Успех , дорогой ценой !

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

ГЛАВНЫЙ ВРАЧ ХАРЬКОВСКОЙ БОЛЬНИЦЫ ИЗЛЕЧИВАЕТ МЕТОДОМ ВЛГД ТРИСТА ТЯЖЕЛЫХ

БОЛЬНЫХ. ИЗ МИНЗДРАВА ТУТ ЖЕ РАЗДАЕТСЯ ГРОЗНОЕ «АТУ ЕЕ!!»

Встреча с Алексеем Перепелкиным стала, похоже, поворотным пунктом и в жизни самого доктора Бутейко.
Кривая его собственных неудач и несчастий, очевидно, уже навсегда оставила позади свою нижнюю точку и
теперь неудержимо поднималась вверх. Пусть медленно, но неуклонно приближалась к давно заслуженной
опальным ученым положительной развязке его столь затянувшегося конфликта с медицинским официозом.
Безусловно, доктору предстояло еще выдержать немало сильных ударов со стороны белохалатных сатрапов. Но
появление ярого сторонника, вырвавшегося (и не сломленного!..) даже из цепких лап совпсихушки ободрило
его. Крепко, видать, нужны были людям Открытие и разработанный на его основе метод, коли шли они за
них на такие муки.
Уж кто-кто, а Константин Павлович, как опытнейший врач, прекрасно понимал, каким страшным орудием
подавления психики обладали сотрудники малоафишируемых «спецлечебных» заведений, из застенков которых
чудом удалось вырваться Перепелкину...
Пожалуй, пребывание в самой настоящей рядовой советской тюрьме показалось бы после психушки Алексею и
ему подобным несчастным жертвам в определенном отношении чем-то вроде курорта. Были бы, наверное, там

и кое-какие тяжелые моменты, но вряд ли их можно сравнить с муками, причиняемыми «начинающей по-
настоящему болеть «самой душе», как выразился Алексей. Душе, затравленной изуверски продуманными

уколами.
Появление в доме Бутейко Перепелкина, судя по всему, ознаменовало собой открывшуюся, наконец, для
всеобщего обозрения вершину айсберга. Того самого айсберга сопротивления все более и более
многочисленных больных, которым довелось соприкоснуться с чудодейственным открытием, сопротивления
существующей несправедливости, так долго подавляемого официальной медициной.
Их, восстающих против гнета ортодоксов, становилось все больше. Но зачастую их непокорные, упрямо
вскидываемые в знак протеста головы еще успевала захлестывать огромная, смертоносная волна ледяного
лицемерия поделыциков от медицинской науки. И тем отраднее было гонимому ученому познакомиться с тем,
кому все-таки удалось вынырнуть со своим протестующим криком на поверхность и, несмотря ни на какие
шторма, все же прокричать в грозовое тяжелое небо: ты прав, доктор, твое Открытие - наше спасение!
Выныривать начинали уже не только избранные Богом единицы. В схватку с опостылевшей лжемедицинской
стихией вступали все новые и новые борцы. Так, если Алексея Перепелкина, например, можно было отнести к
жертвам произвола определенной части сотрудников могущественного МВД, по чьей вине он, собственно, и
угодил в психушку, то в недрах все той же всемогущественной организации нашлись и ярые сторонники
Открытия, немало сделавшие для его признания.
Главный врач, терапевт харьковской поликлиники МВД Таисья Львовна Пушенкова до встречи с Бутейко
боялась астматиков пуще огня. Еще до вступления на свой довольно-таки высокий по провинциальным
масштабам пост, она частенько «улещивала» знакомую медсестру шоколадом, лишь бы та во время ее
дежурства не посылала к ней плохо почувствовавших себя астматиков...
Вылечившихся среди них ей до сих пор не удалось увидеть ни одного. И слышать о подобном не доводилось.
Всякий же раз, когда ей приходилось сталкиваться с этими постоянно задыхающимися страдальцами, Таисье
Львовне становилось дурно.
И вдруг - к ней на прием как-то заглянул один знакомый майор, совершенно безнадежный астматик, и бодро
заявил, что он теперь абсолютно здоров...
- Я вылечился от астмы у новосибирского ученого Бутейко! - буквально сияя от удовольствия, с солдатской
прямотой брякнул «неизлечимый пациент» оторопевшей Пушенковой.
Таисья Львовна поначалу ему просто не поверила. Но, прослушав майора, убедилась сама, - что страшные
хрипы в груди исчезли. Совершенно другим - спокойным и ровным - стало обычно столь глубокое и
прерывистое дыхание их подопечного.
Она срочно вылетела в Новосибирск в командировку. Потом побывала там еще раз уже в счет своего
очередного отпуска. Увиденное на берегах Обского моря превзошло все ее ожидания. Бутейко лечил!
Действительно лечил астму. И не только ее одну. Методу ВЛГД, как, оказалось, поддавались и гипертония, и
геморрой, язва желудка и стенокардия!..

Короче говоря, многие из наиболее распространенных современных заболеваний, причиной которых, но
мнению Бутейко, являлось ГЛУБОКОЕ ДЫХАНИЕ. Все их она, но памяти вряд ли бы даже смогла
перечислить. Невероятно, но факт! Бутейко е одинаковым успехом излечивал и язвенников, и гипертоников.
Без скальпеля, шприца и таблеток.
Ошеломленная его успехами Пушенкова не раздумывая, взялась за дело. Она не стала выяснять в Минздраве,
прав или не прав Бутейко. Доктор популярно пояснил ей, как там к нему относятся. Таисья Львовна все взяла
на свой страх и риск. Добившись к своим тридцати пяти весьма приличной должности, эта хрупкая,
темнобровая женщина могла потерять и ее, и хорошо оплачиваемую работу в одночасье. И хотя МВД частично
прикрывало ее от Минздрава, опасность все же была достаточно велика.
Пользуясь своей властью, Пушенкова не только сама взялась за лечение больных новым методом. Это бы еще
для минздравовских деятелей было полбеды. Она организовала при своей поликлинике специальные курсы и
обучила методу волевой ликвидации глубокого дыхания более ста врачей!! Триста тяжелейших больных
самолично и с помощью вновь обретенных учеников в очень короткий срок поставила на ноги.
Такого царствовавший в Минздраве во второй половине семидесятых академик Зарубин не мог ей простить.
МВД - не МВД, а Борис Мефодьевич решил Пушенкову прикрыть. И в ход, как водится, пошли любые
средства. Срочно был вызван на ковер один из самых больших минздравовских специалистов по астме
академик Семен Денисович Раев.
- ...Ну, так, что же, Семен Денисович? - Зарубин хмуро уставился в лощеное, слегка зарумянившееся под его
пристальным взглядом лицо молодящегося (по бабам еще вовсю стреляет...) пятидесятивосьмилетнего
академика.- Долго еще мы будем терпеть в Харькове эту астматическую ересь?!...
Раев невольно вздрогнул, наморщив тонкий, с едва приметной царапинкой нос. Ему уже донесли, чем вызван
гнев шефа, и он не ожидал от этого вызова ничего хорошего.
- Так ведь, Борис Мефодьевич,- опустив руки по швам, крупный «спец» по астме автоматически пересчитывал
про себя многочисленные отечественные и иностранные ордена, украшавшие дорогой темно-серый

однобортный костюм вырядившегося, но случаю приближающегося тридцатитрехлетия Дня Победы, не по-
праздничному раздосадованного шефа,- она же, крамольница эта самая, не в нашей епархии трудится. Милиция

ее пригрела. Как тут с плеча рубить?..
- То-то, что в милиции. А ты и крылья сразу опустил! - Борис Мефодьевич потер свой высокий с большими
залысинами внезапно повлажневший лоб.
Учишь их, паразитов, учишь уму-разуму. Он скользнул взглядом по начищенным до блеска лакированным
туфлям дамского угодника. Кандидатские проталкиваешь, потом докторские. А приходит время за честь
мундира постоять - так они сразу в кусты! Сколько он тянул в свое время этого Раева. Вытащил с периферии.
Посадил в высокое кресло. Должностью, званием, солидным окладом - всем ведь, стервец, ему обязан. А туда
же - трудно, мол, еретичку достать. В другом, видите ли, министерстве работает...
Это что же, выходит, зря Зарубин еще в шестьдесят восьмом году лабораторию этого шизика Бутейко
уничтожил, коли и десять лет спустя Бутейковские припевалы все еще о его методе и открытии трубят! Да еще
как - с массовым обучением этой мерзопакости десятков действующих врачей не какого-нибудь там
малоизвестного Нового Узеня, а такого крупного промышленного и культурного центра, как Харьков. Нет! -
Борис Мефодьевич сжал подагрические пальцы в кулаки,- чему-чему, а подобному святотатству в его бытность
не бывать!
- ...Значит, говоришь, ведомственная принадлежность тебе препятствует,- шеф легкой фланелькой смахнул
невидимую пыль с золотой звездочки Героя Социалистического Труда и поправил на груди покосившийся
орден Отечественной войны второй степени.
- Ну, конечно,- поигрывая своими сразу замаслившимися агатовыми глазками, с готовностью осклабился
академик.- МВД не Минздрав. Свое, как говорится, снабжение, обеспечение. Свои зарплата и правила. Ими
особенно-то не покомандуешь.
- Не покомандуешь...- скривив полные губы, передразнил его Зарубин.- А как ты считаешь, астмой в системе
Минздрава и МВД болеют по-разному или одинаково? Ты же столько понаписал на эту тему...
Семен Денисович, избегая тяжелого взгляда шефа, старался смотреть на висевший за его спиной портрет
бывшего наркома здравоохранения. В просторном, хорошо освещенном утренним майским солнышком
зарубинском кабинете ему становилось явно тесновато. Что и говорить. Прав был в своих упреках султанский
визирь. Чего-чего, а на тему возникновения, развития и лечения астмы поразглагольствовано и написано им
действительно немало. Каких только предположений о причинах возникновения этого страшного недуга не
высказал с трибуны и в печати преуспевающий Зарубинский помощник.

В основном бил на аллергию. Она, мол, проклятая, во всем виновата. Нанюхается бедолага-больной синтетики
или красителей разных - вот и закашлял, вот и пошло его душить-перекашивать. В толстых, на две с лишним
сотни страниц, популярных брошюрах в пух, и прах разносил Семен Денисович возражавших ему зарубежных
оппонентов. Они, капиталисты паршивые, никогда (не в пример ему) 'в компартии не состоявшие, ни уха, ни
рыла в диалектическом материализме не разбиравшиеся, все подгадить ему норовили.
На гнилую наследственность пытались душераздирающие приступы удушья свалить. Но нет. Шалишь! Семен
Денисович и докторскую свою диссертацию именно на зловредных аллергенах сделал. Доказал, что если,
скажем, подопытных животных какими-нибудь попакостней аллергенами напичкать, то и у животных (хотя
они и не совсем люди) тоже своя астма появится. Стоит только, допустим, ввести несчастному кролику малую
дозу все той же, предположим, лошадиной сыворотки - глядишь, и он зачихает, закрутит мордочкой, хватая
воздух не хуже иного Сидорова или Петрова...
А тут какая-то харьковская пигалица Пушенкова (даже не кандидат наук!) целый отряд городских медиков
убеждает в том, что у любых видов астмы (а их немало в справочнике насчитывается) причина возникновения
одна и та же - ГЛУБОКОЕ ДЫХАНИЕ больного!! Эту истину ей, видите ли, сибирский доктор Бутейко
преподнес. Раскрыл, так сказать, несведущей врачихе глаза. Да так, понимаешь ли, убедительно раскрыл, что и
ее, похоже, взяло за ретивое. В местные (областного масштаба) пророки потянуло. В Сибири, мол, истину знает
один Бутейко. А здесь, в Харькове, только она. Тоже, вроде как поначалу одна-единственная...
О корыстолюбцы!.. Заметив, что недовольный шеф угрюмо теребит на груди замысловатой формы
иностранный крест, академик Раев подобострастно склонил к нему стриженную под бобрик голову.
- Конечно, Борис Мефодьевич, конечно,- угодливо затряс он перед шефом холеным розовым подбородком.-
Вы, безусловно, правы. И в милиции, и в Минздраве астмой болеют от одних и тех же дестабилизирующих
человеческий организм факторов. Аллергены, естественно, они повсюду остаются аллергенами... Я только
хотел обратить ваше внимание,- Раев осекся на полуслове, увидев, как шеф, оставив в покое крестик, будто бы
протестующе взмахнул правой рукой.- Хотел обратить внимание, что в данном случае имеются определенные
сложности воздействия на конкретного оппонента. Ведомственного, так сказать, характера...
- Сложности! - басовито буркнул вышедший из-за массивного стола ему навстречу шеф.- Да разве это
сложности - блошку районного масштаба прихлопнуть? - он убедительно пошлепал своими длиннопалыми
ладошками.- Ты, дорогой Семен Денисович, как я посмотрю, плохо настоящие трудности себе представляешь,-
Зарубин упер руки в боки и откинул назад голову, покачиваясь с пяток на носки.
Мне, брат, за свою долгую врачебную практику с такими китами да акулами приходилось общаться - куда там
твоей Пушенковой. Членов правительства лечил! - он поднял кверху указательный палец правой руки.-
Понимаешь? Правительства! А это народ ох, какой капризный... Избалованный народ. Сегодня к члену
Политбюро меня вызвали. Завтра, глядишь, моего коллегу вызовут.
И не предупредят, пойми! Не предупредят,- в мутных слезящихся глазах Бориса Мефодьевича сверкнул
недобрый огонек.- Ну и кто его знает, как коллега этот самый о твоих рекомендациях и назначениях отзовется.
И какое при этом настроение у члена Политбюро будет... Может же так совпасть, что от твоих вчерашних
советов ему вдруг (пусть и временно, и вполне закономерно) чуть хуже стало, а от коллегиных на день
полегчало. Плевать, что ты прав и действовал с дальним прицелом, стараясь нанести пациенту как можно
меньше вреда и максимум пользы. Все можешь скоренько потерять. И кремлевку с ее окладами и льготы.
Хорошо, если в тюрьму не упекут...
При упоминании тюрьмы Раев непроизвольно поежился.
- Вот, брат, где нервы-то горят! Вот где переживания и сложности. Тут мозгами-то волей-неволей шевелить
приходилось. Прикидывать, как бы и деятеля государственного в правильности своей методики убедить и от
возможных наветов застраховаться.
Зарубин на секунду прикрыл глаза тяжелыми веками. Похоже, тени прошлого не на шутку взволновали его.
- А Сталин со своими нелепыми подозрениями!- словно очнувшись от забытья, он вперился в своего «спеца»
но астме.- Ты помнишь тот страшный январь пятьдесят третьего, когда опубликовали сообщение об аресте
врачей-вредителей? Тебе ведь тогда годиков тридцать - тридцать три было,- оценивающе окинул взглядом с
головы до ног молодящегося академика Зарубин.- Ты и сейчас-то еще вон, какой у нас огурчик.
Ну, а мне в том пятьдесят третьем уже за сорок изрядно перевалило,- Борис Мефодьевич грустно вздохнул.- И
работал я, в отличие от тебя, не в какой-то Тмутаракани, а здесь, в Москве. В ведущей клинике. Так, веришь -
нет, в палаты страшно было заходить. Больные газеты читают, обсуждают события. Клянут, - понятное дело,
душегубов в белых халатах. Вроде не нас конкретно, сотрудников данной больницы, клянут, а вообще, тех
извергов, которые, судя по газетам, якобы участвовали в устранении ряда крупных общественных деятелей,
военачальников, ученых там разных, видите ли...- Зарубин перестал покачиваться на носках.- Но нам-то

страшно, Семен Денисович!.. Живые же люди. Тем более что вскоре стало известно об избиении врачей в
нескольких других клиниках...
- Да я помню, прекрасно помню это ужасное время,- поспешно отозвался еще больше посерьезневший ас по
астме.- Мы тоже тогда переполошились. Хоть и в Тмутаракани...
- Но на тебя тогда не писали доносов. Кто ты был - мелочь пузатая. А на меня накатали. Прямо в Це-Ка!..
Вредитель, дескать, Зарубин. Чуть умышленно не угробил рабочего во время операции. Знаешь ведь, чем это в
январе пятьдесят третьего пахло... Вот это сложности, так сложности! - Борис Мефодьевич нехорошо
ухмыльнулся.
А то заладил - ведомственные барьеры, ведомственные барьеры... Ерунда все эти барьеры. Чушь собачья! Хотя,
конечно,- Зарубин почесал затылок,- есть в данной истории некая, так сказать, загвоздка. Пунктик что ли,
такой особый. Семен Денисович навострил уши.
- Пигалица эта самая, Пушенкова, не столь уж проста, оказалась,- султанский визирь огорченно крякнул.- Не
зря, видать, у Бутейко школу прошла. Подучил ее, похоже, кое-чему эскулап, волками многократно кусанный,-
в мутноватых, словно бы подернутых серой влажной пленкой глазах шефа вновь зажегся злобный огонек.- Не
иначе как подучил! Сама бы она вряд ли сразу до такой страховки додумалась. Чувствуется Бутейковская
хватка...
Раев выжидающе следил за шефом. Он прекрасно видел, что одно только упоминание имени сибирского
ученого вызывает в Зарубине зубовную дрожь.
- Хотел я тут мигом, не забираясь в высокие сферы, эту харьковскую вэ-эл-гэ-дэ богадельню прикрыть,-
скривив губы, продолжил Зарубин.- Вышел по нашим каналам на непосредственное УВДэвское начальство
Пушенковой. Так что же ты думаешь? - Борис Мефодьевич громко хлопнул в ладоши.- Первое, что она,
вернувшись от Бутейко, сделала - будто бы вылечила жену своего генерала!.. Та, как на грех, легочницей
оказалась. Ну, генерал Пушенкову от нас и заслонил. Пока...- многозначительно закончил Зарубин.
Надо теперь с другого конца зацепиться. Все по-научному обставить. Или наоборот,- Зарубин вдруг хитровато
подмигнул Семену Денисовичу.- Пойти вроде как от народа. Она там, в Харькове несчастных больных
околпачивает. Внушает, будто лечит без уколов и без лекарств. Но мы-то с гобой хорошо знаем, как это
шарлатанство называется. Подобие массового гипноза...
Так ты возьми-ка сейчас и, не откладывая - дела в долгий ящик, подошли ей в группу инкогнито какого-нибудь
товарища нашего. Попринципиальней,- Борис Мефодьевич сделал строгое лицо.- Из тех, что лжегипнозу не
поддаются... Пусть посидит на занятиях. Посмотрит, что к чему. Ну и попытается вывести эту шаманшу на
чистую воду.
«Провокатора в группу заслать старый лис предлагает»,- сразу уразумел Раев. Крепко он все же ненавидит
Бутейко! Лютой, даже с годами не проходящей ненавистью.
- Найдется у вас такой принципиальный товарищ? - расслышал Семен Денисович уже у самого своего уха.
- А как же! - слегка отстранившись от подошедшего к нему вплотную шефа, встрепенулся «спец» по астме.-
Конечно, найдется! Нина Иннокентьевна Звонарева. Прекрасный терапевт. Член парткома. Вполне, я думаю,
может справиться с подобной задачей...
- Ну и отлично,- состроил кислую мину шеф. Звонареву у них знали как скандальную, склочную, не ужившуюся
с двумя мужьями перезрелую бабенку, постоянно наушничавшую начальству на своих коллег.
- Ее и пошлите, если полностью доверяете...- Зарубин вернулся обратно к столу: - Начните хотя бы с этой
разведки, а там уж будете действовать, судя по обстоятельствам.