Слово «инвалид» с подачи различных субъектов гражданского общества, занимающихся проблемами этой категории людей, в СМИ почти повсеместно заменяется словосочетанием «человек с инвалидностью». Более того, особо рьяные нововеятели рекомендуют даже здорового человека называть не здоровым, а человеком без инвалидности.
Чем не устраивает слово «инвалид»? Разрушатели старой — создаватели новой парадигмы провозгласили, что за многие годы оно обрело негативную эмоциональную окраску и воспринимается как пренебрежительное обозначение неполноценного человека, в то время как на самом деле все люди полноценные, просто некоторым не повезло — получили неисправимые травмы или еще на эмбриональной стадии развития сформировались с неисправимыми... хотелось бы сказать — нарушениями, однако нововеятели за такое слово освистают: исходя из их учения, понятие «нарушение развития» следует заменить чем-нибудь типа «развитие по сценарию, отличающемуся от наиболее часто, массово встречающегося».
Году где-то в 2016-м в Орше на базе райисполкома прошел региональный семинар с приглашением журналистов-газетчиков Витебской области по проблемам построения инклюзивного общества. На семинаре приехавшие из столицы две девушки — представительницы какой-то общественной организации, занимающейся проблемами инклюзии (сами — здоровые... пардон, без инвалидности), втирали присутствующим вышеприведенные идеи, перепевая их на разные лады. При этом очень хаяли МВД за расстановку на автотрассах щитов с социальной рекламой, призывающей соблюдать скоростной режим: претензии были не к идее необходимости соблюдения ПДД, а к ее преподнесению, т.к. на плакатах размещалось изображение спидометра с запредельными показаниями и инвалидной коляски. Что плохого в таком предостережении? Оказывается, оно формирует негативное восприятие инвалида (пардон, человека с инвалидностью): из плаката следует, что инвалидом быть плохо, и это огорчает людей с инвалидностью. Т.е. на самом деле, в соответствии иезуитской логикой столичных спикерш, вроде как и не плохо иметь инвалидность, раз нельзя ею пугать?
По окончании семинара журналистов попросили перейти в местную библиотеку для тренинга. В ходе тренинга те же две юные представительницы общественной организации учили представителей прессы, как правильно (разумеется, правильно в понимании наставниц) писать тексты, посвященные инвалидам (пардон, людям с инвалидностью), и тексты, в которых просто упоминаются инва... люди с инвалидностью. Т.е. втолковывали, как журналисты должны формулировать свои высказывания, чтобы людям с инвалидностью не было ни обидно, ни завидно из-за того, что все вокруг них живут без инвалидности, и чтобы у здоровых (пардон, у людей без инвалидности) при чтении этих текстов не возникало чувства превосходства над людьми с инвалидностью, чтобы эти здоро... люди без инвалидности даже подумать не посмели, что с инвалидностью жить хуже, чем без инвалидности.
Одной из форм работы в ходе тренинга стал анализ раздаточного материала: журналистам раздали карточки, содержащие тексты с описанием той или иной ситуации из жизни человека с инвалидностью, и каждый журналист зачитывал свою карточку для всех, высказывал свое мнение по поводу прочитанного, а потом все вместе обсуждали эту ситуацию под опекой столичных девушек, корректировавших и наставлявших журналистскую аудиторию, разъяснявших, правы журналисты или не правы. В одном из текстов человек с инвалидностью, передвигающийся на коляске... впрочем, хватит пустых, ни к чему не ведущих лингвистических упражнений, будем здесь и далее называть людей и вещи своими именами, никого при этом не обижая, но и никому не стремясь потрафить, не будем лезть из кожи, угождая нововеятелям и гонясь за трендами. Итак, в одном тексте инвалид-колясочник рассказывал об особенностях своего взаимодействия с окружающими в общественных местах. В частности, сообщал, что некоторые его знакомые-инвалиды болезненно воспринимают ситуацию, когда ходящий человек, собравшийся куда-то идти, приглашает их направиться вместе с ним словом «поехали», т.к. тем самым заостряется внимание на их неспособности ходить, а некоторые, наоборот, обижаются, когда им говорят «пошли», т.к. по отношению к колясочнику это звучит вроде как со скрытой издевкой, ведь передвижение на коляске — не ходьба, а езда. «Что касается меня, то мне без разницы, предлагают мне идти или ехать, я над этим не заморачиваюсь», — сообщил что-то в таком роде инвалид, о котором шла речь в тексте.
Так как же пешеходу, не обладая экстрасенсорными способностями, не обидеть инвалида-колясочника, предлагая следовать в одном с собой направлении? Когда один из журналистов обратился с этим вопросом к девушкам-наставницам, те уклонились от ответа и перевели разговор в другое русло (скорее всего, со стороны вопрошающего это была ирония, ведь уж кому как не ему, мастеру слова, на раз-два подобрать кучу синонимов вроде «направляемся», «выдвигаемся», «стартуем», «давайте посетим» и др.).
А еще девушки убеждали газетчиков ориентироваться при написании текстов на умственно отсталых людей. Ведь инвалиды по интеллектуальным способностям — тоже полноправные члены общества, но написанные для психически здоровых людей тексты они не понимают, поэтому писать нужно проще: фразы должны быть короткими и простыми, никаких вводных слов, никаких сложносочиненных и сложноподчиненных предложений, риторических вопросов, иносказаний, тонких намеков. Жаль, что Льву Толстому, дремучему обитателю XIX века, такие прогрессивные идеи были неведомы, а то, глядишь, «Война и мир» в два раза тоньше вышел бы — и школьники современные были бы довольны.
А как вам такой перл с сайта одной российской общественной организации: «Ниже излагаются не правила (не нужно думать, что люди с инвалидностью требуют какого-то специального обхождения!), а рекомендации, которые помогут избежать в общении с людьми с инвалидностью неловкости». Вот как! Инвалиды не требуют специального обхождения, утверждают авторы текста, но в то же время извольте принять рекомендации, как с инвалидами общаться. «Современному российскому обществу следует менять ситуацию и свое отношение к людям с инвалидностью: должна быть выработана культура инклюзии, привита этически выдержанная и грамотная терминология. Для этого необходима не только специальная просветительская работа в этом направлении, но и изменение всей культуры взаимоотношений в обществе в целом», — говорится на этом же сайте. Общественная организация едва ли не упрекает всё общество в бескультурье («должна быть выработана культура инклюзии») и безграмотности («должна быть [...] привита [...] грамотная терминология»), указывает обществу, как ему жить («Современному российскому обществу следует менять ситуацию и свое отношение к людям с инвалидностью»).
«Инвалидность — это уже давно социальное, а не медицинское понятие», — заявляет участник семинара, аналогичного вышеупомянутому оршанскому, на базе Ельцин-центра (2018 год). Что это, как не софистика и беспардонное навязывание стереотипа, выдача желаемого за действительное? Понятие «инвалидность» и медицинское, и социальное, широко используется также термин «био-социальное», который, пожалуй, наиболее точный (ведь, например, отсутствие конечности вследствие травмы не назовешь заболеванием, в то время как любое заболевание можно рассматривать в биологическом аспекте).
Если вдумываться во все подобные софистические измышления и стараться следовать всем рекомендациям, раздаваемым радетелями за построение «инклюзивно культурного общества», т.е. если внушать себе, что инвалидность — это не плохо, вытравливать из своей речи общепринятые литературные слова и внедрять вместо них неуклюжие конструкции канцелярского или черт знает какого там еще стиля («человек с инвалидностью» вместо «инвалид», «человек без инвалидности» вместо «здоровый» и др.), упрощать свою речь для понимания ее умственно отсталыми и т.д., то можно заработать невроз, а то и самому пополнить ряды лиц, способных воспринимать только примитивные предложения, состоящие из подлежащего, сказуемого и максимум двух-трех второстепенных членов.
Инвалидов в нашем обществе никто не дискриминирует, государство о них заботится, а если в чем-то недорабатывает, то это не злонамеренное воздействие, а именно недоработка, которые встречаются и в других сферах его функционирования и со временем устраняются.
«Инвалид» — нейтральное литературное слово, констатирующее состояние тела человека и, во вторую очередь, его положение в обществе (почему во вторую? Потому, что сначала возникает и официально фиксируется компетентными субъектами особенность тела, а потом наступают социальные последствия этих явлений). У здравомыслящего и морально здорового человека это понятие вызывает сострадание. Если же кому-то оно кажется двусмысленным, издевательским и т.д., то это уже его проблема, а не проблема здравомыслящих и морально здоровых людей.
Оскорбительным, пренебрежительным, огорчающим в определенном контексте можно сделать любое слово. «Фольклорист несчастный!» — гневно бросает героиня «Кавказской пленницы» невольно обидевшему ее молодому человеку, и это высказывание в представленных на экране обстоятельствах звучит вполне оскорбительно. «Турист», — язвительно и злорадно называет в фильме «Кин-дза-дза» житель одноименной планеты попавшего на нее не по своей воле землянина. «Учись, студент», — с чувством превосходства обращается явно не обладающий высшим образованием и не собирающийся его получать отрицательный персонаж «Операции Ы» к положительному, и слово это из его уст в контексте того эпизода фильма звучит постыдно, как обозначение несмышленого, ни на что путное не способного человека. Так давайте, что ли, запретим слова «фольклорист», «турист» и «студент»?
Вывод. Под вывеской построения инклюзивного общества наши лицемерные «окультуриватели», борцы за права инвалидов, сами инвалидами не являющиеся, вместе со своими явными и закулисными кураторами просто заявляют о себе и обустраивают себе кормушки — паразитируют на чужом горе, создавая субъекты хозяйствования и занимаясь под их крышей непыльной офисной работенкой.