– Цигель-цигель ай-лю-лю!
– Ай-лю-лю потом.
И еще эпиграф:
«Он улетел, но обещал вернуться. Милый!»
И еще:
«Выезжаю с докладом в Новохаперск. К обеду не жди. Целую. Твой суслик».
Мужчина – это такой странный предмет, если он ещё есть, то его сразу нет.
Вот только что спокойно сидел в спортивных штанах, обгладывал косточку – и вот уже сорвался, куртку натягивает, ключами гремит… И пошёл, и помчался. Куда? Зачем?
И не то чтоб он тебя бросает, не то чтоб не хочет проводить с тобой время, не то чтоб его нет совсем. Наоборот. Он всегда где-то поблизости, буквально тут рядом, «на территории» и уж, конечно, «на связи».
Он прилагает усилия, чтобы закрепить тебя за собой, убедиться в том, что ты сидишь «на базе», и когда тебя уже можно не пасти, у него появляется какая-то бесконечная череда дел, забот, необходимости переговорить, утрясти, взять где-то и отвезти куда-то какую-нибудь бумажку, или стройматериалы, или встретить в аэропорту одного и проводить на вокзал другого… И уж потом, ночью, вернуться и спросить, что у нас на ужин. Полазить в холодильнике, погреметь кастрюлями и сказать: «Ладно, разогрей, только не сожги, как ты это умеешь».
А что по программе в полпервого? В два ночи очень хороший фильм. Прекрасно! Давно хотел посмотреть. Ты чё, спать собираешься? Принеси пикули с балкона. Да не холодно там, говорю, я только что с улицы! Сегодня сидели в одном новом кабаке… Что? Ты про него слышала? Ходили уже? С кем? А-а-а… И будильник надо поставить на 8, я утром встречаюсь с одним, которому давно обещал…
— А где Олег? – спрашивает пожилая мама молодую дочь в антракте.
— Пошел машину переставлять. Весь первый акт просидел как на иголках! Сказал, если найдет хорошее место для парковки, вернется. Если нет – будет в машине ждать.
— Ах! Бедный! Такую постановку не досмотрит!
— Ему там лучше будет… Включит печку, планшетик, посмотрит свой сериал спокойно. Или поспит…
Вот сразу видно, что жена опытная. Не настаивает на том, чтобы он жил интенсивной культурной жизнью, припадал к духовным родникам, сочувствует, знает, как тяжело ему приходится в зрительном зале, да в парадных брюках.
А я когда была неопытная, спросила подругу, почему они с мужем не ходят в театры вообще никогда. Ее ответ меня поразил:
— Миша не любит места, где курить нельзя.
— А там можно.
— Миша любит, чтоб как в клубе или ресторане там… Сидишь, ешь, куришь и одновременно смотришь представлеееееение.
И это считалось железным поводом поставить крест на кинотеатрах, театрах, концертах не в клубах, лекциях и всем прочем, непохожим на кабак и Мулен Руж.
В театрах одни женщины, в магазинах одни женщины, на родительских собраниях одни женщины. А мужики если есть, то вид у них такой деловой и в то же время отстраненный, будто они только что прибыли со сверхсекретного задания в космосе. И не то чтоб сами очень интересуются культурным событием, а так… сопровождают… вот эту даму… пришлось…. Пишут собутыльникам друзьям: «Сегодня выгуливаю свою». На него какбэ надавили, и он выгуливает, несет свой крест, потому что обещал и «чтоб потом не говорила».
Мобильники они выключают, только когда в зале гаснет свет: до последнего проверяют почту, отслеживают новостные ленты, держат руку на пульсе. Как же! Вдруг мирные переговоры зайдут в тупик без их всевидящего ока? «Да мало ли что», пока они тут сидят как дураки?
В театре им интересней – в буфете, на работе – в курилке, а дома надо, чтобы все это гармонично совмещалось, и чтоб все были туточки, рядышком: плазма на стенке, телефон в кармане, планшет на коленках.
В супермаркетах мужчины похожи на зомбяков. Будто они уже померли, душа – отлетела или осталась ждать на пресловутом диване, и лишь злобное тело разгуливает под вывесками «Макаронные изделия», «Бытовая химия», «Корма для животных». В глазах у мужчин пустота, тоска и жажда крови той, что толкает тележку. А как они шипят: «дапошлиужеотссссссюда!» Как возмущаются временем, которое женщина проводит у полок с продуктами. Как рычат: «Зачем нам столько сыра?» БУДТО НЕ ОНИ ВСЕ ЭТО ЕДЯТ потом.
Зато, если в любом магазине наткнуться на компашку мужчин, которые покупают мясо на шашлык, упаковки пива, вискарик («видал, Димон обуржуазился, ему теперь только Famous Grouse подавай»), сушеных крабов, фисташки, рыбку, шоколадку (Димону) и – последний штрих – уголь и жидкость на розжиг!
Что за разительная перемена! Как прекрасны, как вдохновенны их лица по пути в заповедную секцию «Алкоголь»! Вихрем проносятся они меж отделов «Овощи» и «Детское питание», выделяя феромоны предвкушения попойки и ловя на себе завистливые взгляды тех, кто сегодня хороший отец. А какой веселою гурьбой, осыпая все вокруг казарменными шутками-прибаутками, они тусуются у кассы! Как радостно они смеются, вываливаясь на стоянку – ну точно двоечники за гаражами… Так и хочется завуча позвать.
И вот вечная история и необъяснимый феномен: в этот момент для мужчины все перестает иметь значение. Тот, кто вчера отругал жену за дорогой коврик в детскую, сегодня спускает в пять раз больше на «посидеть». Тот, кто вчера рассказывал подруге про загруженность на работе и коварство шефа – спокойно пропускает звонок от него. Да телефоны оказывается вообще можно отключить! Ибо вместо них внезапно включается функция: «Гори оно все огнем»!
Ибо в этот момент мужчина счастлив.
Кажется, в них действует какая-то программа, не позволяющая вернуться домой из «своей жизни» раньше определённого времени, пока светло. Это просто невозможно, пока не закончится всё, что происходит в мире, пока ещё можно участвовать – надо участвовать.
В одиннадцать НОЧИ они вдруг смутно начинают ощущать, что жизнь только начинается и что где-то (о ужас!!! если без них) вечер перестаёт быть томным. В два они ещё верят, что предчувствия их не обманули, в три спрашивают друг друга: «Чё, по домам?» и не расходятся.
– А потом мы поехали на берег…
– Сейчас февраль.
– Ну, мы ж не купаться поехали.
– А зачем?
– Тсс! Тихо! Так надо…
И это никогда не кончается. Они не умеют ходить домой, даже когда идти больше некуда. И это не значит, что они не любят своих жён и своих детей, просто им всегда нужно что-то ещё. Новые территории, новые ощущения, новые… э-э… завоевания…
«Пока нет твоей любви, мне всегда будет хотеться чего-то ещё», – пел Гребенщиков. И обманывал. Как только у тебя будет моя любовь, тебе сразу станет нужно что-то ещё.
В театре одни женщины, в магазинах одни женщины, на родительских собраниях одни женщины… И что толку корить мужчину, разворачивать кампанию «мы никуда вместе не выходим», если ее не выиграла ни одна женщина за всю историю человечества. Не считать же выигрышем наличие в соседнем кресле ворчащего Шрека, мечтающего почесать подмышку во время арии Чио-чио-сан.
Что говорят генетики, которые хотят оправдать социальную апатию мужчин? Что они либо воюют, либо отдыхают перед боем. Они охотники, а мы собирательницы кореньев и поддержательныцы огня. Так сложилось исторически. Ибо человечество, миллионы лет… Короче, скучно им, когда боев не предвидится, и хорошо, когда предвидится хотя бы привал.
