Найти тему
Лютик

Шляпа

Утром Виталий, как всегда, накинул плащ, поцеловал жену, и, надев шляпу, вышел из дома. Он слегка опаздывал, поэтому не сразу обратил внимание — что-то не так.

Ему было некомфортно, словно шляпа уменьшилась. У Виталия Алексеевича была крупная голова, он льстил себе тем, что и мозг внутри неё, скорее всего, выдающийся. Он действительно был очень хорош там, где нужно было провести арифметические действия: быстро складывал и умножал довольно длинные числа, с лёгкостью решал сложные математические задачи, но вот что касалось жизненных ситуаций... тут Виталий сам себя признавал профаном.

Вот и сейчас он, сняв шляпу, стоял на переходе, смотрел на неё и пытался объяснить математически, почему шляпа не подошла? Пока смотрел и думал, зелёный свет для пешеходов сменился на красный. Тогда он решил отложить вопрос до вечера. Спросить мнение жены.

Но на работе он постоянно думал о ней. Не о жене, о шляпе. Она изменилась, или... голова? Еле дождавшись окончания рабочего дня, он поспешил домой. И вдруг, на полпути остановился. Он, наконец, просчитал вариант, что это, быть может, чужая шляпа. Кто мог её оставить? Наверное тот, кто надел его шляпу. Он стал тасовать в уме всех мужчин, побывавших в доме за последние дни.

Коллегу Щеглова Виталий исключил сразу, тот предпочитал кепки. Больше, вроде, никто не заходил... ах, да! Был же сантехник, жена вызывала, потому что у них потекла труба. Виталий его не застал, был на работе. Но где вы видели сантехника в шляпе? С другой стороны, чего не бывает...

Он снова прошел метров тридцать и снова встал, как вкопанный. ЛЮБОВНИК! это слово всплыло в его мозгу аварийной лампочкой. Виталий вдруг так явно представил себе свою Люсю с другим мужчиной, что его залихорадило. Домой он явился раньше обычного, и был удивлён, что Люся ещё не вернулась. Это усилило его подозрения. Он поставил чайник, и сев за стол, принялся барабанить пальцами по столешнице.

Наконец, явилась жена. Радостная, прихваченная первым заморозком, как румяное яблочко.

— Виталик, ты уже дома, — она протянула ему обе руки, — возьми сумки!

Он пристально посмотрел на жену. Точно! Глаза горят. Прямо сверкают! Давно он такого не видел.

Он взял сумки и отнёс их на кухню, где оставил возле холодильника. Жена заскочила сразу в ванную и пробыла там, (что очень подозрительно!) десять минут. После она выпорхнула оттуда и прощебетала:

— В универсаме кур венгерских выкинули, девчонки мне очередь заняли! Два с половиной часа в очереди потеряли!

Фух, отлегло. Значит, куры виноваты в том, что она опоздала! Он даже улыбнулся, разбирая сумки.

— А где же они? — на дне сумки осталась только банка тушёнки, морковь и картофель.

— Так не досталось мне! Прямо за два человека закончились! — с досадой сказала она, принимая у него сумку и вытаскивая оттуда всё оставшееся.

Подозрение снова чёрной змеёй вползло в его сознание.

Врёт... Всё врёт! подумал он, глядя, как она достав из холодильника колбасу, откусывает её. После секса всегда хочется поесть или покурить.

— Господи, Виталик! Ну что ты на меня уставился, как солдат на вошь! Ну, я же не виновата, что всё расхватали... я сегодня не обедала, есть хочу, помираю просто! — и она снова откусила колбасу.

— Я хотел спросить тебя, Люсь, — сказал он, сглотнув, потому что тоже был голоден.

— Ага, — кивнула она, и полезла в хлебницу за батоном.

— Эээ... скажи... мне можно бутерброд?

— Конечно! — она моментально сделала и протянула ему бутерброд.

— Я хотел спросить... — повторил он, но тут зашипел чайник.

— Тебе как всегда? — жена, не дожидаясь ответа, заварила ему чай, и бросила туда три кусочка сахара. Она уважала мозг Виталия, и понимала, что ему нужно питание.

— Итак, Люся! — снова воззвал он к жене, — кто из твоих знакомых носит шляпу?

— Ну... ты. Больше вроде и никого... А! Ещё Пал Егорыч ходит в шляпе!

Виталий метнулся в прихожую и вынес шляпу, которую тотчас торжественно вручил жене.

— Вот! Передай ему это. А он пусть вернёт мою!

Жена уставилась на него, ничего не понимая.

— Зачем? — она прижала к себе шляпу, потом, словно опомнившись, вернула мужу.

— Затем, что он был у тебя, и надел мою шляпу, а свою — оставил! Когда он был здесь?

— Он... никогда не был у нас, — смутилась жена, — ему девяносто почти. Да и шляпа у него другая. И цвет, и фасон. Да что случилось-то?!

— Это не моя шляпа! Эта мне мала! — тряся головным убором перед лицом жены повысил голос Виталий.

— Кажется, я знаю, в чём дело, — сказала жена, — я хотела её почистить. На ней было пятно... в общем, я её намочила, и она, наверное села... это же фетр!

— Как это: "села"? — он всё ещё был напряжён.

— Я виновата. Испортила твою любимую шляпу, — расстроенно сказала она, — Прости. Я постараюсь всё исправить!

Она пошла в коридор и принесла пузатый самовар. У него давно распаялся кран, и всё было недосуг отнести в ремонт. А выкинуть жалко.

Люся взяла шляпу и стала натягивать её на самовар. Шляпа садиться не хотела. Тогда Люся намочила её под краном, после чего задумка удалась. Шляпу, натянутую на самовар, оставили "тянуться и сушиться" на сутки.

Виталий Алексеевич был так рад, что ошибся, подозревая свою Люсю. Уходя на работу, он пригласил жену вечером в ресторан.

— Но там же дорого! — сказала Люся.

— Я на тебе не экономлю, — с достоинством ответил Виталий.

Вечером, перед выходом, он откинул полотенце, снял шляпу с самовара, надел на голову, и она села, как влитая. Он, словно не веря в случившееся чудо, снял её и снова надел. Потом снова снял и внимательно осмотрел внутри.

— Ты готова, дорогая? — крикнул он.

— Почти! — отозвалась она.

Садясь за столик в ресторане, Виталий положил шляпу на стул, словно это было живое существо.

Официант принял заказ и удалился.

— Здесь красиво, — окинув взглядом пространство, сказала она, — здорово, что мы выбрались!

— Красиво, — кисло ответил он, отметив, что глаза жены хоть и горят, но не так, как в тот вечер, когда она якобы стояла за венгерскими курами.

— Люся, прошу тебя, скажи кто он? — спросил Виталий. Руки его крепко сжали её ладони и чувствовали, как напряглись её пальцы. Он не отрываясь смотрел ей в глаза, —  не отпущу, пока не скажешь!

— Я не понимаю, — её глаза скользнули вниз, — о чём ты.

— На той шляпе изнутри остался волос. Ты слышала, дорогая, про метод определения ДНК? Наш отдел теперь помогает криминалистам установить преступника. Так или иначе я найду его. Вычислю.

Её руки затряслись, лицо пошло пятнами.

— Отпусти, ты делаешь мне больно! — прошептала она.

— А ты — мне. Своей ложью. Лицемерием. Скажи кто он, и я отпущу.

— Это мой коллега, Толя Владычный, — выдохнула она и Виталий разжал ладони.

Потирая свои, она молча смотрела на мужа.

— Про ДНК я тебя купил... наш отдел не занимается этим, — вяло сообщил он, — Люсь, чего тебе не хватало? Я же любил тебя!

— Любил?! Ахаха-ха-ха! — засмеялась она, слегка откинув голову назад, — да ты не способен любить! Ты же не видишь ничего вокруг, кроме своих формул!

Принесли заказ, но никто из них не прикоснулся к еде. Аппетит пропал. Обоих мутило и друг от друга, и от себя самих.

— Я наверное, виноват перед тобой, Люся, ты права, — сказал он, уронив голову на руки, — но я учёный. Ты же знала, что не трубадур.

— Мне тридцать шесть лет, — вдруг сказала она, — все мои подруги хвастаются друг перед другом, какие у них внимательные мужья.

— И что? Только ты обзавелась любовником?

— Вообще-то нет, — несколько смутилась она, – Не только...

— Значит, дело не в этом... а когда ты успела подменить шляпу?

— Пришла пораньше. А как ты узнал, что это не та шляпа?

— Потому что я видел, во что превратилась та, что ты натянула. Зачем ты её завернула в тряпьё? Ты забила мусоропровод! Мне дворничиха высказала после, специально меня караулила. Думала, что я сам выбросил.

— Вот вечно лезут эти дворничихи, — хлопнула по столу Люся.

Детей у супругов не было и через положенный срок их развели. Виталий больше не женился. К нему приходили две работницы: одна прибиралась и гладила бельё, другая готовила... Вот, которая готовила, по слухам, была очень симпатичной и иногда оставалась ночевать.

Недавно Виталий Алексеевич скончался, ему было восемьдесят семь лет. Оказалось, что он ещё при жизни заказал себе памятник: на гранитной плите лежит бронзовая шляпа, точь в точь как та, что стала символом его разочарования в семейной жизни.