак текстом не подтверждается. Сын Божий – столь же полноценный Герой поэмы, как и Бог-Отец, более того, «Потерянный рай» не ограничивается лишь художественным переложением сюжета Книги Бытия, но распутывает (порой невероятно виртуозно) догматические хитросплетения христианского учения, которые весьма трудно уяснить всякому превратному уму. Здесь и богословски точное понимание райского блаженства, и тщательное изображение логики развития греха, омрачающего весь духовно-телесный состав первых людей, и провиденциальность Искупления (в частности Мильтон указывает на то, что еще до создания мира Бог предвидел грехопадение и необходимость Воплощения Слова).
Просто удивительно то, как сам автор «Потерянного рая» не заблудился во множестве теологических тонкостей, тем более поразителен переводческий подвиг Аркадия Штейнберга, который аж в 1976 году в СССР не утаил от читателей христианских смыслов текста. Особенно было приятно читать современное издание, в котором сохранены заглавные буквы в необходимых местах (думаю, вы меня понимаете), невозможные в советское время. По мысли Льюиса, последние две части поэмы – довольно посредственный в эстетическом отношении конспект следующих за грехопадением библейских событий, где нет ни нерва, ни напряжения предыдущих частей. Как известно, эти две завершающие главы были добавлены Мильтоном в текст лишь спустя семь лет после написания основного корпуса «Потерянного рая». На мой скромный взгляд, они, как и сама поэма целиком, художественно однородны и ни чем не хуже предыдущих.
Весь вопрос в том, и он главный, возникающий перед читателем «Потерянного рая», - зачем читать поэму, когда есть первоисточник? Как бы восхитителен, возвышен и богословски правоверен не был текст Мильтона, он ничего нового не сообщает читателю в сравнении со Священным Писанием (кроме нескольких психологических нюансов касаемо ангелов и первых людей). Для семнадцатого века поэма Мильтона была понятна, ибо тогда все читали и знали Писание, не то, что сейчас. По этой причине именно сегодня ее читать необходимо не столько христианам, сколько колеблющимся в вере: для них текст Мильтона, в той же степени, что и «Божественная комедия», трагедии Шекспира или романы Достоевского, откроют бездну христианских смыслов. И поскольку Мильтон прекрасно разбирался в предмете своего художественного исследования, «Потерянный рай» способен не только укрепить в вере сомневающихся в ней, но и помочь разобраться в теологических тонкостях христианства абсолютно всем, кто искренне интересуется началом человеческой истории, и кому духовно подъять те же златоустовские толкования на Книгу Бытия чрезвычайно трудно.