Трое моих детей истощают меня как эмоционально, так и финансово. У моего старшего сына двое детей, которых он хотел бы отдать в частную школу, но на самом деле не может себе этого позволить, и он спросил, могут ли все бабушки и дедушки помочь. Мой младший сын только что закончил курс реабилитации для алкоголиков, за который заплатили мы с его отцом, и теперь он живет со мной и, похоже, не прилагает особых усилий, чтобы устроиться на работу. Мой средний ребенок, дочь, сейчас очень критично относится ко мне. Она думает, что я должна выгнать своего сына, и она также злится, что двое других просят денег, в то время как она усердно работает, чтобы обеспечить себя. Я не сплю, я все время волнуюсь и чувствую себя напряженный. Пожалуйста, выскажите несколько мыслей!» Подпись: Кэтрин
Я нашла отличного эксперта для интервью на тему установления границы со взрослыми детьми. Доктор Роберта Сатоу - практикующий психоаналитик, получившая степень доктора философии по социологии в Нью-Йоркском университете и являющаяся почетным профессором социологии в Бруклинском колледже и Центре повышения квалификации Городского университета Нью-Йорка. Она много писала на тему границ в семьях и ведет блог в PT под названием “Жизнь после 50”.
Мы с доктором Сатоу сосредоточили наш разговор на таких людях, как Кэтрин: родителях взрослых детей с зависимостями и проблемами психического здоровья, которые бумерангом возвращаются в дом как раз в то время, когда стареющие родители стремятся облегчить свое семейное бремя.
1. Амбивалентность - ты стремишься помочь, но отказываешься от многого для себя, находясь, к тому же, в боли и чувстве вины. Это распространено для родителей взрослых детей. Это гнев и обида, с одной стороны, и стремление помочь, любовь и заботу.
Люди по разному справляются с амбивалентностью. Если гнев и обида подавлены, то люди доходят до психосоматических болезней или депрессии. Так что, отчасти, справиться с этой ситуацией заключается в способности принять все чувства, включая негативные.
2. Второе - способность устанавливать границ
Концепция родитель-вертолет очень распространена, как и концепция детей-бумерангов. Родитель-вертолет - это родитель, который «парит» над ребенком, не отпуская его, ребенок-бумеранг - взрослый ребенок, в силу обстоятельств постоянно возвращается к родителям. Модель, в которой родители живут отдельно, не вовлекаясь в проблемы взрослых детей, осуждаем в нашем обществе, и мы испытываем чувство вины, если соответствуем ей.
Первая проблема - дети не научаются делать то, что могли бы делать сами, и попадают в иррациональную зависимость. Что произошло в детстве с этим родителем-вертолетом? Они увековечивают в поколениях опасения о несамостоятельности детей, и становятся тоже родителями-вертолетами. Или, наоборот, будучи отверженными родителями, хотят стать полной противоположностью.
В доме родителей живет взрослый сын. Он прошел курс реабилитации от алкоголизма. И он не работает. Заставить его что-то делать - просто встать с постели, пойти на работу - невозможно, потому что он не ребенок. Что делать? В этом есть сложность, так как диагнозы у таких детей разные. Мать попадает в борьбу с сыном, его опеку, собственный гнев и вину, отсутствие внимания к себе.
Говорите прямо: «Жить со мной - плохо и для тебя, и для меня. Ты не сделаешь карьеру, ты не сможешь развиться. Я не могу жить своей жизнью, отдыхать, ездить с друзьями». Дальше мы выдвигаем требование с датой, перечисляя варианты его действий. «Ты выбираешь одну из этих альтернатив до такого-то числа». Если ничего не происходит, то мы говорим: Я не собираюсь платить за твой телефон, твою машину, искать тебе квартиру, оплачивать тебе еду, если ты не предпримешь одно из этих действий. Тебе придется уйти. Это можно делать несколькими шагами, потому что взрослые дети не сразу приходят к этой позиции.
Если родитель стоит на этой позиции, то не сразу, но ребенок постепенно отделяется. Почему это не случается? Потому что измотанные родители просто сдаются. Если родитель без партнера, это сделать сложнее. Родитель может чувствовать вину за то, что происходит с ребенком, и остается в этом саморазрушительном цикле. Ему кажется, что никто другой о нем не позаботится.
Но если в 20 лет ребенок не начинает карьеру, то, начав ее в 35, он не будет конкурентоспособен рядом с теми, кто начал карьеру в 20.
Есть разница между помощью ребенку с зависимостью или психическим заболеванием, и помощью внукам в частной школе. Проблема приоритетов тут становится главной. Смешение любви, денег и помощи происходит там, где есть несколько детей. Можно сказать сыну: «Я люблю тебя, и своих внуков, но у меня нет ресурса, чтобы тебе помочь в оплате школы». Дочери же сказать о своей любви. Дочь как будто спрашивает, любишь ли ты брата больше, если помогаешь ему? Выросшие дети могут держать нас в заложниках из-за нашей любви. Если бы родители могли бы избавиться от чувства вины и тревоги, то они могли бы принимать более рациональные решения.
В терапии же наша задача - выяснить историю такого родителя, как он сам рос, что с ним происходило, чтобы понять бессознательные причины такого отношения к выросшим детям и к себе. Какие отношения были с матерью? Не было ли проблем у матери нашей клиентки, или у отца, с психическим здоровьем или алкоголизмом, и не требовалось ли им поддержки? Нет ли переноса заботы о родителях на заботу о выросших детях? А также выяснить источник проблемы с ребенком, которая тянется давно.