Иногда думаешь: неужели все это было? И фашистские полчища у стен Москвы, и горящие на снегу танки. Вновь и вновь поражаешься мужеству советских людей, сумевших в трудную военную годину выстоять, выдюжить, перенести то, что, казалось бы, выше человеческих сил.
1941 год... Артиллерийская дуэль у Великих Лук, ожесточенные бои в окружении. Но 697-й истребительно-противотанковый полк все-таки пробился, правда, почти без пушек, к своим. Меня, раненого, отправили в госпиталь. Но долго залеживаться там я не мог — знал, как велика нужда в кадровых офицерах-артиллеристах, и рвался в бой.
В должности заместителя начальника штаба артиллерии 1-го гвардейского стрелкового корпуса воевал я затем под Мценском. Каждый метр нашей земли доставался здесь врагу ценой огромных потерь.
Но фашисты все напирали. Мы отошли к Туле. Здесь произошло переформирование. В конце ноября я оказался в 50-й армии. Эта армия, где командующим был генерал Болдин, а членом Военного совета генерал Жаворонков, заняла подступы к Туле. Началась организация обороны города. Командующий артиллерией генерал Леселидзе приказал мне накануне боев выдвинуть дивизион 85-миллиметровых пушек в район Рабочего городка. Буквально за ночь был сформирован еще один — сводный дивизион, который расположился у Зайцевой горы. Там, на Орловском шоссе, мы ожидали появления танков Гудериана. Встретили их мощным огнем, заставили попятиться. Но фашистам все же удалось большими силами вполтную подойти к Туле, захватить Рабочий городок, территорию пивоваренного завода.
Нужно было во что бы то ни стало выбить оттуда врага. Эта задача была поставлена перед 151-й стрелковой дивизией. Провести артиллерийскую разведку нам помогли местные ребята-пионеры. По ночам они приползали в расположение наших войск, приносили нам данные, где у фашистов пушки, пулеметные гнезда, склады боеприпасов и горючего. Солдатское им за это спасибо!
В начале декабря после артподготовки специальная группа 151-й дивизии двинулась на штурм Рабочего городка. За цепью, наступающих шел и я — представитель артиллерии армии. На минуту пришлось задержаться у батареи «сорокопяток», которая своим огнем поддерживала атаку. Одна из пушек почему-то замолчала.
«В чем дело? — накинулся я на молоденького лейтенанта-артиллериста, видимо, командира взвода. — Почему прекратили огонь?!» Офицер стоял бледный, как мел, и молчал. Может быть, контужен? Сержант, пришедший на выручку своему командиру, объяснил мне ближайшую задачу расчета: прямой наводкой уничтожить фашистскую противотанковую пушку, которая, по разведданным, замаскирована у дома на окраине города. «Огонь!» — приказал я лейтенанту. Тот словно очнулся. «Есть огонь!» — срывающимся голосом повторил он мое приказание. Казалось, он принял какое-то очень трудное для себя решение. Но мне в ту минуту было не до его эмоций. Снаряды «сорокапятки» точно накрыли цель...
Рабочий городок был взят. На улице мне попался тот самый лейтенант, которого в горячке боя я так и не отчитал за нерасторопность. «Понимаете, — объяснил он мне, — дом, от которого била фашистская пушка, — это был дом моих родителей». Я все сразу понял: «Что же сразу-то не сказал?.. Живы они остались?» «Живы, — улыбнулся лейтенант, — немцы их выгнали из дому». Жаль, не спросил я тогда его фамилии. Хочется верить, что пули миновали лейтенанта и дожил он до нашей победы.
А московская битва разворачивалась все шире. В бой вступали свежие войска. Больше стало танков. Подбросили нам даже «катюши», хоть и немного, но им были мы бесконечно рады. На тульском направлении появились кавалеристы генерала Белова. Дело пошло веселее. Пополнились техникой, людьми. Под новый год наша 50-я армия пошла на юг, взяла Косую гору, повернула направо — и на Калугу.
Теперь нас было не удержать!
П. КОВЕЛЬ, полковник в отставке (1980)
☆ ☆ ☆