Опустишь руки , лучше не станет !

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

О ТОМ, ЧТО МЕТОД БУТЕЙКО, ПОЖАЛУЙ, ИЗБАВИЛ БЫ И АМЕРИКАНСКОГО ЭКСПРЕЗИДЕНТА
НИКСОНА ОТ МНОГИХ СТРАДАНИЙ. А ТАКЖЕ О ТОМ, КАК ДУШАТ ХАРЬКОВСКИЕ БОЛЬНЫЕ
МИНЗДРАВОВСКИХ ПРОВОКАТОРОВ. И ЧЕМ ВСЕ ЭТО, В КОНЦЕ КОНЦОВ КОНЧАЕТСЯ...
За Раевым уже давно закрылась входная дверь, а Борис Мефодьевич все никак не мог сосредоточиться на

предстоящем ему через несколько часов праздничном докладе. Обычно в канун девятого мая у него, ветерана-
фронтовика, бывало отличное, приподнятое настроение. Но сегодня после щекотливого разговора со «спецом»

по астме навалилась тоска. Не радовали ни отдельный, шикарно обставленный минздравовский кабинет, ни
высокие должность и звание, ни даже украшавший сегодня всю его грудь иконостас орденов, крестов и
медалей.
Чего все это стоит, если какой-то сибирский выскочка, еще десять лет назад лишенный им и научной
лаборатории, и самой работы, может позволить себе устраивать подобные харьковским триумфы с излечением
неизлечимых болезней, а он - всевластный и всемогущественный - нет?!...

Зачем ему тогда и это обитое мягкой обшивкой кресло и портрет бывшего наркома здравоохранения за спиной,
символизирующий преемственность высшей власти. При желании он хоть завтра мог бы занять и
министерский пост. Не век же в замах ходить. Но его не тянет. Последнее время почему-то совсем не тянет.
Как ни крути, а управляют делами отнюдь не министры. Все ниточки держит в руках исполнительная шушера.
А он и так во главе ее! Все знает, все ведает. В курсе любых кулисных и закулисных событий и интриг. И все
это, похоже, начинает ему крепко надоедать...
Излишняя информация порою бывает довольно вредна. Ну откуда бы ему знать, как лечат в той же Америке,
сиди он себе в какой-нибудь периферийной заштатной больничке? Хвалил бы, как и все вокруг, взахлеб нашу
родную отечественную медицину, да оплевывал бы дорогостоящую, якобы малоэффективную и недоступную
простому трудящемуся западную.
Но в том-то и дело, что он лично (и уже не один раз) ездил в эту самую треклятую Америку! И собственными
глазами убедился, что между их уровнем медицинского обслуживания населения и нашим пропасть
неописуемых размеров. Не только, как некогда говаривал Хрущев, «догнать и перегнать» их мы сейчас не в
состоянии, а дай бы Бог, хотя бы вовсе не потерять из виду след уносящейся все дальше и дальше от нас их
медицинской кометы...
-Уж кому-кому, ему-то были доподлинно известны точные цифры официальных затрат на медицину там и
здесь... У них - десять процентов от валового продукта. У нас (в хваленом социалистическом раю, где якобы
так заботятся о здоровье каждого труженика) только четыре с половиной... И валовой продукт несравним.
Да и сами проценты не сопоставимы. Того, чем они могут оснастить клиники за свои десять процентов, в
Союзе и за все наши сорок не достанешь!! И быть руководителем такого здравоохранения весьма сомнительная
честь... Да и как развернешься, если правительство отпускает всего лишь жалкие семьдесят копеек на лекарства
на одного человека в день?!
Солнце стало уже по-настоящему припекать, и Зарубин наполовину задернул тяжелую штору на большом,
хорошо промытом к празднику техничкой окне. Интересно, а вот что бы сделал на его месте этот самый
свихнувшийся на углекислом газе шизофреник Бутейко, окажись он хозяином в этом роскошном столичном
кабинете?
О!.. Борис Мефодьевич даже сломал в сердцах подвернувшийся под руку красный хорошо заточенный
карандаш. Можно себе представить, чего бы натворил певец так называемого малого дыхания, очутись он на
Олимпе медицинской власти! От представшей на миг перед ним картины Борис Мефодьевич даже зажмурился.
Претендент в гении (так Зарубин насмешливо именовал про себя Бутейко) вряд ли бы стал обивать
правительственные пороги, выклянчивая очередные дотации навечно недостающие остродефицитные
лекарства. Они ему (если опять же верить его бредовым утверждениям...) практически не очень-то и нужны.
Так, разве что небольшой запасец на случай экстренной помощи больному в кризисных ситуациях.
Одним малым дыханием призывает горлопан заменить груды всевозможных таблеток! Понасадил бы всюду,
где только смог, своих так называемых «методистов» (верных последователей его углекисло-газового учения) и
шарашил бы на всю катушку вместо антибиотиков свои постулаты. Слушай, верь и исполняй.
Пожалуй, и кое-кого из зарубежных светил увлек бы своим «новаторством». Не зря же ему еще в шестьдесят
шестом знаменитейшее издательство «Who is who?» («Кто есть кто?») свои услуги предлагало. И статью о нем
пожелали, видите ли, напечатать. И шикарное турне по Америке с циклом его лекций устроить...
Зарубину тогда доложили о подобном святотатстве. Но решительно вмешиваться для пресечения
многообещающей поездки безродного кандидатишки наук, слава Богу, не пришлось. Достаточно, оказалось,
лишь намекнуть неразумному, что от подобной «чести» отказался даже президент их сибирского научного
филиала. А уж ему-то тем более не след.
Заносчивый-заносчивый выскочка, а понял. Не стал трепыхаться. Но вот окажись он (упаси Господи) хозяином
в этом кабинете, да еще, скажем, в начале семидесятых, то просто по долгу службы, мог бы столкнуться с
такими влиятельными иностранцами, что у его пресловутого метода могли бы резко повыситься акции.
Взять хотя бы приезд Никсона в Москву в семьдесят втором году! Ведь еще задолго до его появления столицу
посетила специально посланная группа врачей с целью проверки возможностей нашего здравоохранения на
случай внезапного возникновения необходимости оказания экстренной медицинской помощи Президенту.
Особенно придирчиво изучали американцы, как у нас поставлено дело с лечением легочной эмболии,

приносившей немалые неприятности их высшему руководителю. Вот где мог бы погреть руки Бутейко! У него-
то, легочные заболевания первая коронка! От многих бед он обещает спасти человечество малым дыханием, но

легочников РАНЬШЕ И ВЕРНЕЕ ОСТАЛЬНЫХ...

И, находясь на самой минздравовской вершине, упрямый хохол, безусловно, сумел бы изыскать возможность
заинтересовать дорожащего своим здоровьем главу богатейшей в мире страны перспективой якобы «полного
излечения» от мучившего его недуга. Недаром же Никсон, уже после московского визита, придавал очень
большое значение достигнутому при его непосредственной поддержке Межправительственному соглашению
между США и СССР по здравоохранению.
Понравилось его специалистам, как у нас лечат легочную эмболию! Президент США даже дополнительно
посоветовал расширить первоначальные рамки соглашения, включив в договор пункты, касающиеся
совместных работ над проблемами гриппа, артрита и, конечно же, небезразличных ему легочных заболеваний...
Не очень-то жаловал нашу страну. Многое ему у нас пришлось не по душе. А вот к здоровью своему
равнодушно относиться никто не может. Вот уж где бы за все мог отыграться Бутейко!! Так бы свое
открытие расписал. Такие бы турусы подвел. Он-то ведь, шельма, прекрасно знает, что и для самого рядового
гражданина и для президента надежда на избавление от страданий - великая вещь. И, окажись
дипломированный знахарь в этом кабинете, можно не сомневаться - раздаривал бы подобные надежды без
всякого зазрения направо и налево.
Зарубин взглянул на часы и озабоченно придвинул к себе поближе коричневую тисненую папку с тезисами
праздничного доклада. Жутко себе представить (он так и не раскрыл папку), ЧТО мог бы учинить мракобес
неглубокого дыхания, дай ему в руки власть. Но пока Зарубин сидит здесь, для метода Бутейко всегда будет
гореть красный свет! Пусть даже и не все у этого охваченного непомерной гордыней шизика вранье. Пусть
даже и есть от его занятий определенный эффект (Борис Мефодьевич убедился в этом, снимая затычками носа
неприятные симптомы, возникавшие у него в самолете при длительных перелетах) - не важно!
Некоторое улучшение самочувствия от волевого накопления в организме углекислого газа в определенных
ситуациях вовсе не означает, что столь щекотливый, идущий в разрез с общепризнанными медицинскими
канонами метод следует огульно тащить в широчайшие массы, чуть ли не возводя его в панацею. Борис
Мефодьевич с раздражением дернул на себя тонкие папочные тесемки и только затянул потуже узел.
Подлечивал бы Бутейко себе на здоровье потихонечку лишь представителей власть имущей элиты - слова бы
ему никто не сказал. Метод тонкий, деликатный. Большого внутреннего сосредоточения интеллекта для своего
понимания требует. Но выходить с ним на толпу, оставлять без работы целую армию фармакологов -
полнейший абсурд!
Сегодня (под Бутейковским присмотром) эта телятница Марфа Лукинична дышит так, как Бутейко ее учит. И
ей, вроде бы (неизвестно еще, от уменьшенного дыхания или от шизикова гипноза) стало чуть полегче. А
завтра, уехав от
него за тридевять земель, в своем насквозь провонявшем коровнике, она задышит совсем по-другому. Кто ее
там, в коровнике, проверит? Потом, глядишь, окочурится. А отвечать кому? Врачу, «прописавшему» ей
Бутейковское снадобье? Нет уж, дудки!
Зарубин так рванул злополучные тесемки, что оторвал их вместе с узлом. Лучше уж мы по старинке.
Таблеточкой, скальпелем. Вырежем, что потребуется, у той же Марфы Лукиничны или у Ивана Сидоровича, и
дело с концом. И в истории болезни запишем «удалено своевременно»... А как уж они, болезные, после дышать
будут - это их проблемы. Врач свой долг выполнил.
Ну, а шизика углекислотного на место поставим... Мало ему самому потери лаборатории - начнут терять работу
и его «верные» последователи. Хоть в Сибири, хоть в Харькове. Надо же, в конце концов, дать им
почувствовать, кто в отечественной медицине хозяин! Борис Мефодьевич решительно раскрыл слегка
надорванную по краю папку. Пора было как следует заняться праздничным докладом...
Получив «горячее» зарубинское предписание, академик Раев не терял даром времени. Быстренько была собрана
по тревоге и отправлена в командировку правоверная Нина Иннокентьевна. «Рассматривайте это как партийное
поручение,- приподняв белесые брови, напутствовал ее перед дорогой Семен Денисович.- Ну как бы в разведке.
Себя не выдать. Все разузнать. И попробовать, если получится, людей от шарлатанства защитить. Вы меня
поняли?..»
Звонарева поняла. Эта плоскогрудая, не первой (и уже не второй...) молодости сухопарая блондинка с
пугающей родинкой на правой щеке прекрасно все уловила. Недосказанное, как и водится, было прочитано ею
мысленно. И Семен Денисович мог не сомневаться, что задание она выполнит на пять с плюсом.
Каково же было удивление (да и самое настоящее возмущение) Раева, когда вернувшаяся «провокаторша»
доложила о несомненных успехах харьковской последовательницы Бутейко!
- Лечит. Да еще как лечит! И астму, и гипертонию, и язву желудка...- с партийной принципиальностью
рапортовала она об итогах командировки посылавшему ее во «вражеский стан» академику.- Я ведь сама,

сколько лет желудком страдаю,- потупившая взор Звонарева упрямо встряхнула под увядшими пепельно-
серыми мелкозавитыми локонами.- А тут уже на пятый день рези поуменьшились. А к десятому почти вовсе

исчезли. Самой не верится, но это факт...
- Факт! Факт!! - злобно взорвался проваливший на первой стадии задание шефа академик.- Святой водой
шарлатаны слепоту в церкви лечат. Тоже, по-вашему, факт?! Нужно же уметь подходить к этим фактам с
принципиальных позиций... Вы лично верите в полное и абсолютное излечение астмы?
- Я-то,- Звонарева отметила, что у Семена Денисовича от едва сдерживаемого гнева покраснел даже кончик его
изящного с легкой царапинкой носа.- Вообще-то, конечно, нет...- медленно, словно нехотя растягивая фразу,
она замерла на полуслове.- Но у Пушенковой они за неделю уходили от приступов! Отменяли лекарства...
- А через три недели, отойдя от ее гипноза, будут загибаться с утроенной силой,- стремительно парировал ее
возражения уже принявший решение академик.- Ну да ладно. Я на вас не в обиде (тронь ее - по всем кабинетам
ненужные сплетни поразнесет...),- неожиданно сменил Раев гнев на милость.- Богу, как говорится, Богово,- он
свысока посмотрел на ссутулившуюся под его пристальным взглядом «разведчицу»,- ну, а кесарю - кесарево.
Ничего, как видно, здесь не поделаешь. Придется, значит, мне лично вмешаться в устранение этого безобразия.
А к вам, Нина Иннокентьевна,- он капризно вытянул вперед свои по-детски пухловатые губы,- у меня будет
маленькая, но весьма убедительная просьба. Поменьше здесь у нас распространяться о харьковских «чудесах»,-
Семен Денисович глубокомысленно ухмыльнулся.- Их, как мы с вами абсолютно точно знаем, на свете никогда
не бывает. И как бы нам после не пришлось за них здорово краснеть перед людьми... Договорились! - он
протянул ей обратно заверенное командировочное удостоверение.
- Конечно,- буквально сквозь зубы процедила обиженная его менторским тоном Звонарева.- Я ведь все
понимаю...- прищурив свои серые, беспокойные глазки, уколола она его в ответ.
- Ну, вот и ладненько. На том и покончим,- сделав вид, что не заметил укола, академик с миром отпустил
восвояси свою неудачливую посланницу.
В Харьков Раев прилетел, когда там накрапывал теплый июньский дождик. Встречавшие его сотрудники
местного гор-здравотдела приготовили для большого начальства шикарный номер в лучшей гостинице.
Прополоскав своих провинившихся коллег в помоях по-великосветски утонченной брани за то, что до сих пор
сами не искоренили здесь Бутейковскую крамолу, он позвонил в клинику Пушенковой.
- Может, нам самим туда лучше подъехать,- осторожно предложил набиравший по его поручению нужный
номер гор-здравовец, расслышав в трубке короткие гудки.
- Еще чего? - обнажив начинавшие желтеть неровные зубы, вскинулся академик.- Пусть сама сюда явится и
своих «чудо-исцеленных» приведет. Если таковые у нее сейчас обнаружатся... Набирайте еще раз! - резко
скомандовал Семен Денисович вытянувшемуся перед ним чуть не в струнку чиновнику.
- Товарищ Пушенкова? - Раев небрежно взял почтительно протянутую ему трубку.- С вами говорит академик
Раев... Да-да. Он самый, из Минздрава. Специально прибыл из столицы на ваши достижения посмотреть,-
Семен Денисович подмигнул напряженно замершему рядом горздравовцу.- Сколько больных, прошедших эти
самые ваши курсы, можете показать? - в разговоре наступила короткая пауза.
- Ну, двести - это многовато...- Семен Денисович переложил трубку в другую руку.- Давайте-ка разыщите мне
хотя бы трех-четырех и вместе с ними и их историями болезни подъезжайте ко мне в гостиницу. Это здесь. На
главном проспекте. За пару часов уложитесь? Постарайтесь, постарайтесь,- он с шумом опустил трубку на
жалобно звякнувшие рычажки.
Посмотрим. Посмотрим, кого она привезет...- не обращая внимания на услужливо пододвигавших ему мягкое
зеленое кресло горздравовцев, Раев принялся крупными шагами мерить просторную, застланную большим
цветастым ковром комнату.
Неожиданный звонок столичного светила застал Таисию Львовну Пушенкову врасплох. Она понимала, что на
нее ведется массированное наступление и с каждым днем в бой вступают все более крупные силы.
Вылеченная ею от зверской астмы жена их генерала доверительно рассказала Таисье Львовне, что на ее мужа
уже пытались по линии Минздрава оказывать определенное давление. Требовали прекратить «опасные
пушенковские эксперименты». Но генерал оказался на высоте. Пример избавленной от страданий супруги
очень наглядно стоял перед его глазами.
Теперь требовался неотразимый пример для академика Раева... Сев на больничную машину, Таисья Львовна
скоренько набрала четверых своих наиболее ярко пошедших на методе подопечных. Из двух срочно
доставленных ею в гостиничный номер средних лет мужчин и двух пожилых женщин, особенно выделялся

высокий и поджарый с багровым шрамом через всю левую щеку сорокадвухлетний бывший летчик-
истребитель.

Евгений Александрович Смирнов из-за жесточайшей астмы потерял в свое время любимую работу.
Мучительные, душераздирающие приступы удушья преследовали его днем и ночью. Чтобы вновь хоть раз
подняться в воздух, он прошел все круги медицинского ада. Те инструментальные исследования, на которые он
добровольно соглашался по нескольку заходов, обычно приводили в ужас подавляющее большинство
пациентов даже с одной единственной попытки.
Уколы, таблетки и ингаляторы он попросту перестал считать. Но все было тщетно! Не только подняться в
голубую поднебесную высь, а и на второй-то этаж взойти удавалось все с большим и большим трудом.
Залихорадило и в семье. Молодой, симпатичной жене не в сладость оказался муженек-инвалид. Выходила-то в
свое время замуж за бравого молодцеватого капитана, а вон оно как все обернулось...
Еще в машине по отдельным репликам, почувствовавший тревожное состояние своей избавительницы летчик
настроился очень боевито.
- Вы не беспокойтесь, Таисья Львовна,- мягко взял он за теплую руку свою порядком взволнованную
спасительницу.- Мы за вас, за ваш метод теперь в огонь и в воду готовы!
Это было редкостью среди больных. Пушенкова знала по опыту, что они чаще склонны хаманить врачей за
плохое лечение и втихую помалкивать в случае благополучного исхода. И Таисья Львовна решила про себя в
случае чего не сдерживать горячего офицера...
Доставленные в гостиничный номер в качестве живой аргументации женщины оказались в этом отношении
куда слабее. Еще в дороге они проявляли заметную нервозность неожиданным вызовом к столичному
медицинскому босу. Явно трусили.
И академику Раеву не составило большого труда вскоре привести их в полное замешательство.
- ...У меня не только астма прошла. Давление снизилось. А то и за сто пятьдесят, и за двести временами
подскакивало,- принялась, было, изливать академику душу более бойкая из них, все время поглядывая на свою
спутницу, словно бы ища у нее поддержки.
- А у меня еще и головные боли прошли. Все время донимали. Никакие таблетки не помогали...- поддержала
подругу по несчастью напарница.
- Вам известно, что астма относится на сегодняшний день к разряду неизлечимых заболеваний?..- холодно
посмотрев на двух прижавшихся друг к дружке немолодых уже пушенковских пациенток, грозно осведомился
насупивший лохматые брови академик.- Вся мировая медицина бьется над решением этой проблемы, а вы мне
здесь утверждаете...
- Ну, может, она у меня и не совсем прошла,- растерялась ушедшая на методе еще и от гипертонических кризов
впечатлительная Анастасия Петровна,- но сейчас-то приступов нет! И я снова могу работать над чертежами. А
то и рейсфедер в руки взять уже не могла.
- Не верю! - грубо оборвал ее досадливо поморщившийся Раев.- Вам кажется, что это произошло благодаря
методу. На самом же деле у вас ведь и раньше бывали периоды ремиссии,- он буквально сверлил своим
осуждающим взглядом покрасневшую от смущения невысокую худощавую астматичку.- Вот и сейчас у вас
точно такой же период... Ничего особенного. Они у всех астматиков время от времени бывают...
- Ничего особенного?! Не веришь!! - Таисья Львовна даже не заметила, как летчик оказался возле академика.- А
спецпайки за наш счет жрать и бесполезными исследованиями больных мучить - в это ты веришь?!!...- красивое
мужественное лицо Евгения Александровича перекосило от гнева. Розоватый шрам на левой щеке побагровел,
глаза налились кровью.
Ты знаешь, что такое бронхоскопия? - схватив ошалевшего академика за грудки, он прижал его к обклеенной
светлыми оранжевыми обоями стене.- Ты знаешь, что так людей даже в гестапо не пытают?!!
Вскочившие со своих мест насмерть перепуганные горздравовцы буквально оцепенели, так и не решаясь
прийти академику на помощь.
- Я ее, эту вашу бронхоскопию, четырежды проходил! И восемь раз меня комиссовали...- летчик уже почти
хрипел. В уголках перекошенного злобой рта появилась пена.- Мне метод помог. Понимаешь ты, МЕТОД, а
не вся твоя мировая практика! - он непроизвольно начал сдавливать горло академику, словно проглотившему
от ужаса язык.
- Евгений Александрович, что вы делаете? Отпустите немедленно! - хрупкая Пушенкова безнадежно пыталась
разжать железные пальцы бывшего истребителя.- Ну, отпустите же его... Я вас умоляю!...- она была почти
готова разрыдаться.
- Ее благодари,- отпуская побелевшего как мел академика, процедил сквозь зубы Смирнов.- Я бы тебя...- он
поднес сжатые кулаки прямо под нос Семену Денисовичу.- В порошок. В пыль!..

Один вид этого заносчивого московского медицинского чиновника вызвал у бывшего летчика-истребителя
непреодолимое отвращение. Сколько таких гнуснейших лощеных харь уже встречалось на его несладком
инвалидном пути. «Вот мы вам, уважаемый, бронхоскопийку назначим...» А эта бронхоскопия - смерти
подобна. Лезть грубыми отечественными инструментами в легкие! Никакая средневековая инквизиция до
такого варварства не додумалась. «Откачаем мокроту».
Ну, и что толку?! Через такие муки раз ее откачают. Она через день-другой снова накопится. Причина-то не
устранена! Глубокое дыхание как было, так и осталось!! Но им ведь плевать на твое дыхание,- Евгений
Александрович медленно, словно бы нехотя, опустил кулаки. «Их медицина» такой причины заболеваний, как
глубокое дыхание, видеть в упор не желает.
Что для них, отъевших рыло на спецзаказах, всякие там Бутейко, а тем более Пушенковы... Летчик с
нескрываемой ненавистью посмотрел на все еще не пришедшего в себя после встряски академика. Они же
наукой правят! В минздравах, академиях сидят себе рассиживаются. А то, что больной после их назначений и
рекомендаций вовсе полным калекой становится, то не в зачет. Не лечится астма! Ни у них, ни во всем мире. И
все дела...
- У меня полностью прошли приступы. На методе Бутейко и только на нем - вам понятно?! - Семену
Денисовичу показалось, что списанный в запас вояка вот-вот снова набросится на него.
- Вам, вероятно, неправильно ставили диагноз. Скорее всего, у вас просто не было никакой астмы...- отчаянно
труся, пролепетал академик.
- Не было? У меня не было никакой астмы?! - Евгений Александрович отступил от Раева на два шага.- У меня -
никакой?!..- его стальные пальцы начали вновь угрожающе сжиматься.
- Что вы себе позволяете? - наконец-то посмел пикнуть старший из двух встречавших академика
горздравовцев.- Я вот сейчас милицию вызову...- он нерешительно двинулся к стоявшему на прикроватной
тумбочке зеленому телефону.
- Я тебе вызову. Я тебе сейчас вызову! - Смирнов недвусмысленно преградил ему дорогу.- Над больными
людьми, над калеками издеваетесь? Я вам поиздеваюсь!!...
Больше Пушенкова не могла этого переносить.
- Евгений Александрович! - она молитвенно прижала руки к невысокой, обтянутой хорошо отглаженным
белым халатом груди.- Ради всего святого, перестаньте! Возьмите себя в руки. В какое положение вы меня
ставите?..
- Это не я вас,- летчик на секунду (будто очнувшись) задержался взглядом на ее измученном переживаниями,
заметно побледневшем лице.- Это они,- он кивнул на нахохлившихся медчиновников,- всех нас вместе взятых,-
Смирнов махнул рукой в сторону своих коллег по несчастью.- Это они
нас все время ставят лицом к стенке... Ставят, и плакать не дают!
Бывший истребитель высоко поднял голову. Еще раз (словно прощаясь) с ненавистью взглянул на начинавшего
уже снова распускать перья академика. Тяжело вздохнул. И пружинистым размашистым шагом вышел из
номера.
Из Харькова Раев сбежал. Сбежал так, что только пятки засверкали. Не так уж часто в его практике
разъяренные больные принимались душить академиков. И главное, за что? За неверие в их полное излечение...
Попробуй тут возбудить уголовное дело! Устроить хотя бы общественный суд. Сраму не оберешься.
Уже восемь раз, откомиссованный напрочь инвалид кулаками доказывает ученому эскулапу свое
выздоровление. Другие-то, наоборот, предпочитают побольше болячек на себе насчитать, чтобы (упаси Бог!) с
них группу не сняли. А этот придурок давить его стал. При свидетелях! Вспоминая об этом отвратительном
эпизоде, академик так и заливался краской жгучего стыда.
Его! Союзное астмосветило чуть не задавил у стенки взбешенный академическим неприятием Бутейковского
открытия астматик!!... Хотелось бы Семену Денисовичу иметь в своем арсенале таких ярких пропагандистов
его собственных средств и способов «лечения» астмы. Да только где их возьмешь...
Ведь к его рекомендациям относится, в частности, и одобрение все той же пресловутой бронхоскопии... А на
нее, как видно, любителей не густо. За нее, родимую, чуть принародно не удавили. Хоть не им изобретена, но
такими, как он, одобряется. Да... Поддушили как мышь, и приходится втихую терпеть. Даже присутствовавшим
при этой безобразной сцене горздравовцам он посоветовал держать язык за зубами. Что и говорить: огласка
подобных эпизодов - не лишняя медаль на грудь... Тут особенно бахвалиться нечем.
На этот раз Борис Мефодьевич распекал своего «помощничка» уже по-крупному. Академику не справиться с
какой-то низовой мелюзгой. Тут было, отчего взбеситься!

- ...Значит, не сумел показать Пушенковой порочность и абсурдность ее сомнительных опытов над
больными?..- наморщил свой массивный, с большими залысинами лоб Зарубин, хмуро выслушавший жалкий
оправдательный доклад «первого спеца по астме».- И за что вам только зарплату платят? - Борис Мефодьевич
уперся локтями в стол и крепко сцепил между собой пальцы обеих рук.- Она же по сравнению с тобой вошь!
Вернее, я хотел сказать - ноль без палочки...- неуклюже поправил он самого себя.- Одним авторитетом должен
был бы задавить. А ты?!...
- Что я, что я? - Раев чувствовал, что его так и подмывает сказать в ответ пару ласковых шефу.- Меня чуть не
удушили, если хотите знать,- в его голосе так и проскальзывали жаждущие сочувствия нотки.- Здоровый такой
лоб. Якобы вылеченный ею астматик... Так своими клещами за горло схватил...- Семен Денисович красочно
показал, как именно его «пытались удавить».
Поспорь с такими. С них-то что? Как с гуся вода! Они ведь все документы свои инвалидские мне предъявили,-
под воспаленным левым глазом возбужденного академика явственно обозначился нервный тик.- Выписки из
истории болезни и прочее. В случае чего - не придерешься. Больные люди, и весь сказ...- вытянутое в данный
момент лицо его приняло жалобное выражение.
А мне чем крыть остается?! - Раев уже не следил за собственными выражениями.- Тоже ведь могут сказать:
какой же вы врач, если с больными общего языка не смогли найти... Но попробуй его найти с этим,- он даже
поперхнулся,- мордатым воякой. Может она его специально надоумила - с дурика, мол, никакого спросу...
- Языкастые вы все, как я погляжу. Здесь, в этом вот кабинете,- грубо прервав его сбивчивые оправдания,
Зарубин широким жестом обвел свои вместительные апартаменты.- А работать за вас, похоже, дядя должен! А

как же? - он серьезно посмотрел на обидчиво вспыхнувшего «спеца по астме».- Не смог ты решить вопроса no-
тихому. Келейно. Значит, придется мне звонить. На самый верх,- он кивнул в потолок.- И ради кого? Ради

навозной букашки! Тьфу ты. Прости меня, Господи! - скорчив презрительную мину, Борис Мефодьевич набрал
номер по красному телефону и попросил соединить его со Щелоковым.
- Николай Анисимович? Рад вас приветствовать. Зарубин из Минздрава беспокоит. Как ваше драгоценнейшее
здоровье? - презрительное выражение мигом исчезло с его лица, уступив место почтительной
настороженности.- Как ваше здоровьишко, спрашиваю? Печень не беспокоит? Помогли наши таблеточки?...-
Борис Мефодьевич деланно рассмеялся.
- Николай Анисимович,- Зарубин неожиданно оборвал смех.- У нас к вам не большая, несколько деликатного
характера просьбочка имеется. Помочь справиться с одним врачишкой-отступником, обосновавшимся в вашей
системе.
- Да-да,- Борис Мефодьевич переложил красную трубку в левую руку.- Некая Пушенкова. Работает главврачом
поликлиники УВД в Харькове,- взглянув на тревожно замершего Раева, Борис Мефодьевич ненадолго
замолчал. Видимо, на другом конце провода что-то записывали.- В чем, собственно, криминал? - Зарубин
заговорщически подмигнул Семену Денисовичу.- Берется лечить астму, гипертонию, язву желудка и прочее
абсолютно не узаконенным, шарлатанским способом. Так называемым методом Вэ-эЛ-Гэ-Дэ,- полные, с
синеватыми прожилками губы Зарубина презрительно дрогнули.- Волевой ликвидации глубокого дыхания.
Слышали уже что-то про такой? Ну, тем более. Этот пройдоха Бутейко во все щели без мыла лезет. В
Минздраве мы ему дорожку перекрыли, так он в МВД со своими лекциями отправился! Оно и понятно...- Борис
Мефодьевич слащаво осклабился.- Думал от нас за вашей спиной укрыться. Но здесь дело уже нешуточное.
Пушенкова своими экспериментами подвергает опасности жизни сотен больных. Поэтому и прошу вас о
помощи.
На этот раз пауза была весьма продолжительной. Видимо, министр внутренних дел обдумывал, как бы ему
получше, не обижая Минздрав, выкрутиться из столь щекотливого положения. Слухи о необычном методе в их
ведомстве ходили давно. Еще со времен самых первых лекций его автора в их ведомстве. Одни слушатели тех
самых лекций Бутейко восторженно хвалили. Другие безоглядно ругали, И Щелокову совсем не хотелось
выступать третейским судьей в этом спорном, совершенно вне его профессиональной компетенции вопросе.
Но и просто так отмахнуться от Зарубина он не мог. Болеют-то и министры, и президенты наравне со всеми
прочими. А вдруг ему самому завтра понадобится неотложная помощь высококлассного хирурга!..
- Что-что? - наконец-то прервал затянувшееся молчание Борис Мефодьевич.- Пошлете в Харьков свою
комиссию во главе с профессором Чистяковым? - Зарубин понимающе кивнул Семену Денисовичу.- Ну что
же... Не возражаю. Пусть разберутся и запретят,- Борис Мефодьевич все же не смог удержаться от подобной
подсказки,- профессор Чистяков принципиальный ученый. Сумеет, я думаю, отличить ложь от правды.
Нет, Семен Денисович,- положив телефонную трубку, Зарубин вновь вперился в повеселевшего было Раева.-
Как ни крути, а все к тому сводится, что зря я тебе деньги плачу!.. Первый спец по астме,- Зарубин выдержал
паузу, с наслаждением наблюдая, как тает на его глазах академик.- Первый спец по астме, а сопливого
провинциального врачишку - твоего, между прочим, конкурента, за тебя дядя закрывать поедет. Молчи! -
рявкнул вдруг Зарубин, заметив робкий протестующий жест задетого за живое академика.

Не можете вы без дяди. Никто из вас не может...- Борис Мефодьевич многозначительно покосился в сторону
красного телефона.- Вот у кассы, где денежки получать - там вы первые. Туда никого из вас дважды
приглашать не приходится! А как до дела, так все в кусты. Работнички! - Зарубин в сердцах грохнул по столу
кулаком.- Ладно уж, иди, Семен Денисович, иди,- устало махнул он на дверь.- Иди себе и радуйся, что есть еще
на белом свете профессора Чистяковы. Что бы вы без них делали - ума не приложу.
Однако радоваться на профессора Чистякова (как показали вскоре развернувшиеся события) не пришлось ни
академику Раеву, ни его министерскому начальнику. Посланная Щелоковым в Харьков комиссия представила

самые неутешительные для Зарубина выводы. В ее заключении утверждалось, что главный врач тамошней эм-
вэ-дэвской поликлиники Пушенкова действительно (!) имеет прекрасные положительные результаты на

нескольких десятках вылеченных нетрадиционным методом больных. В заключении отражалось, что, помимо
успехов достигнутых в борьбе с астмой, пушенковские пациенты получили значительное облегчение также и в
отношении таких сопутствующих заболеваний, как гипертония, геморрой, язва желудка и прочих
составляющих так называемого бабушкиного букета.
Профессор Чистяков, посланный на «уничтожение еретички», возможно, и рад был бы не писать всего этого.
Но на подобном заключении настояли пораженные небывалыми успехами Пушенковой члены комиссии. Более
того, осмотрев прошедших курс ВЛГД пациентов, они упросили Таисию Львовну обучить и их самих
чудодейственному методу. Ведь и среди членов комиссии имелись и язвенники и гипертоники, хорошо
знавшие истинную «цену» прописываемым против этих заболеваний таблеткам и снадобьям...
В конце заключения компетентная комиссия рекомендовала внедрить метод ВЛГД во всех медсанчастях
Министерства внутренних дел. Было от чего схватиться за голову Зарубину... Ободренная поддержкой коллег,
Пушенкова послала соответствующий подробный отчет на триста вылеченных больных в Совет Министров (в
Минздрав после визита академика Раева посылать что-нибудь представлялось ей - совершенно
бессмысленным), в Центральный Комитет партии. Она умоляла высокие инстанции о проведении официальной
апробации метода Бутейко.
Но, увы! Потерпевший фиаско в открытой схватке Зарубин великолепно владел искусством нанесения скрытых
ударов из-за угла. Ни Совет Министров, ни ЦК партии сами по себе медицинских апробаций ведь не проводят.
В любом случае они вынуждены обращаться к специалистам. Ну, а где же им быть, как не в Минздраве... Вот
Минздрав и дал всем вышеупомянутым органам «высококвалифицированный» ответ: апробация, де мол, уже
проводилась в тысяча девятьсот шестьдесят восьмом году и ничего хорошего не дала. Нет, дескать, никакого
смысла по новой тратить деньги и время.
Борису Мефодьевичу удалось еще раз поставить заслон на пути распространения метода и признания открытия
Бутейко. Но удалось это ему (хотя бы официально), похоже, в последний раз. Муки узников психбольниц вроде
Алексея Перепелкина, старания таких ярых Бутейковских сподвижников, как Воронова, Гончарова, Пушенкова
и многих других, не прошли даром. Поворот в судьбе метода и Открытия был намечен, и избежать его
никакому Минздраву не удалось. Три года спустя повторная апробация метода ВЛГД все же состоялась!