Начало.
Часть 3.
На следующий день у Димки возникла очередная гениальная идея - они поехали в район, где жила Нина, и на детской площадке возле ее дома стали кататься на крутящейся детской качели. Нина хоть и боялась, что их может увидеть отец, и он абсолютно точно не будет в восторге, что дочь все же его ослушалась, но она была так счастлива. Она хохотала до упаду, так же как и ее друг, а когда она потребовала остановить карусель из-за того, что у нее слишком закружилась голова, Димка одарил ее долгим счастливым взглядом и сказал:
-Знаешь, мне ни с кем не бывает так легко, как с тобой. Честное слово, вот как дите...
-Мне кажется, что ты и без меня как дите, - покачала головой Нина, но все равно ей было приятно, и она снова почувствовала, как краска заливает ее щеки.
Тут к площадке подъехал на велосипеде ее сосед по подъезду - коренастый молодой мужчина, даже в верхней одежде он выглядел раза в два шире Димки, и из-за Нинкинойпривязанности к юноше это казалось ей отталкивающим, как ожирение, которого - она знала - сосед не имеет и в помине. Мужчина слез с велосипеда, коротко и тихо ответил на ее приветствие, подошел к турнику и стал очень быстро и легко подтягиваться.
-О! - воскликнул тем временем Димка, - я знаю, что нам нужно! - и он громко обратился к соседу девушки, - Любезный, разрешите нам покататься на вашем велосипеде буквально какие-нибудь десять минут?
Мужчина перестал подтягиваться, спрыгнул на землю и внимательно, оценивающе посмотрел на молодого человека. Нина подумала о том, какое у него некрасивое лицо - нет, в нем не было никаких уродств, шрамов или слишком выдающихся частей, но если бы они с Димкой были древнегреческими богами, то последний был бы, несомненно, Аполлоном, а первый, конечно, только Гефестом. У него было очень простое лицо - маленькие, невыразительные глаза, непонятно какого цвета, нос картошкой, широкие скулы, разве что короткая бородка и усы все это немного сглаживали, но по сравнению с ним Димка был просто ослепительно красив.
-Нет, - недовольно ответил сосед, очевидно, сочтя юношу недостойным своего шикарного средства передвижения, и перешел к брусьям.
-О-оу, - невозмутимо приподнял брови Димка, - да мистер, похоже, ревнует...
Он не дал Нине опомниться и что-то ответить - взял ее за руку, увел с качели и потащил в сторону велосипеда - тот оказался за спиной хозяина, и прежде чем он успел понять, что происходит, Димка взял железного друга, усадил перепуганную девушку на раму, зажав ей рукой рот, и дал стрекача так, что велик жалобно звякнул, скатываясь на дорогу. Нина оглянулась - ее сосед уже увидел угон и побежал за ними вслед.
-Дииимм, что ты делаешь?!! - закричала она испуганно.
-Да мы просто покатаемся чуть-чуть и все! - беспечно рассмеялся юноша и завернул в соседний двор.
-Дим, так нельзя! - вопила Нина, отчаянно цепляясь за руль и мешая молодому человеку управлять транспортным средством, - это же мой сосед! - она вдруг подумала, что сосед потом может пожаловаться её отцу, а это настоящая трагедия.
-Как эфемериды! - напомнил ей юноша, - представь, что мы сегодня на закате умрем! И что нам какой-то там сосед...
-Я не собираюсь умирать, - всхлипнула Нина, а он папе пожалуется...
Кажется, она попала в точку - Димка нахмурился.
-Ладно, - буркнул он, - раз у тебя папа такой скучный, давай сматывать удочки.
Он завернул еще в один двор, затормозил, ссадил Нину, бросил велик и побежал вместе с ней опять на детскую площадку. Задыхаясь от хохота они взобрались по лесенке на горку, а потом залезли в трубу, изображавшую то ли ракету, то ли самолет, и затаились. В маленькое мутное окошко девушка все же увидела, как сосед на всех парах вбежал во двор, увидел свой велосипед, остановился, поднял его и, немного оглядевшись - без особого, впрочем, интереса, уехал прочь. Они с Димкой снова рассмеялись - на этот раз облегченно - и вдруг он привлек ее к себе и поцеловал в губы. В трубе было ужасно тесно и неудобно, но Нина не обращала на это внимания - она была счастлива.
Неделя незаметно пролетела в блаженном состоянии всепоглощающей влюбленности. На выходных установилась необычная для конца октября солнечная, теплая погода, и Димка где-то раздобыл два велосипеда.
-Раз нам не дали в прошлый раз покататься, - подмигнул он весело Нине.
Они поехали куда-то за город, сначала по трассе, а потом по проселочной дороге. По сторонам тянулись уже почти облетевшие деревья и кусты, еще хранящие остатки золотой осени, пели птицы, ярко светило ласковое, не обжигающее солнышко. Они свернули с дороги на еле приметную тропинку, мимо кустов, в поле, покрытое не скошенной полегшей желтой травой. Димка остановился, слез с велосипеда и упал на мягкое, согретое солнышком сено, поманил к себе Нину. Она с бешено стучащим сердцем осторожно опустилась рядом с юношей, он обнял ее и страстно поцеловал, а потом его рука скользнула под ее майку. Нина не стала сопротивляться, позволила себя раздеть - она и сама испытывала мучительное, стыдливое желание оказаться в объятиях Димки обнаженной, однако и в самых смелых фантазиях она не могла себе представить, насколько ласковым и внимательным любовником он был... В нем сразу чувствовался огромный опыт и искушенность - это немного пугало Нину, но все же она забыла все свои тревоги, оказавшись в его руках. В нем не было исступленности и жадности, которую всегда проявлял в их редких встречах наедине ее бывший парень и которая приводила к тому, что все заканчивалось, едва успев начаться. Димка же был нетороплив и смаковал каждое прикосновение, как истинный гурман. Также он никогда не забывал об осторожности и ни разу не явился на свидание без защиты - казалось, это не слишком сочетается с его свободным и бесстрашным нравом, но со временем Нина поняла, что как раз наоборот, он настолько ценит эту свою вольность, что отнюдь не готов положить ее к ногам какого-нибудь маленького человека, пусть даже собственной плоти и крови.
На занятия он почти не ходил, зато часто рисовал у себя в общаге - как-то после близости Нина тихонько задремала, а проснувшись увидела молодого человека рисующим обнаженным. Композиция у него получалась очень экспрессивной, правда, как всегда, беспредметной. Нина не очень уважала абстракционизм, а Димка, напротив, как человек, терпеть не могущий академизма и строгих правил, признавал его единственно возможным актом истинного творчества. "Что толку изображать то, что до нас уже кто-то придумал?" - говорил он.
