Начало: https://dzen.ru/media/id/5ef6c9e66624e262c74c40eb/komdiv-glava-1-2-3-6522c133ee29932583b80970
Глава 4. Ранение. Снова дома
Вот пуля пролетела и - ага...
Вот пуля пролетела и - ага...
Вот пуля пролетела, и товарищ мой упал...
(Из старой песни)
Через неделю началось контр - наступление Красной армии. Войска Юденича без боя оставили Гатчину, их выбили из Волосово с Лигово, оно успешно развивалось по всему Западному фронту. К середине ноября дивизия, куда входили красные курсанты, громя врага, при поддержки бронепоезда «Черноморец», освободила Ямбург*.
Это был небольшой городок со старинным собором и ратушей, застроенный кирпичными домами, через Лугу дыбился фермами, взорванный мост.
После короткой передышки начались боевые действия на границе с Эстонией, получившие название «Нарвская операция», с жестокими боями в заболоченной, местности, где дороги заменяли наводимые бойцами гати, наступил декабрь.
В одном из таких боев, при атаке на укрепления врага, Александра тяжело ранило. Снарядный осколок разворотил левое бедро, повредив мышцы и сосуды. Истекающего кровью взводного, наскоро перевязав, отправили в тыловой лазарет, где сделали операцию, а затем в один из госпиталей Петрограда, там началась гангрена.
Сделали вторую, не помогло, хотели отнять ногу.
- Только попробуйте, - горячечно заблестел глазами. Первого кто тронет,- убью. Несите обратно в палату.
Посовещавшись, решили лечить, предупредив о последствиях, и свершилось чудо. Что помогло - неизвестно. То ли крепкий организм с железной волей, а может искусство врачей. Скорее всего, то и другое.
В январе начал вставать с койки, потом с костылем подмышкой ковылять по палате, дальше по коридору. А когда наступил апрель, и в старом госпитальном парке набухли почки, стал, хромая, гулять с палочкой по дорожкам. Часто присаживался на скамейки, исхудалый, в больничном халате, посасывая свою трубку.
Затем состоялась военно-медицинская комиссия, признавшая негодным к дальнейшей службе, оформили документы на увольнение в запас и выписку. Из ворот госпиталя, Александр вышел в буденовке и бекеше, с тощим вещевым мешком на плечах и револьвером в кобуре, чуть приволакивая ногу.
На полученное денежное довольствие за истекший год, купил на барахолке подарки родне и Алесе, с Детскосельского вокзала* выехал на родину.
Обстановка в Белоруссии к весне 1920-го оставалась напряженной. Польские войска начали военные действия на Полесье, захватив Мозырь, Калинковичи и Речицу. В мае планировали взять Жлобин с Могилевым.
До родных мест Александр добирался неделю, сначала пассажирским, затем товарняком, а последние версты на перекладных. Страна лежала в разрухе, кругом царили голод и нищета, свирепствовал тиф - войне не было конца и края.
Уже на подъезде к городу, когда полулежа на тряской телеге, ехал по лесной дороге, из - за деревьев вышли двое с обрезами. Первый со словами «тпру» ухватил лошадь под уздцы, бородатый напарник передернул затвор, - слезай краснопузый.
В ответ грянули два выстрела. Дед на передке стал мелко креститься, Александр, сунув в кобуру наган, морщась, спрыгнул в траву, забрав у убитых оружие, вернулся.
- Едем дальше отец, трогай.
- А можно, сынок я зняму боты* у того што с бородой, - обернулся старик, - чаго им марно прападаць?
- Снимай, мне не жалко.
Возница быстро слез с телеги, стянул с ног убитого добротные сапоги и, вернувшись, спрятал под солому.
- Гэта ж кольки этих бандитов развелось (дернул вожжами), под городом кажен день грабят.
- Ничего, - ответил Александр, уложив обрезы в мешок и затянув лямку. - Теперь на двоих меньше.
Чериков, в котором не был почти три года, изменился. Дома обветшали, все три завода не работали, мельницы тоже, на улицах встречались редкие прохожие. В центре, с каменной церковью на мощеной площади, он расплатился с возницей, вскинул на плечо «сидор» и похромал дальше.
Миновав череду домов, вышел к реке, застроенной по берегу хибарами, остановился у одной, неказистой и вросшей в землю. Пустые окна крест- накрест забиты досками, двор порос репейником и осотом.
- Да, дела, - утер буденовкой лицо бывший взводный.
- Кого шукаешь, солдатик! - оглянулся (позади стояла женщина закутанная в платок и с кошелкой).
- Да никак Ляксандр? - открыла рот. - А казали тебя забили.
- Здравствуй тетка, Лукерья, брешут. Где мои?
- Так уже года два, как вернулись к себе в деревню. Работы тут нема, люди с голоду пухнут.
- А там, что, легче?
- Того не знаю.
- Ну, бывай здорова, - одел на голову буденовку и направился назад.
- Вот радости-то Антону, - покачала вслед головой соседка.
Деревня, где раньше жили и куда вернулись родители, звалась Ольховка, находилась в трех верстах от города. Когда вернулся к церкви, дед все еще стоял на площади возясь с упряжью.
- Послушай отец (помог затянуть супонь), довези до Ольховки, моих тут нету.
- Отчего ж не довезти, - сразу согласился тот. - Ты мне почитай жизнь спас. Мазурики* непременно бы забили.
Красноармеец снова влез в телегу, дед, взгромоздившись на седелку, чмокнул «но милая!» повозка загремела колесами. Оставив позади центр, спустились к реке, переехав ее по старому мосту, оттуда поднялись на пригорок, за которым открылось широкое, поросшее сорняками поле, с уходящей вдаль колдобистой дорогой.
Селение, куда въехали к полудню, было в три десятка дворов, за ним светлела речка с песчаным берегом, позади которой темнел бор.
- Давай, вон к той избе, - дернул кадыком Александр, указав на одну, у которой прозрачно зеленели две высоких березы. Изба была старой, но еще крепкой, огорожена жердяной оградой, из трубы на стрехе вился легкий дым.
- Тпру! - подъехав к усадьбе, натянул старик вожжи.
Прибывший неловко выбрался из телеги (та развернулась обратно), остановился у прохода, глубоко вздохнул, и направился во двор. Открыл дверь в избу, из сеней вторую, ниже, вошел внутрь.
У печи постаревшая мать ставила в угол рогач*, за столом у окна, сидя вполоборота, отец чинил хомут. Оба обернулись, потом мать, плача кинулась к нему на грудь, - Саша, сынок!
- Ну, будет, будет, я ж вернулся, - погладив по спине, обнялся с вставшим навстречу отцом.
- Мы уж тебя было похоронили, - стряхнул тот слезу с сивых усов. - А ты вона, как, живой.
- Живой, батька, живой, - рассмеялся сын. - А где браты с сестричками?
- Левка щас должен быть, поехал на хутора прикупить сена, а девки пошли на речку за водой.
В сенях дважды бухнуло, открылась дверь, появились две худенькие босоногие девочки, лет семи с интересом уставившись на незнакомца.
- Ну, здравствуйте! - сгреб их в охапку.- Я ваш брат Саша. Те застенчиво отворачивались (не узнали). Опустив, развязал стоявший на полу мешок, раздернул и вручил всем подарки: отцу яловые сапоги, матери пуховый платок, сестричкам цветные ленты и по жестянке монпасье.
- А как Алеся? - спросил у матери. - Жива, здорова?
- Слава богу, - вздохнула та. - Но ты, сынок к ней не ходи. Вышла замуж.
- Как?! - побледнел сын. - Когда?
- В прошлом годе (нахмурился отец). Прошел слух, что тебя убили, она и вышла за сына Маневича - Пашку. Уже и немовля* народилось.
Александр сел на лавку, опустил коротко стриженую голову. Мать опять вздохнула, а сестрички умолкли.
Потом во двор въехала телега, послышалось «тпру», в сенях заскрипели половицы и в открывшую дверь, пригнувшись, ступил кряжистый Левка.
- Братка! - выпучил глаза, гость встал, крепко обнялись.
- Ну, ты и вымахал, - сказал старший, отстранившись, - меня догоняешь.
- Стараюсь, - рассмеялся Александр, - но это вряд ли.
Чуть позже все сидели за накрытым столом в другой половине, Левка разливал из четверти по стопкам, дымчатый первак*.
- Ну, со встречей, - поднял свою отец. В нее звякнули еще три, выпили, стали закусывать вареной бульбой, квашеной капустой и черствым хлебом, два кирпича которого привез сын.
- Так, а где ж, Яник? - когда отец налил по второй, спросил Александр.
У того дрогнула рука (мать всхлипнула), Левка тяжело уставился в стол, а двойняшки испугано замолчали.
- Забили его с двумя хлопцами тамошние мужики прошлой осенью в Коморовичах - сказал отец. - Ночью залезли в церкву.
- Это же самосуд! - побледнел Александр.
- Тамошний поп сказал, святотатство ну и забили, - вздохнула мать. - Так что, схоронили Яника. Все надолго замолчали, а девчушки потихоньку выбравшись из-за стола, шмыгнули на улицу.
- Ну да бог им судья, - поднял стопку отец,- помянем. Выпили не чокаясь (мать пригубила), братья, насупившись, задымили махоркой.
- Знаешь тех мужиков? - покосился на Левку Александр.
- Четырех забрали милицейские и посадили. А один куда-то пропал - блеснул глазами старший.
Мать принялась убирать со стола, остальные вышли на двор, уселись рядком на призьбе*.
- Отсеялись? - поинтересовался Александр, глядя на гнездо аиста на соседней хате.
- А нечем, - вздохнул отец. - Зимой наехал продотряд, выгреб у всех ржицу подчистую и увез. Такое вот сынка дело.
- Называется продразверстка, мать их так, - заплевал цигарку Левка и пошел выпрягать щипавшую осот лошадь.
- Я смотрю, купили коня?
- Какой купили (махнул рукой отец) оставил тем годом какой-то обоз, раненого. Мы понемногу выходили.
Старший брат меж тем увел буланого в крытый камышом бревенчатый сарай и, прикрыв дверь, вернулся.
- У тебя случайно винтовочных патронов нема? (снова присел рядом). Я с германской принес винторез*, только три осталось.
- Черт, совсем забыл,- встал с призьбы Александр и прохромал в хату. Вскоре вернулся, протянув новенькую офицерскую папаху (тебе), а из кармана галифе достал горсть патронов,- больше нету.
- Теперь живем, - пересыпал в свой Левка.- А то в уезде банды шалят, на дальних хуторах вырезали семью и увели скотину.
С улицы во двор вбежали сестрички с берестянкой*, чинно подойдя к сидевшим вручили Александру - причастуйсь, дядя.
Внутри был холодный, чуть сладковатый березовый сок.
- Смачна, - выпив половину утер губы и вернул. А чего вы такие бледненькие? (погладил по головкам).
- Им бы молока, да коровы няма, - снова вздохнул отец. - На всю деревню три застались.
На ночь Левка с братом, прихватив старый тулуп, отправились спать в сарай. В стойле пофыркивал конь (звали Солдат), улеглись на прошлогоднем сене.
- Летом пахнет, - выдернул Александр пук.
- Это да, - закинул за голову руки Левка.- А вот скажи мне, на хрена нам эта советская власть? При царе еще можно было жить, а сейчас? Который год война, голод, тиф. Народу положили тьма, кругом нищета и разруха.
- Разобьем белых, устроим новую жизнь. Без капиталистов и помещиков.
- А продразверстка? Разве можно отбирать у крестьян последнее?
- Последнее нельзя. Но это временно.
- А я через неделю подамся на шахты в Луганск (повернулся к брату). На днях были вербовщики оттуда, дал согласие. Заработаю на корову с лошадью и вернусь. Обновим хозяйство.
- Батьки знают?
- Ага. Тем паче ты вернулся.
- Тогда езжай,- сказал средний и уснул. В стрехе прошуршала мышь, всхрапнул конь и все стихло.
Утром он все-таки сходил к Маневичам. Кроме Алеси дома никого не было, встреча была грустной.
Ты прости меня, Саня, - уставилась фиалковыми глазами. - Так вышло.
- Понимаю (отвел свои). А это тебе на память, - вынув из кармана, протянул золотое колечко с камешком. Та, взяв, заплакала, он развернулся и ушел.
А в памяти возникли плывущие высоко в синем небе аисты, они вместе на луговой копне и слова песни, что пела Алеся, - ты ж мая, ты ж мая перепелка… Тогда они были счастливы и поклялись всю жизнь быть вместе. Не вышло.
Когда вернулся, мать нажарила драников, попили чаю на смородиновом листе, и Левка повез брата в город. Надо было стать на партийный учет в укоме*.
Партийный комитет находился на той же площади, что и церковь, в купеческом из кирпича доме, у входа стоял часовой с винтовкой.
- Ну, ты пока решай свои дела, а я заеду на мельницу, глядишь, раздобуду жмыха, - становил телегу напротив Левка.
- Хорошо, - одернул гимнастерку Александр и направился к часовому. Предъявил алую книжечку, тот кивнув, пропустил внутрь.
Председатель укома, по фамилии Рактин, оказался лет сорока, худощавым человеком, с болезненным лицом и бородкой клинышком. Над столом висел портрет Ленина, сбоку стоял продавленный диван, а в углу сейф и вешалка с фуражкой.
Где воевали, товарищ? - указав на стул, просмотрел Ракитин партийный билет со справкой об увольнении в запас.
- Сначала на Польском, а потом Северо - Западном фронтах.
- Как со здоровьем? Гляжу, вы хромаете.
- Нормально.
- Значит так (вернул документы). Обстановка у нас сложная. Голод, бескормица и тиф, в лесах банды. Коммунистов на уезд всего семнадцать, предлагаю вам работу в укоме.
- Я не особо с ней знаком,- пожал плечами Александр.
- Ничего, не боги горшки обжигают. Стаж у вас с семнадцатого, бывший красный командир, справитесь. Когда приехали и где живете?
- Вчера. У родителей в Ольховке.
- Пару дней отдохните, и жду вас у себя,- протянул председатель сухую руку.
Выйдя из укома (брата еще не было), Александр сел на скамейку рядом с храмом, задумался. Работа была ответственная, отказаться невозможно.
- Ничего, прорвемся, - шевельнул губами. - Бывало и хуже.
Вскоре подъехал довольный Левка на телеге, с мешком подсолнечного жмыха.
- Однополчанин помог, работает там механиком, подкормим Солдата да и самим можно пожевать. А у тебя как дела?
- Предлагают работать в укоме. Через два дня выходить на службу.
- Вот это да, - присвистнул брат.- Станешь большим начальником.
- Ладно, давай заедем на базар,- влез на седелку Александр. - Он в Черикове как, еще имеется?
- Сегодня воскресенье, должен быть. Но служивый! - дернул ременными вожжами. Буланый зацокал копытами.
Базар раскинулся на западной окраине, недалеко от ратуши.
На утоптанном пространстве стояли длинные навесы с прилавками, где торговали подержанными вещами, самоварами, мутным самогоном из-под полы, требухой и подозрительного вида пирожками.
С нескольких телег селяне продавали прошлогоднюю картошку, соленую, в бочонках, капусту с огурцами, тетки предлагали сушеные грибы и сливы. Из живности имелись десяток ощипанных синюшных кур, теленок меланхолично жевавший жвачку и понурая кляча, которую расхваливал оборванный, с серьгой в ухе цыган.
Среди покупателей с продавцами шныряли беспризорники, крича, - дай хлеба дядя! В одном месте безногий солдат, играл на гармошке «Прощание славянки» в другом что-то хрипло пела шарманка.
- Да, небогато, - сказал Александр, когда они с братом потолкались по базару.
- А что ищешь? - пощупал тот у хмурого дядьки выделанную овчину.
- Хотел купить сестренкам козу.
- Ну, так бы и сказал, чудак. Айда за мной, видал я тут одного человека.
Прошли в дальний конец базара, где за одним из лотков сидел пожилой еврей в шляпе и с пейсами, торговавший рассыпными папиросами.
- Здорово Абрам, - остановился рядом Левка.
- Наше вам, - солидно кивнул тот. - Чего шукаем?
- Да вот, хотели с братом купить козу, а тут из нету.
- Какие имеете дензнаки? Царские или керенки?
- У меня вот, - достал из кармана Александр серебряные часы на цепочке, снятые с убитого офицера.
- «Мозер», - взял тот в руку и почмокал губами - цимусная* вещь.
- Ну, так что? - спросил Левка.
- Давид! (из толпы выскочил лет семи мальчишка). Беги к маме, - наклонился к нему Абрам, - доставь сюда самую лучшую козу из стада.
- Ага, - утер тот сопатый нос, и замелькал пятками.
Вечером Олеся с Машей пили парное молоко.
На следующее утро, встав пораньше, братья запрягли Солдата, прихватили двуручную пилу с топором, мать сунула им узелок с едой и телега загремела по улице. Спустившись к неширокой речке, переехали ее вброд и направились по песчаной дороге в сторону лесного бора.
Он встретил полумраком, утренней прохладой и дробным стуком дятла, где-то в глубине. Проехав с километр, Левка свернул с колеи на старую вырубку, рядом с небольшим озерцом, остановил телегу, оба спрыгнули.
- Берем вон те три, - показал рукой на крайние сосны с рыжими стволами. -На зиму в самый раз хватит.
Выпрягши коня, оставили пастись на травянистом берегу, а сами, прихватив инструмент, направились к деревьям. До обеда спилили все три, обрубив сучья, раскряжевали на бревна, после чего искупались в озерце и перекусили.
- А работать, я смотрю, ты не разучился, хоть и командир, - сказал Левка, сворачивая козью ножку.
В красной армии командиры работают вместе с бойцами, не как в царской.
Перекурив, до вечера перевезли бревна в деревню, на следующий день распилили на козлах, перекололи и сложили в поленницу...
Глава 5. В губернской ЧК
«Постановили. Назвать комиссию – Всероссийская Чрезвычайная Комиссия при Совете Народных Комиссаров по борьбе с контрреволюцией и саботажем и утвердить ее.
Задачи Комиссии:
1) Преследовать и ликвидировать все контрреволюционные и саботажные попытки и действия по всей России, со стороны кого бы они не исходили;
2) Предание суду Рев. Трибунала всех саботажников и контрреволюционеров и выработать меры борьбы с ними.
3) Комиссия ведет только предварительные расследования, поскольку это нужно для пресечения. Комиссия разделяется на отделы – информационный, организационный отдел (для организации борьбы с контрреволюцией по всей России) и филиальный отдел.
4) Отдел борьбы. Комиссия сконструируется окончательно завтра. Пока действуют ликвидационные комитеты Военно-Революционного Комитета. Комиссии обратить в первую голову внимание на печать, саботажников и стачечников. Меры: конфискация, выдворение, лишение карточек, опубликование списков врагов народа и т.д.»
(Постановление СНК о создании Всероссийской чрезвычайной комиссии (ВЧК). 7(20) декабря 1917 года)
Наступила осень, по небу курлыкая, потянулись к югу журавли «ты ж мая, ты ж моя перепелка (всплыло в памяти).
Александр шестой месяц работал в укоме. Сначала инструктором, а потом заведующим отделом труда. Жил в городе, получив комнату неподалеку, воскресеньями навещал Ольховку, помогая родителям по хозяйству. Вместе с отцом перекрыл сарай, вывез на поле навоз, помог выкопать картошку.
Левка, как и обещал, отправился в Донбасс работал там на шахте в местечке Кадиевка, иногда присылая немного денег. Перед отъездом они крепко повздорили. Старший брат в очередной раз выразил недовольство властью, завязался спор (оба схватились за грудки), батька едва растянул в стороны.
- Контра ты, - сказал средний. - Я таких ставил к стенке!
- Попробуй, - сжал кулаки старший. На том и разошлись, каждый оставшись при своем мнении.
Целыми днями Александр был в делах, мотаясь верхом на казенной лошади по уезду, организуя коммуны по совместной обработке земли, участвуя в ее размежевании и создавая в волостях* партийные ячейки. Дважды в него стреляли (из лесу и дома в окно), банд в уезде по - прежнему хватало.
А по ночам занимался самообразованием: штудировал материалы недавно прошедшего в Москве всероссийского съезда РКПб о хозяйственном строительстве и борьбе с разрухой; вникал в работу Ленина «Великий почин» и даже почитывал «Капитал» Маркса, но мало чего понял.
В октябре Ракитин свалился с чахоткой и был отправлен в больницу, Александра назначили на его место. Там он проработал до зимы, а сразу после Нового года вызвали в губернский комитет партии, председатель которого сообщил, - есть указание товарищ, Ковалев, направить тебя в Гомельскую Губчека. Республика в опасности, возражения не принимаются.
Положение дел к тому времени снова серьезно обострилось.
Бежавшие за границу контрреволюционеры при активной поддержке Франции, Польши и Великобритании развернули широкую антисоветскую деятельность.
В борьбе против рабоче-крестьянского государства и в частности Белоруссии, особо выделялся "Русский политический комитет", переименованный в Народный союз защиты родины и свободы во главе с эсером Савинковым. Совместно с ним действовали Белорусский политический комитет, крестьянская партия "Зеленый дуб" и другие организации белорусских националистов.
Для усиления «союза», в его распоряжение с согласия польских властей перешли интернированные за рубежом 3-я русская армия генерала Перемыкина, дивизия казачьего полковника Гнилорыбова, бригада есаула Яковлева.
Кроме того, под командованием Савинкова и главарей белорусских националистов находились части так называемой Белорусской повстанческой армии генерала Булак-Балаховича. С началом года на территорию республики начали интенсивно забрасываться их эмиссары и вооруженные до зубов банды.
По замыслу своих хозяев они должны были поднять антисоветское восстание, в связи с чем развернули активную подрывную деятельность: убивали партийно-советский актив, нападали на красноармейские отряды, жгли продовольственные склады, школы, больницы и дома, расстреливали сочувствующих.
А поскольку основной формой борьбы с контрреволюцией явились войсковые операции, Ковалев оказался в родной стихии. Вместе с ротой бойцов, приданной губернской ЧК, он в первую же неделю уничтожил крупную банду, действовавшую в Речицком уезде, а спустя месяц, организовав засаду, расстрелял из пулеметов группу конников в пятьдесят сабель, совершавшую рейд по деревням, захватив ее командира.
На допросе тот дал весьма ценные сведения о белом подполье в Мозыре которое было арестовано через две ночи.
Познакомившись во время служебных поездок с крестьянами окрестных деревень, Александр имел некоторые сведения о действовавшей там более года, банде некого Смоляка. Один из них, в прошлом красный партизан, как-то даже рассказал, что знает место в урочище Большой лес, откуда та совершает налеты. Он ставил об этом в известность уездную милицию, но для уничтожения бандитов не имелось сил. Теперь же они были в наличии.
Свои соображения Ковалев доложил руководству и получил согласие на проведение операции.
Для начала он выехал в уезд, где встретился с начальником тамошней милиции и ввел в курс дела, а от него, переодевшись селянином и захватив берданку*, на лыжах ушел в деревню. К ночи добрался туда (улица в сугробах была пустынной), постучал в крайнюю избу.
В одном из окошек затеплился огонек, внутри проскрипела дверь, из-за наружной хрипло спросили,- кто там?
- Дядька Игнат, открывай, Это я, Ковалев из Гомеля.
- За дверью упал крюк, она приоткрылась.
Вскоре оба сидели за дощатой перегородкой у задернутого окна, на столе тускло светился каганец.
- Помнишь ты рассказывал про банду Смоляка? - наклонился вперед гость.
- А як же.
- Она все еще на старом месте?
- Ну да, а чаго им баяцца?
- Хотим взять ее к ногтю, место покажешь?
- Отчего ж, банда в лесу, в старом панском фольварке. Душ двадцать.
- Значит, слушай меня внимательно…
Спустя три дня, метельным вечером, на околице деревни остановился санный обоз с бойцами в заснеженных шинелях. Из первых вылез человек в бекеше и заскрипел валенками к избе Игната. Оттуда вернулись вдвоем, розвальни тихо заскользили по лесной дороге. Из лошадиных ноздрей валил пар, тишину иногда нарушал далекий вой волка.
Проехали версты две, стали в кустах у длинного замерзшего озера. Метель кончилась, сквозь тучи проглянула желтая луна.
- Дальше пехом, тут рядом, - первым ступил на лед Игнат.
Взвод, рассыпавшись цепью, с винтовками наизготовку (позади катили «максим») тихо двинулся следом. Сразу за озером на поляне окруженной елями, светился окнами небольшой фольварк. Был он в два этажа, из кондовых бревен и с вычурный мезонином, сбоку темнел каретный сарай.
Не для меня придет весна,
Не для меня Буг разальется,
И сердце радостно забьется
В восторге чувств не для меня!
Не для меня, красой цветя,
Алина встретит в поле лето;
Не слышать мне её привета,
Она вздохнет - не для меня..!
доносили порывы ветра густой бас Шаляпина, сопровождаемый хором. Остановились, прячась за деревьями, окружили усадьбу, взводный подбежал к Ковалеву, - готово.
- Пулемет сюда, - показал тот на старый пень рядом. - Вех кто будет выскакивать с тыла, брать живыми.
- Есть,- козырнул тот и растворился в темноте
- Готово, - передернул затвор первый номер*.
- Огонь! - приказал Александр.
Гулкая очередь разорвала песню, из окон полетели стекла (от бревен щепки), внутри кто-то пронзительно завизжал
Выпустив половину ленты, пулемет замолчал. Ковалев, приложив ладони ко рту громко закричал, - всем выходить без оружия! В противном случае подожгу фольварк!
На несколько секунд возникла звенящая тишина, потом дверь на крыльце отворилась. Подняв руки, и затравлено озираясь, на свет луны вышла дюжина расхристанных бандитов.
- К стене! - выскочил из-за угла взводный с четырьмя красноармейцами (построились у фасада). К ним, толкая в спины прикладами, добавили еще троих, пойманных по другую сторону фольварка. - Обыскать,- приказал отделенному.
Тот обошел шеренгу, на снег полетели браунинг и два нагана.
В зале, за проходным коридором с разбитым зеркалом, в центре стоял уставленный закусками и четвертями с самогоном длинный стол, валялись опрокинутые стулья, на затоптанном ковре подплывали кровью два трупа.
- Ото и есть Смоляк, - показал Игнат пальцем на одного, в офицерском кителе без погон и зажатым в руке «манлихером»*.
- Допрыгался гад, - сунул в кобуру револьвер взводный.
На двух диванах сбоку были навалены шинели с полушубками, в разных местах валялось брошенное оружие.
- Осмотрите весь дом, - сказал Ковалев, и они с Игнатом вышли наружу.
- Так что в сарае двое саней, семь лошадок и фураж - доложил один из бойцов в солдатской папахе. - И еще во - кивнул назад, там стояли двое с подбитыми глазами, икая и пошатываясь, - в стельку пьяные.
- Тоже туда, - кивнул чекист на понуро стоявших у стены бандитов.
Спустя пару часов, обоз выехал из лесу. К нему добавились груженые награбленным добром и трупами сани, позади вели захваченных «смоляковцев».
Под утро въехали в местечко, сдав все в уездную милицию, а на следующее из Гомеля прибыл военный трибунал. В полдень всех бандитов расстреляли на базарной площади, при большом стечении народа.
- Собакам собачья смерть! - выкрикнули из толпы, а какая-то баба заголосила…
Лето. Июль. За окном цвели липы. Ковалев сидел в кабинете председателя губернской ЧК Леонюка. Кроме него там находились еще двое: сам начальник и приехавший из Минска человек. Среднего роста, лет двадцати пяти, худощавый, с русыми, зачесанными назад волосами.
Это был Председатель ЧК Белоруссии Ян Каликстович Ольский.
По национальности поляк и член РСДРП* с семнадцатого года, он имел богатый опыт работы в подполье, в Гражданскую являлся одним из руководителей Особого отдела ВЧК Западного фронта. Близкий друг Дзержинского.
Разговор шел по службе. Ковалев, (уже заместитель Леонюка) докладывал Ольскому о результатах работы на своем участке, а именно - борьбе с националистическим подпольем.
- Неплохо, очень неплохо, - внимательно выслушав, сказал Ольский. - Давно служите у нас?
- Второй год.
- А до этого?
- Был на фронте, командовал взводом, ротой.
- Образование?
- Учительская семинария, не закончил и курсы красных командиров.
- Для чекиста, я бы сказал высшее,- улыбнулся Ян Каликстович. - Удачи в работе (пожал через стол руку).
- Разрешите идти? - встал со стула Александр.
- М-да, - перспективный сотрудник (сказал, когда тот вышел). Возьму себе на заметку.
- Никак думаете забрать? - насторожился Леонюк.
- Пока нет, а там посмотрим.
Спустившись к себе, Ковалев пригласил одного из начальников отдела Радкевича, - Александр Петрович, что нового по разработке?
Уже месяц они искали в Гомеле подпольную типографию, где печатались, а ночами расклеивались листовки, призывающие к свержению советской власти, террору и саботажу. Банд в губернии поубавилось, но подполье существовало. И теперь чекисты вышли на след, приведший в один из костелов. Там, в подвале, и находился печатный станок, на котором трудились трое. Их пока не брали, отрабатывая связи.
- Все по плану, - уселся напротив Радкевич. - Имеем адреса всех «почтальонов» и двух явок. На одной зафиксирован некий Фурман, в прошлом царский офицер, служит в земельном комитете.
- А вторая?
- Кроме содержателя, там пока никого не наблюдаем.
- Хорошо, активизируйте работу,- отпустил его Ковалев.
Часов в десять вечера, он убрал в сейф дела, запер кабинет и, кивнув дежурному, вышел из здания. На город опускались лиловые сумерки, изредка встречались редкие прохожие, где-то по булыжнику прогрохотала телега.
Миновав два квартала, вошел во двор одного из домов, с цветущим кустом сирени, поднялся по лестнице на второй этаж, отпер ключом дверь, щелкнул выключателем.
Лампочка под потолком осветила комнату, где у одной стены стояла заправленная по-армейски койка с тумбочкой и стулом, у другой старый шифоньер.
Положив на него фуражку, Александр прошел во вторую, поменьше, с умывальником, приспособленную под кухню. Вымыв руки, вскипятил на керосинке жестяной чайник и поужинал ломтем черняшки, намазав комбижиром и двумя вареными картошками.
Вернувшись в комнату, снял портупею, сунув под подушку револьвер, стянул сапоги, обмотав голенища портянками. Взял с тумбочки учебник Гросса по следственной тактике, улегся на жесткую койку и принялся читать.
На следующее утро (было воскресенье) встал как обычно в шесть, заправив койку, натянул галифе и прошел на кухню, где умывшись холодной водой, побрился и причесался перед осколком зеркала. Через полчаса снова сидел в своем кабинете, работая с секретными документами.
Примерно в одиннадцать закончил, сдал дежурному ключи и вышел на улицу. Перекусил в наркомпросовской столовой напротив, сел на конку и проехал до железнодорожного вокзала. За ним находились казармы, где размещался кавалерийская бригада 15-й конной армии Гая*, сражавшаяся под Варшавой.
Там у Ковалева имелся приятель, командовавший эскадроном. Они познакомились еще на Польском фронте и теперь встретились вновь. Звали эскадронного Семен Вишняков, родом был с Дона.
Помимо прочих кавалерийских качеств, он был виртуозом рубки, за что на Империалистической получил два «Георгия» и теперь в свободное время обучал Александра этому искусству, к чему имелись причины.
На одной операции, при ликвидации конной банды зеленых* того едва не зарубил главарь - спас случай. Шашка полоснула по накладке винтовки и сломалась. Теперь друзяк * (так звал приятеля Семен) сам неплохо ей владел и предстоял урок по освоению «баклановского» удара. Таким можно было развалить противника от плеча до пояса, что могли немногие.
Вишняков умел и передавал опыт Ковалеву.
Занятие по счету было третьим и проходило на специально оборудованной полосе за частью. Там, под присмотром эскадронного, посылая лошадь в намет, Александр для разогрева рубил лозу, затем ее же, с одетой поверх фуражкой, а в заключение прикопанные в землю березки толщиной с руку.
- М-да, - поигрывая плеткой, рассматривал косые срезы Вишняков. - Уже лучше, из трех развалил две. Токмо не напрягай кисть, держи рукоять нежно, как бабу за сиську и руби с потягом на себя. Уразумел?
- Уразумел, - кивал потный ученик и повторял в очередной раз.
- Здоровый черт, - глядя вслед, качал чубатой головой Семен.
Потом они рубились шашками по-пластунски на земле, а в завершение устроили конный поединок.
- Ну што, неплохо, - сказал отдуваясь после завершения комэск. - Казака в бою свалишь, хотя и не всякого.
Дав жеребцам остыть, они купались с ними в прохладной реке и загорали. Семен рассказывал про Тихий Дон, Александр, прикрыв веки, слушал. Где-то на окраине загудел фабричный гудок.
- А давай к нам на обед? - перевернулся на спину комэск. - Сегодня обещали борщ с мясом.
- Нам вчера выдали жалованье (улыбнулся Александр) лучше пошли в город, я угощаю.
- Отчего ж, айда, - стал тот натягивать галифе с леями.
Вернув лошадей в конюшню, Вишняков предупредил дежурного, что отлучится на час, оба вышли за ворота.
- Куда двинем? - одернул гимнастерку.
- Есть тут у вокзала одно место, хорошо кормят.
По весне Совнарком объявил в стране НЭП*, и в городе открылись множество частных заведений, в том числе в системе общепита. Миновав запруженный людьми вокзал, оба пересекли площадь перед ним и вошли в зеленый сквер. Там имелись всяческие ларьки, торговавшие снедью, а еще заведение с вывеской «Пролетарский трактир».
Внутри было немноголюдно, сели за столик со скатеркой у окна, тут же подбежал малый в красной рубахе и с полотенцем на руке, - чего товарищи желают?
- А что есть? - поинтересовался Ковалев.
Тот, загибая пальцы, начал перечислять, потом заговорщицки наклонился, - а к сему хлебный самогон.
- Значит так, -сказал Александр, - тащи свекольник, по куску мяса, хлеба само-собой и бутылку.
- Да смотри, чтобы не конина, - постучал пальцем Семен по эфесу шашки.
- Не извольте беспокоиться, - заверил малый (умчался).
Через несколько минут вернулся с тарелками на подносе, двумя стаканами и заварным, в цветочках, чайником.
- А это што за хрень? - вскинул брови комэск?
- Так что подаем в чайниках, пакольки заборонено. Не сумневайцесь.
Александр разлил «чай» по стаканам, звякнув ими, выпили.
- Первач, - крякнул казак, занюхав хлебом, приступили к обеду. Свекольник был с грибами и сметаной, отбивная поджарена с картофелем - все на уровне.
Когда все съели и выпили, рядом снова возник официант и предложил на десерт кофе-глясе.
- Неси, попробуем, - согласился Ковалев.
Спустя минуту, перед ними стояли бокалы, наполненные сверху чем-то белым, а внизу коричневым.
- Духмяно пахнет, - отхлебнул из своего комэск.
- Это да, - сделал то же Александр.
- А вот когда взяли Перекоп, у меня в эскадроне был случай, - продолжил Семен. - Сидим с ребятами в барском особняке у моря, отмечаем победу и пьем шустовский коньяк. Тут помощник и гутарит, - это што, у меня есть получше. Англицкий.
- Давай, говорю, попробуем. Выходит наружу, приносит черную бутылку с наклейкой, ставит на стол, откупоривает, наливает в кружку.- Ты первый - предлагаю. Он залпом выпивает, глаза по пятаку и выскакивает наружу.
- Сразу видно, вещь, - наливает себе взводный Ракита, повторяет и выскакивает еще хутче. Тут в дверь заходит полковой ветеринар из бывших и интересуется,- што случилось, с помощником и Ракитой? Их во дворе наизнанку выворачивает.
- Да вот, - показываем на бутылку, - выпили англицкого коньяка.
Тот берет ее, читает наклейку и гутарит, - это жидкость от клопов, закончил свой рассказ комэск, и оба весело рассмеялись.
Потом Ковалев расплатился с официантом, друзья вышли на улицу. В пыли, чирикая, купались воробьи, ярко светило солнце.
- Ну, брат бывай, - тряхнул ему руку Семен. - Пошел нести службу.
Ковалев тоже вернулся к себе, час поспал, а затем, сняв гимнастерку, вынул из шкафа пиджак с кепкой, захватил удостоверение с наганом и опять вышел на улицу.
Через полчаса он сидел на явочной квартире, беседуя с осведомителем.
Тот в свое время был жандармским ротмистром и помимо сведений, которые предоставлял, обучал чекиста сыскному делу: подбору, формам и методам вербовки агентов, правилам наружного наблюдения, конспиративной связи.
Александр внимательно слушал, задавал вопросы и порой делал записи в прихваченном с собой блокноте.
Назад возвращался в сумерках, город спал, изредка проходил, блестя штыками, ночной патруль.
К августу разработка белогвардейского подполья завершилась.
В городе и его окрестностях губернская ЧК арестовала несколько десятков активных участников (из офицеров и левых эсеров), а еще обнаружила тайный склад с оружием и взрывчаткой.
Седьмого ноября отмечали очередную годовщину Октябрьской революции. Центр города украсился кумачовыми флагами с транспарантами, на главной площади установили трибуну, состоялся торжественный митинг.
На нем выступили партийно-советские руководители, после чего состоялось торжественное прохождение войск гарнизона.
Белая армия, чёрный барон
Снова готовят нам царский трон,
Но от тайги до британских морей
Красная Армия всех сильней!
разнесся в воздухе молодой чистый голос
Так пусть же Красная
Сжимает властно
Свой штык мозолистой рукой,
И все должны мы
Неудержимо
Идти в последний смертный бой!
подхватил его размерено шагавший с винтовками на плечах стрелковый полк, с гарцующим впереди на коне усатым командиром. За красноармейцами, урча, катили в синеватых выхлопах три броневика, а за ними, под алым, с кистями знаменем, цокала копытами по брусчатке кавалерийская бригада.
- Ура! - бежала позади босоногая стайка мальчишек.
После митинга и торжественного прохождения, Ковалев, в числе многих отправился на вокзал. Там стоял длинный состав теплушек под парами, куда грузилась кавалерийская бригада. Она в полном составе перебрасывалась на Туркестанский фронт, где шли упорные бои с басмачами.
Вишнякова он нашел в середине состава, где тот командовал погрузкой эскадрона.
- Ну, вот и пришло время расставаться, Ляксандр, - развел руками. - Так что, не поминай лихом. Друзья, крепко обнявшись, расцеловались.
- Будешь в наших местах, непременно заезжай, - отстранился Семен. - Станица Еланская, там меня каждая собака знает.
- По ваго-онам! - прокатилась вдоль перрона команда.
Паровоз дал длинный гудок, (вдоль состава прошел лязг сцепок), капельмейстер военного оркестра взмахнул палочкой - грянул походный марш. Все убыстряясь завертелись колеса, теплушки поплыли мимо, стоявшие на перроне люди, замахали фуражками и руками.
Александр долго смотрел вслед, пока последний вагон не скрылся в голубом тумане. Слишком часто приходилось терять с боевых друзей. Одни полегли в боях, как весельчак Осмачко и многие другие, где то на фронтах затерялся отчаянный матрос Рогов, а вот теперь на войну с басмачеством уехал Вишняков.
Он вздохнул и пошагал назад. С деревьев, кружась, осыпались листья...
Глава 6. Западный пограничный округ
«Совет Народных Комиссаров постановил:
1. В ведомстве Народного Комиссариата по Финансовым делам учреждается Пограничная Охрана.
2. На Пограничную Охрану возлагается защита пограничных интересов Российской Социалистической Федеративной Советской Республики, а к пределах приграничной полосы — защита личности и имущества граждан, в частности:
а) воспрепятствование тайному провозу грузов и тайному переходу лиц через сухопутные и морские границы Российской Социалистической Федеративной Советской Республики;
б) защита от расхищения водных богатств в наших пограничных и территориальных водах;
в) надзор за соблюдением на пограничных реках правил международного судоходства;
г) охрана наших рыбаков и промышленников в пограничных морях, озерах и реках;
д) защита наших пограничных селений от нападений разбойников и кочевых племен;
е) осуществление в потребных случаях пограничного карантина и проч».
(Из Декрета Совета Народных Комиссаров от 28 мая 1918 года «Об учреждении Пограничной Охраны»).
В феврале Леонюк сообщил Ковалеву, что того отзывают в распоряжение республиканской Чрезвычайной Комиссии.
Попрощались, собрал нехитрые пожитки (все поместились в фанерный чемодан), поездом добрался до Минска. Там, взяв извозчика, доехал до улицы Советской, расплатившись, слез, и вошел в центральный подъезд высокого серого здания с портиком и колоннами.
На входе предъявил удостоверение, сообщив, что вызван из Гомеля.
- Минуту,- снял дежурный трубку. - Ясно, есть. Вам, товарищ, на второй этаж. В приемную Председателя (опустил на рычаг.)
Оставив в дежурке чемодан, Александр, поднявшись по ступеням широкой лестницы с перилами, ступил в длинный сводчатый коридор. Миновав десяток выходивших туда дверей, остановился перед двухстворчатой в конце, с табличкой «Приемная». Постучав, вошел внутрь, представился.
- Ян Каликстович ждет, - встав из-за стола, открыла обитую кожей дверь начальственного кабинета пожилая, в длинной юбке, секретарша.
- Здравия желаю,- шагнул Ковалев через порог. - Явился по вызову.
- Проходи, Александр Антонович, присаживайся, - встал навстречу из-за заваленного бумагами стола Ольский. - Как добрался?
- Спасибо, хорошо, - присел на стул у приставного.
- Значит так, - негромко начал Председатель, положив на стол локти. - Я отозвал тебя из Гомеля, чтобы поручить весьма ответственное дело.
- Весь внимание, - ответил приглашенный.
- Как тебе известно, в мае восемнадцатого Совнарком издал декрет о создании пограничной охраны (Ковалев молча кивнул). Через год ее преобразовали в пограничные войска, введя в состав действующей Красной Армии. Ну а теперь, с учетом окончания войны, переподчинили Всероссийской ЧК.
Я на днях вернулся из Москвы, где у товарища Дзержинского по этому вопросу прошло специальное совещание. Феликс Эдмундович считает укрепление советских границ первостепенной задачей и приказал направить в погранвойска наших лучших товарищей. Считаю тебя одним из таких у нас. Вопросы?
- За доверие спасибо, - ответил Ковалев. - Но мне это дело незнакомо.
- Ничего, освоишь. Боевой опыт у тебя есть, оперативный тоже и голова дай бог каждому. С сегодняшнего дня назначаешься начальником 16-го погранотряда Западного пограничного округа. Отряд дислоцируется в Житковичах и находится в стадии комплектования, так что придется активно поработать.
- Работы я не боюсь, - повел плечами Александр. - Каковы будут полномочия в части набора личного состава?
- Достаточно широкие. На этот счет командование РККА получило особую директиву Совнаркома о направлении в погранвойска наиболее подготовленных и политически грамотных красноармейцев. Необходимые указания имеют и партийно - советские органы на местах.
Беседа длилась час, а на следующее утро, получив в кадрах приказ о назначении и новое удостоверение, Ковалев выехал к месту назначения.
Теперь он был в новой форме, полученной на складе: фуражке (синий околыш - зеленый верх), с красными звездами и тремя кубарями на рукавах серой шинели.
Житковичи оказались небольшим захолустным городком в паре сотен верст от Минска, на берегу одноименной реки. Расположенный в самом центре Полесья, окруженный дремучими лесами с болотами, он имел железнодорожную станцию, православный храм и десяток каменных домов в центре (остальные были деревянные), в которых проживали две тысячи обывателей: православных, евреев и католиков.
Сойдя с поезда на дощатую платформу, Ковалев направился к маячившему у кассы милиционеру, - товарищ, где находится штаб погранотряда?
- Так что прямо по улице, за церквой, справа три купеческих дома. Штаб в последнем, - козырнул тот.
- Спасибо, - кивнул Александр и сошел по ступеням с платформы.
Штаб был в два этажа с черепичной крышей, перед ним высились три старых липы, при входе стоял часовой в тулупе и с винтовкой.
Предъявив удостоверение, зашел внутрь, где был встречен вставшим из-за стола дежурным, перетянутым ремнями.
- Вы к кому, товарищ командир?
- К себе, будем знакомы. Начальник погранотряда Ковалев.
- Дежурный по штабу, Гудзь! - вытянулся тот. - Разрешите проводить к заместителю?
- Давай, - чуть улыбнулся Александр. Поднялись по крутой лестнице наверх.
Заместитель оказался лет на пять старше, с косым шрамом на лице и широкими вислыми плечами. Отпустив дежурного сели, познакомились ближе.
Василий Дараган (так его звали), был родом из Полтавы, командовал взводом в РККА, а год назад перевели в отряд. Сначала начальником заставы, теперь повысили.
- А где ваш прежний начальник? - поинтересовался Александр, расстегнув ворот шинели.
- Убили весной. При ликвидации прорвавшейся со стороны Польши банды.
- И часто переходят?
- Случается.
От Дарагана Ковалев узнал, что отряд, насчитывающий триста двенадцать бойцов личного состава охраняет участок границы, проходящий по территории Житковичского, Туровского и Лельчицкого уездов Белоруссии. Заставы размещаются по западному берегу рек Случь и Припять, где на юге соседствуют с 20-м отрядом Украинского погранокруга.
- Для начала вполне достаточно, - внимательно выслушал Ковалев. - Теперь покажите мой кабинет.
- Прошу за мной, - достал из ящика стола ключи заместитель. Выйдя в коридор, прошли к соседней двери, отпер врезной замок.
Помещение было чуть больше первого, с казенной мебелью, чисто вымытым окном, в углу несгораемый сейф. Рядом, на длинном ремешке, весел маузер в лакированной колодке.
- Остался от начальника, теперь ваш, - перехватил Дараган взгляд.- Кстати, имеется и жилье. Начальник снимал неподалеку, у местной учительницы.
Прихватив вещи, Александр запер кабинет, оба спустились вниз и, выйдя наружу, пошли по заснеженной улице. Остановились у рубленого пятистенка с пристройкой, вошли в калитку.
- Мария Ивановна! - постучал согнутым пальцем заместитель в окно с розовой геранью за стеклом.
Через минуту дверь отворилась, выглянула женщина в платке и безрукавке. Лет пятидесяти, сухонькая и аккуратная.
- Вот привел вам нового жильца, вместо Сергея Петровича.
- Милости прошу,- отступила в сторону.
Пошоркав сапогами по половичку в сенях, прошли оттуда внутрь дома.
Он был просторный, с двумя печами, окна комнаты, которая сдавалась, выходили в заснеженный, с голыми кустами, сад. Коротко познакомившись с хозяйкой, Ковалев оставил чемодан, оба, перекусив в чайной, вернулись назад.
Дальнейшее знакомство с обстановкой продолжилось в его кабинете.
Кроме прочего заместитель сообщил, отряд укомплектован едва на половину, не хватает станковых пулеметов, обмундирования, конной тяги. Да и с продовольствием неважно, в РККА нормы выше. Всем этим предстояло заняться.
- При штабе лошади имеются? - поинтересовался Александр.
- Имеются, для начальствующего состава.
- Завтра в шесть соберите всех у меня, а в семь, с вами выедем на заставы.
Отпустив заместителя, новый начальник отпер сейф и стал просматривать имевшиеся там документы: карту участка охраняемой границы с расположением застав; списки командного и личного состава, донесения и оперативные сводки.
Делая отметки в записной книжке, просидел до первых звезд.
Когда вернулся на квартиру, почаевничали с хозяйкой, та рассказала, что живет одна, мужа (директора школы) расстреляли белополяки в восемнадцатом, продолжает учить детей.
- А у вас есть семья? - поинтересовалась Мария Ивановна.
- Нет. Пока не обзавелся.
- У Сережи была, в Пскове. Собирался привезти, да видно, не судьба.
Затем поблагодарив хозяйку за чай, постоялец ушел в свою комнату, прикрыв дверь. Там зажег стоявшую на этажерке лампу, стянув сапоги, разделся и, аккуратно повесив форму в шкаф, разобрал постель. Задул тонкий огонек и улегся.
От камина печи шло сухое тепло, где-то тихо пел сверчок - провалился в сон. Спокойный и глубокий.
Утром Ковалев знакомился со своим штабом.
В нем, помимо Дарагана, состояли пятеро: комиссар, два помощника (один по хозчасти) начальники оперативного отдела и канцелярии. Четверо - участники Гражданской войны, а у комиссара, лет сорока, по фамилии Сулевич, на гимнастерке алел орден Красного Знамени.
- За разгром Деникина (перехватил он взгляд начальника).
Спустя час, оставив за себя помощника, Ковалев вместе с Дараганом, на заседланных лошадях, отправился знакомиться с заставами.
Такие, в составе двух комендатур, имелись в семи деревнях, а одна находилась в лесной пуще.
В первый день побывали на трех, где несли службу от двадцати до тридцати пограничников. Личный состав был здоров, обмундирование с питанием по норме, а вот вооружение желало лучшего. Оно состояло из винтовок и гранат, на двух заставах отсутствовали пулеметы. Не хватало лошадей, а те, что имелись, были выбракованы из армии.
При этом начальники комендатур доложили Ковалеву, что на сопредельной стороне находится польская экспозитура «Двуйки»*, предпринимающая неоднократные попытки заброски на советскую территорию шпионов с диверсантами, а также бандитских групп.
- Есть ли у вас осведомители на той стороне? - поинтересовался Александр.
- Откуда? - развели оба руками.
Вернувшись через двое суток в отряд, новый начальник провел первое заседание штаба, поставив следующую задачу: немедленно заняться доукомплектованием застав, изысканием автоматического оружия, а также организацией разведки.
Для этого поручил комиссару установить тесную связь с уездными военкомами, на предмет направления в отряд призывной молодежи, а заместителю с помощниками - вплотную заняться вооружением.
- Ну а теперь перейдем к разведке (взглянул на начальника оперативного отдела). - Насколько понимаю, в этих местах при царском режиме имелась пограничная стража.
- Была такая, - согласно кивнул тот. - После революции разогнали.
- Ну, так вот, бывших ее офицеров разыскать и представить мне. Срок вам одна неделя. Вопросы имеются товарищи? - обвел всех глазами.
- У меня информация, - скрипнул ремнями Дараган. - Со времени создания отряда, все захваченное у нарушителей границы оружие мы по акту сдаем в губернское ЧК. У них там имеется целый склад. Мы с бывшим начальником как-то обращались, но получили отказ.
- Основания?
- Мол, разные ведомства. Необходимо согласование в верхах.
- Хорошо (чуть подумал Ковалев) займемся этим вместе.
Затем, отпустив всех кроме заместителя, повертел рукоятку «Эриксона» и снял трубку, - алло, барышня, соедините меня с Гомелем.
- Гомель? - прошу номер 1-85. - Фома Акимович? Здравствуйте, Ковалев. Тоже рад. Хочу завтра к вам заехать. В десять утра? Ясно (дал отбой).
- Завтра в шесть выезжаем в губернскую ЧК, - развернулся к заместителю.
- Вас понял, - кивнул тот.
Леонюк встретил бывшего коллегу радушно, тот представил Дарагана, уселись напротив за стол.
- С чем пожаловал Александр Антонович? - рассказывай, прищурился председатель.
Начальник отряда коротко изложил суть дела, добавив, - теперь погранвойска входят в состав ВЧК. Полагаю, нам следует пойти навстречу.
Председатель задумался, побарабанил по столу пальцами и спросил, - что нужно конкретно?
- Вот,- вынув из полевой сумки, положил перед ним отпечатанную заявку Дараган.
Леонюк внимательно прочел, хмыкнул и учинил на ней синим карандашом резолюцию «Выдать в порядке взаимодействия». Размашисто подписав, сунул в лежавшую на столе папку.
- Завтра можете получить все на складе. Только транспорт и охрана ваши. Кстати (откинулся на стуле) поздравляю с новым начальником. Ян Каликстович на днях переведен в Москву, где назначен начальником Отдела погранохраны СССР.
- Хорошая новость, - переглянулись собеседники.
Еще через сутки, во двор штаба въехал охраняемый обоз, доставивший станковые и ручные пулеметы с боезапасом. А в первых числах мая на заставы пришли служить полторы сотни молодых ребят, призванных уездными военными комиссарами.
Налаживали в отряде и разведку. Начальник оперчасти Стеблов выполнил приказ и нашел в Мозыре, служившего здесь в пограничной страже некого поручика Бужинского. Тот оказался одних лет с Ковалевым, работал школьным учителем, характеризовался положительно.
В первой же беседе выяснилось, что бывший поручик хорошо знал свое дело и имел в свое время закордонную агентуру.
- Как думаете, она сохранилась? - поинтересовался Ковалев.
- Полагаю, да. В основном это были контрабандисты, а они редко меняют профессию.
- Что скажете, если предложу вернуться на службу?
- Так я же из шляхты*. Мелкопоместной правда, но чуждый класс.
- Это не помешает. Так как? Немного подумав, Бужинский дал согласие.
Узнав о его приеме на службу, да еще в оперативный отдел, Сулевич возмутился.
- Это ж бывший дворянин! Как можно?
- Ленин с Дзержинским тоже из них - парировал Ковалев. - Вопросы?
Комиссар закашлялся, что ответить не нашел, пришлось согласиться.
Бужинский, между тем, оказался весьма ценным сотрудником. Он восстановил связь с двумя бывшими осведомителями (контрабанда, не смотря на все прилагаемые усилия, процветала) оперативный отдел стал получать с сопредельной стороны нужную информацию.
А спустя два месяца его человек завербовал в польской экспозитуре агента. Им стала работавшая машинисткой женщина по имени Данута. Она, за пенендзы*, согласилась передавать сведения о работе секретного учреждения.
Как и следовало ожидать, все это сказалось на результатах деятельности отряда.
Увеличилось число задержаний нарушителей государственной границы, изъятие и конфискация перемещаемых через нее контрабандных товаров, а по весне на одной из застав ликвидировали прорвавшуюся с сопредельной стороны банду, захватив главаря. Им оказался средних лет человек с военной выправкой.
Прибывший на заставу Ковалев, допросил его лично.
- Ваша фамилия и воинское звание? Ответом было молчание.
- Кем сюда направлены и с какой целью? - главарь, демонстративно закинув ногу на ногу, отвернулся.
- Ну что же, отвечать отказываетесь, - повертел в пальцах карандаш.- В таком случае мы вас вынуждены расстрелять. Товарищ Буев (покосился на присутствующего начальника заставы).
- Вставай, контра, - вынул тот из кобуры наган. Вперед! - толкнул к двери.
Задержанный побледнел, - я все скажу. Только сохраните жизнь.
Буев взглянул на начальника, - тот молча кивнул, допрос возобновился.
Главарь оказался бывшим корниловским офицером из числа бежавших после разгрома в Польшу, сотрудничавшим с «Двуйкой». Задачей группы было установление связи с ее резидентурой в Новозыбкове, для совместного проведения диверсий и уничтожения советского актива.
- И кто резидент? - задал очередной вопрос Ковалев
- Настоятель Вонифатьевской церкви отец Амвросий.
- Да, чудны дела господни (переглянулись пограничники).
С участием губернской ЧК резидентуру локализовали, проведя в соседних уездах ряд арестов. При этом изъяли оружие с взрывчаткой, красноармейскую форму и советские дензнаки.
Дома Александр практически не бывал - выезжал в комендатуры и на заставы, разрабатывал операции, в которых нередко принимал личное участие. Вместе с помощником по снабжению и комиссаром, занимался улучшением быта бойцов. При комендатурах создали подсобное хозяйство, срубили клуб с баней, организовали спортзал.
Через год, летом, с проверкой округа, приехал из Москвы Ольский в сопровождении адъютанта. Побывал и в 16-м погранотряде. Встреча была дружеской и теплой.
- Ну, давай, показывай свое хозяйство, - после знакомства со штабом и обстоятельного доклада,- сказал начальник Погранслужбы.
Побывали в обеих комендатурах и на нескольких заставах, где тот изучил режим охраны и пообщался с личным составом, а на третий день, перед отъездом, Ковалев предложил начальнику утиную охоту на лесном озере.
- Есть такое недалеко от города, посидим на зорьке, потом сварим шурпу.
- Принимается, - рассмеялся Ольский. - А набьем?
- Можете не сомневаться.
Ранним утром, втроем на лошадях (прихватили помощника по тылу) отправились к месту охоты.
Окруженное еловым бором озеро находилось в полутора верстах к югу, над водой стелился густой туман, иногда всплескивала рыба. Спешились у небольшой сторожки, из двери которой вышел старик в домотканой свитке*.
- Знакомьтесь Ян Каликстович,- наш местный лесник.
- Архип,- протянул старик мозолистую ладонь. - Будем знаемыя.
- Значит так, - взглянул на помощника Ковалев. - Вы остаетесь на хозяйстве, а мы за дичью. Сняв с седел карабины, росистой травой пошли к озеру.
Туман стал реже, за лесами на востоке разлилась заря, небо стало выше.
- Вот тут хорошее место, - показал Ольскому напарник сухую кочку в камышах, - а я отойду на сотню метров вправо. Заняли места, затаились.
С первыми лучами солнца в воздухе зашумели крылья, у берега опустилась стая.
Один за одним грянули три выстрела (взлетела) на воде остались три птицы, которых прибило к берегу. Через полчаса на место первой села вторая, прибавилась еще пара. К девяти утра набили десяток, лет прекратился.
Пока московский начальник собирал прибитых к береговой кромке птиц, отрядный, раздевшись до кальсон, сплавал за двумя застрявшими в камышах.
- Селезни, - выйдя из воды, бросил к остальным.
- Ну и здоров же ты, - покачал головой напарник.
- Я что, - утерся рубахой Александр.- Видели бы вы моего брата Левку. Подковы руками ломает. Сложив добычу в имевшийся рюкзак, довольные вернулись к сторожке.
Перед ней потрескивал костер, в котле, висевшем на рожнах, закипала вода.
Дед споро ощипал селезня с двумя утками, вымыл, разрезал ножом на части и опустил в котел. Туда же добавил горсть пшена, несколько чищенных луковиц, присолил.
Спустя час, приняв по чарке спирта, все с аппетитом хлебали деревянными ложками на расстеленном брезенте, наваристую шурпу.
- Никогда подобного не ел, - сказал Ольский, когда перешли к мясу.- Удивительно вкусно.
- Ну, дак, - свернул цигарку из самосада Архип, а Ковалев набил трубку.
Потом пили чай, заваренный на смородиновом листе с сахаром вприкуску, беседовали о разном. А еще лесник рассказал бывальщину про озеро, где охотились.
Мол, в давние времена, еще при Радзивиллах*, на нем был остров, где стоял костел с серебряными колоколами. В одно из татарских нашествий степняки попытались их снять. Но остров вместе с храмом и захватчиками, ушел под воду. И теперь в ночь на Ивана Купалу*, из глубины слышен колокольный звон.
- Интересная сказка - чуть улыбнулся Ковалев.
- И ниякая не казка,- обиделся старик. - Сам той звон как-то слышал (перекрестился).
Все немного помолчали, а затем помощник спросил, - товарищ Ольский, а вам приходилось видеть Ленина?
- Приходилось.
- Какой он?
- Ну как сказать? Самый обычный. В общении доступный и простой.
- Ясно.
На следующее утро Ковалев вместе с комиссаром и заместителем провожали Ольского на вокзале.
- Отойдем чуть в сторонку, - предложил он Александру. Отошли, стали у пульмановского вагона.
- Проделанную в отряде работу оцениваю сугубо положительно, - сказал начальник Пограничной службы. - Умеешь все поставить и организовать. Хочу назначить тебя на более ответственный участок (взглянул в глаза).
- Куда если не секрет?
- Не секрет. Это 15-й пограничный отряд в Заславле. Он более крупный, прикрывает Минск и нуждается именно в таком начальнике. Там тоже предстоит многое сделать.
Кстати, на днях Совнарком принял директиву, согласно которой все суммы, получаемые от реализации контрабанды, задержанной погранохраной, будут передаваться ей на улучшение всех видов довольствия.
- Очень верное решение, - оценил Ковалев.
- Ну, так как с назначением?
- Я согласен.
- В таком случае жди вызова в Москву.
Они вернулись к беседующим о чем-то комиссару с заместителем, Ольский пожал всем на прощанье руки и поднялся в вагон.
Паровоз дал длинный гудок, зашипел пар, шатуны медленно стали вращать колеса...
Продолжение: https://dzen.ru/media/id/5ef6c9e66624e262c74c40eb/komdiv-glava-7-8-9-6522c95d4855343949bcc81d
Предыдущая часть:
