Глава 16. Война в барханах
Мелкой рысью эскадрон во главе с Поспеловым и Ярцевым двигался по старой караванной тропе, уходящей от железнодорожной станции Бахарден в бесконечность Каракумов. В жарком мареве дрожал воздух, под копытами скрипел песок.
Ночью на кордон близ станции из песков прискакал осведомитель туркмен, сообщивший, у колодца Джума в тридцати верстах, идет бой между отрядом басмачей и группой красных аскеров*.
Личный состав подняли по тревоге, из Гермаба вышел эскадрон.
Уже год батальон Поспелова совершал конные рейды вдоль всей Персидской границы от Серахса до прикаспийского Гасан-Кули, непрерывно участвуя в боях и стычках. Сразу же после установления советской власти, в Туркестане возникло басмаческое движение, активно подпитываемое англичанами с территории Афганистана.
Спустя час изнуряющей езды, вдали послышались звуки боя. Привстав на стременах, Поспелов обернулся назад, взмахнул рукой, «стой» и вместе с комэском спрыгнув с коней, полезли на гребень бархана.
Там оба вскинули бинокли, открылась следующая картина.
Примерно в версте справа рыжел солончак, за невысокими дюнами у которого лежала цепь под сотню человек в халатах, ведя беспорядочную стрельбу. Рядом, в поросшей саксаулом низине были сбатованы* столько же лошадей под седлами.
В паре сотнях метров впереди цепи виднелись остатки старого мазара. Как только цепь поднималась в атаку, оттуда бил пулемет, и она откатывалась назад, на песке валялась дюжина убитых.
Понаблюдав с минуту, быстро спустились вниз и приняли решение. Евсеева (он теперь командовал разведкой) отправили в обход с приказом захватить лошадей, а остальные, подъехав ближе, спешились и, оставив своих коноводам, поползли к дюнам.
Вскоре стали видны затылки в тюбетейках и бараньих шапках, рассредоточившись, залегли, тихо взведя затворы.
- Огонь! - скомандовал Поспелов и нажал курок маузера. В ту же минуту дружно грянул залп, среди басмачей началась паника. Одни побежали назад и тут же попали под второй, большинство с воплями ринулись к лошадям в низине.
А оттуда навстречу вымахнул разведвзвод с шашками наголо. Через короткое время все было кончено: тут и там валялись тела убитых, стонали раненые, а оставшиеся в живых воины ислама, понуро стояли с поднятыми руками.
- Фирсан Иванович, займись ими, - сунул в кобуру револьвер Ярцев, и они с Поспеловым направились в сторону мазара.
Перед ним были сложены мешки с песком, в центре остывал «максим», навстречу поднялись семеро бойцов в выцветшем красноармейском обмундировании.
- Кто такие? - спросил Поспелов, когда остановились напротив.
- Охраняем кяриз*, - доложил старший, по виду узбек, с револьвером в потертой кобуре.
- Вон оно что? Ясно. На последнем инструктаже в Ашхабаде Михаилу сообщили, все колодцы в пустыне берутся под охрану. В целях предотвращения отравлений и затруднения действий противника.
- А как насчет воды? - облизал сухие губы Ярцев.
- Имеется.
Вскоре эскадрон поил коней, доставая брезентовыми ведрами холодную, чуть солоноватую воду из глубокого колодца, а Поспелов с Ярцевым, устроившись в тени развалин, допрашивали пленного курбаши.
Он был в полосатом шелковом халате, мягких сапожках и с бритой головой. Сначала плевался и шипел « ман не миданам»*, но когда получил в зубы, стал отвечать на вопросы.
Звали курбаши Мурад - гельды, он уходил с остатками разбитого отряда в пески, желая там отсидеться. В эти места они пришли месяц назад из Персии для войны с неверными.
- Где перешли границу?
- В районе Фирюзы.
Достав из полевой сумки карту, командир сделал отметку. - А где думали отсидеться? Курбаши забегал глазами.
- Говори, сучий потрох! - сжал кулак Ярцев.
- В конном переходе отсюда есть небольшой оазис (втянул голову в плечи).
- Охрана имеется?
- Пять джигитов.
- Зачем атаковали колодец?
- Лошади стали падать, два дня без воды.
Приказав увести пленного, решили навестить это место, чтобы осмотреть и нанести на карту. Одев фуражки, вышли на солнце.
- Как с потерями? - подозвал командир Рясного и старшего поста охраны Садыкова.
- Потерь нет, два бойца легко ранены, - ответил помкомэска.
- У меня трое убитых, лежат в мазаре - кивнул на вход красноармеец.
Своих похоронили у сухой арчи рядом с развалинами, мертвых басмачей пленные закопали на солончаке. До вечера был объявлен отдых, а когда в небе пушисто замерцали звезды, оставив раненых и пленных под охраной отделения, углубились в пустыню.
Конные рейды в черные пески*, батальон совершал, как правило, ночами. Днем там стояла сорокоградусная жара, убивающая все живое, зато в темное время суток температура воздуха опускалась до семнадцати.
Головным, с арканом на шее, ехал курбаши, следом по трое в ряд, эскадрон. Холодало, всхрапывали кони, где-то тоскливо выл шакал.
На рассвете вдали возникла точка.
- Оазис? - подъехав к Мурад -гельды,- указал Поспелов туда камчой.
- Бали,- кивнул тот бритой головой.
Подъехали меж череды барханов ближе, точка превратилась в зеленое пятно.
- Евсеев!
- Я! - закрутился рядом на коне взводный.
- Бери своих и снимите охрану. Потом дашь сигнал.
Легкой иноходью разведка ушла вперед, эскадрон спешился. Минут через двадцать впереди хлопнули два выстрела, - раздалась команда «наконь, рысью вперед!» дробно застучали копыта.
У первой, с пыльными листьями акации, на осоке раскинулись два зарезанных джигита, двинулись меж деревьями и кустарниками по тропе вглубь оазиса. Впереди послышались голоса, выехали на поляну с источником и несколькими походными шатрами. У одного лежали еще три связанных аскера, что-то бормоча и мутно пялясь в небо.
- Накурились анаши, - подошел от ключа Евсеев, завинчивая фляжку. - В палатках награбленное шматье, ребята осматривают территорию.
Последовала команда спешиться, вскоре вернулись разведчики, доложив, оазис пуст, за исключением трех лошадей в загоне
- Отдыхаем до вечера, - сказал Ярцеву Поспелов.
Пока бойцы расседлывали и поили лошадей, они объехали этот зеленый рай, длиной в версту, в поперечнике вдвое меньше, с молодыми, до пяти метров в высоту эльмами, тополями и орешником.
То, что оазиса на карте не было, Михаила не удивляло. Он знал, Каракумы таят в себе много тайн, поныне неведомых человеку. В них есть древние затерянные города, подземные реки и такие вот места, возникшие словно ниоткуда.
Когда вернулись, на поляне стоял шум, подошел Рясной и вывалил на траву мешок. В нем было красноармейское обмундирование с пятнами крови и две пары сапог.
- А там, - кивнул на дальний кустарник, - свежая могила.
- Давай сюда курбаши, - сжал губы командир. Привели Мурад - бельды.
- Это что такое?
- Не знаю (отвернул голову).
- Давайте остальных.
Притащили оклемавшихся джигитов, задал тот же вопрос.
Самый молодой, тут же упал на колени и закричал, тыча пальцем в главаря,- это все курбаши! Мы тут не при чем!
- А это где взял? - распахнув халат, схватил его Ярцев за ворот гимнастерки.
- Расстрелять, - налился краской Поспелов.
Упиравшихся бандитов потащили в кустарник, оттуда сухо ударил залп.
Возвращались снова в мерцании звезд, к утру были у колодца. Командир отделения Ткач с Садыковым доложили, на посту все в порядке, расположились на отдых.
На закате дня эскадрон вышел к железнодорожной станции, где сдав пленных коменданту, Поспелов отправил телеграмму в штаб фронта о полном уничтожении очередного басмаческого отряда.
К весне следующего года приказом командующего, его назначили командиром 1-го пограничного полка, батальон передислоцировали в Ашхабад где пополнили еще тремя эскадронами и пулеметной командой. Задача осталась прежней - охрана Персидской границы и борьба с басмачеством.
Личный состав разместили в бывших казармах бригады пограничной стражи, семья Поспелова получила неподалеку квартиру, подросшие дочки были определены в школу, а Соня вновь занялась учительством.
Комиссаром полка был назначен откомандированный с фронта Шульга, а Вольский вернулся в Новороссийск на партийную работу. Теперь у Поспелова помимо прочего, имелся штаб, но сего начальником - Мирским, отношения не сложились.
Тот ставил во главу угла штабную работу, пытался навязывать командиру свои решения, хотя боевого опыта не имел. А еще короткое время служил в Петрограде у Троцкого, что всячески подчеркивал.
При разработке одной из текущих операций их мнения в очередной раз не совпали, и командир послал начальника туда, куда Макар телят не гонял. Тот покинул кабинет и накатал на него жалобу в ЧК, обвинив в политической неблагонадежности. Особо упирал на то, что Поспелов из дворян, в прошлом царский офицер и скрытый враг советской власти.
Комполка вызвали туда, допросили и отнесли протокол начальнику. А когда тот его внимательно читал, в кабинет вошел приехавший Шульга, потребовав разъяснений.
Главный чекист протянул бумагу,- он почти все признал. Читайте.
- Ну и что, что дворянин и бывший офицер? - пробежал ее глазами комиссар, а что враг, это доказать надо.
- Докажем, Виктор Петрович, не сомневайтесь, - взял обратно.
- Ну, так слушай меня внимательно, Щербаков (заиграл желваками). Ленин с Дзержинским тоже из дворян, а Каменев с Тухачевским и Бонч-Бруевич*, бывшие офицеры. Кстати, когда здесь еще и не пахло советской властью, Поспелов уже дрался с меньшевиками и защищал границу от банд. Теперь тебе все ясно?
- Ясно, - отвел Щербаков в сторону глаза.
- И последнее, - вздумаешь продолжать, дойду до председателя ВЧК, - ты меня знаешь. А вот с Мирским разберись, кем служил у Троцкого и за какие заслуги турнули из Питера.
Назад возвращались молча, в кабинете Шульга сказал Поспелову. - Не бери в голову, Михаил Дмитриевич, - всякое бывает.
Спустя месяц Мирского сняли с должности, а на его место назначили Корха. Между тем война в Туркестане продолжалась.
Осенью 1921 года, имея информацию о составе, численности и дислокации частей Красной армии на этой территории, османский военачальник Энвер - паша решил противодействовать большевикам и поднять панисламское движение за освобождение Средней Азии. А для этого взял на себя миссию объединения отрядов басмачей в борьбе с советской властью и, захватив власть в Бухаре, возглавил эти силы.
Как следствие, националистические банды активизировали свою деятельность в регионе, вступая в боестолкновения с частями Красной армии, разрушая железные дороги, грабя селения с кишлаками и расправляясь с советским активом.
На территории Туркмении сподвижником паши являлся Джудаит- хан. В прошлом грабитель караванов и правитель Хивы, он был ярым врагом советской власти.
Отряды хана насчитывали до пятнадцати тысяч сабель, в командном составе имелось немало офицеров разбитой армии Колчака. Тактика басмачей была проста. Нападали они, как правило, из пустыни или предгорий Копет-Дага, а потом бесследно исчезали.
Это предполагало наличие у врага тайных укрытий, в связи с чем полк Поспелов получил особое задание - их отыскание и уничтожение.
Для начала он поручил Корху получить из оперативного отдела штаба фронта сведения о местах расположения всех объектов на которые напали басмачи и боестолкновений с ними, а также маршруты отхода в Каракумы. Все это нанесли на карту и сопоставили со второй, где имелись все известные в пустыне колодцы.
Наиболее часто пути отхода вели к двум, Як-Кули и Гарайман. Два эскадрона немедленно выступили туда. Первый, спустя трое суток, попал в пыльную бурю и вернулся, а вот второй, под командованием Ярцева, задерживался.
Когда на исходе недели решили предпринять с комиссаром поиски, к колодцу вышел и он. За кавалеристами плелись два десятка пленных и шагали несколько вьючных верблюдов.
- Товарищ комполка! - спрыгнул с коня запыленный комэск. - Уничтожен отряд басмачей в количестве пятидесяти трех человек. Захвачены пленные и трофеи.
- Молодец, а мы уж собирались тебя искать,- растрогался комполка, а Шульга крепко пожал руку
Эскадрон спешился, прошли в стоявшую рядом выбеленную солнцем палатку.
- Ну, рассказывай,- показал на кошму Поспелов.
Уселись, скрестив ноги, комэск хлебнул воды из протянутой комиссаром фляжки и выдохнул, - хорошо. Значит так (утер рукавом губы) два дня шли нормально, а на третий попали в смерч, слава богу, задел лишь крылом.
После встали на стоянку, выслал в пески разъезд, и на заре он доставил человека. Спина в клочья, уши отрезаны, но живой. Оказался пастухом абдалом*, пас с братом в тех местах стадо. Налетели басмачи - отдавай баранов, отказались. Брата зарубили, а этого высекли и лишили ушей, гады.
Спрашиваю, знаешь, куда ушли? «Биламан», кивает. Тогда веди.
Шли еще сутки, привел к древнем городищу, на подходе залегли в барханах. Направил туда двух разведчиков, поползли. Возвращаются, докладают, там банда под сотню человек, пьют бузу* и жарят кебабы.
Разработали с помощником план. Десятку бойцов пробраться на стены, они оплывшие и закидать двор гранатами. Эскадрону по сигналу в конную атаку.
Так и сделали. Как только ударил первый взрыв, мы на коней и «марш- марш» в ворота. Кто схватился за оружие, посекли, остальные подняли руки.
- Потери есть? - спросил Шульга
- Взводный Алиханов и пять бойцов. Мы их там и похоронили.
- И что, в том городище есть вода? - пожевал ус Поспелов.
- Ну да, в песке пробит колодец.
- А на моей карте ничего этого нет,- расстегнул полевую сумку. - Показывай (развернул).
- Вот здесь, - наклонившись, ткнул в нее корявым пальцем Ярцев. Комполка послюнявил химический карандаш и сделал отметку.
- Ну что, поглядим пленных, комиссар? - свернул карту.
- Поглядим.
Вышли из духоты в жару. Бойцы поили из колоды лошадей у колодца, пленные с мокрыми лицами, сидели под охраной в стороне. Подошли к ним.
- А ну-ка ты, иди сюда - махнул рукой Шульга.
Тот нехотя поднялся, пробрался меж своих, встал напротив
- Колчаковец? - кивнул на потрепанный мундир с нарукавным шевроном.
- В прошлом да, - взглянул исподлобья.
- Звание и кем состоял в банде?
- Ротмистр Ларин, был военным консультантом у курбаши.
- Его фамилия? - задал вопрос Поспелов.
- Юлдаш - бек.
- Сбежал с двумя нукерами, гад, - сплюнул на песок Ярцев. - Не смогли догнать, лошади устали.
- Вы меня расстреляете? - дернул кадыком пленный.
- Это как решит военный трибунал.
- А если сообщу важную информацию?
- Смотря какую.
И ротмистр рассказал, что в ближайшее время готовится нападение на железнодорожную станцию в Моллакаре*, где сосредоточены запасы зерна и хлеба.
- Откуда вам это известно? - насторожились командиры.
- На днях приезжал связной от Джудаид-хана, оговаривали все вопросы.
После возвращения в Ашхабад ротмистра допросили еще раз, теперь уже в штабе армии, где он все подтвердил, Поспелову приказали выдвинуться в Моллакар.
Расположив полк неподалеку у соленого озера, на станции устроили засаду, и выслав в окрестности разъезды, стали ждать. Спустя неделю, на рассвете, от Евсеева прискакал разведчик с донесением - из Каракумов идет отряд.
На станцию дали сигнал, выдвинулись на исходные позиции.
Как только басмачи с гиканьем ворвались на станцию и там заработали пулеметы, комполка взмахнул шашкой «в атаку, марш - марш!» Охватив станцию кольцом, понеслись по улицам (пулеметы смолкли) в свете нарождавшегося утра началась сеча. Звенели клинки, вертелись и грызлись кони, скалились зубами лица.
Несшийся справа от комполка Евсеев, вертя над головой шашкой, играючи срубил двоих в бараньих шапках, навстречу грянул выстрел - повалился на шею лошади. Впереди открылся на белом карабахе* всадник, жеребцы ударили грудью в грудь, с клинков полетели искры.
- А, шайтан! - заблестел узкими глазами - Тебе кирдык.
Михаил молча отбил два удара, а третьим, снес голову в зеленой чалме. Покатилась на песок.
- Курбаши убили! - завопил рядом кто-то из басмачей, началось повальное бегство.
С восходом солнца все закончилось: на станции и по пути в пустыню валялись тела налетчиков, меж которых бродили кони. Убитых с ранеными насчитали три сотни, еще одна попыталась уйти в Каракумы, но была расстреляна с барханов пулеметным заслоном.
Имелись потери и в полку. Семнадцать бойцов погибли, сорок два получили ранения, в том числе Евсеев, которому пуля курбаши попала в бок.
- Ништо, не впервой, выдюжу, - скрипел он зубами, на телеге, когда полк возвращался в Ашхабад.
За месяц эскадроны уничтожили в песках еще несколько бандитских групп, а потом один из разъездов у покинутого пастушьего кишлака попал в засаду. Когда спустя несколько часов туда прибыло подкрепление, бойцы увидели страшную картину.
На песке лежали голые истерзанные тела, рядом на кольях головы, у троих на груди были вырезаны звезды. Похоронили всех на месте, под засохшей турангою, дали в белесое небо залп и исчезли в дрожащем мареве пустыни.
Одним таким днем Поспелов вместе с Корхом и Шульгою, разрабатывали в его кабинете план очередного рейда. Зазвонил телефон.
- Да,- снял трубку комполка.
- Товарищ Поспелов, здесь на КПП какой-то старик, зовут Хашим. Требует, чтобы пропустили к вам, - доложил дежурный.
- Немедленно пропустить, - опустил трубку на рычаг. - Хашим приехал, - ответил на вопрошающий взгляд Корха.
- Кто такой? - спросил Шульга.
- Служил у нас в Гермабе, следопыт от бога, давно не виделись.
Через несколько минут, вместе с сопровождавшим в кабинет вошел старый охотник. Был он в тюбетейке, летнем выцветшем халате, на плече хурджин и винтовка.
- Свободен,- кивнул бойцу комполка и пройдя навстречу, обнял гостя, - салам, отец. Рад тебя видеть.
- Алейкум ас салам, - с достоинством ответил тот.
- Проходи, рассказывай, как живешь, - усадил на один из стульев. Корх, приподнявшись, уважительно пожал Хашиму руку, то же сделал и Шульга.
- Слава Аллаху, - огладил бороду старик. - Брожу по горам, охочусь. Ты помнишь, я как-то рассказывал про гору Коу, - взглянул на Поспелова выцветшими глазами.
- Это где пещера? Как же помню.
- Ну, так вот, там непорядок.
И гость рассказал, что несколько дней назад заночевал в тех местах, а утром увидел идущий по горной тропе караван. Проследил, он шел к пещере. Когда разгрузился и внутрь перетащили грузы, повернул обратно.
- Я подождал пока караван уйдет за перевал, а потом спустился туда, в пещере ящики с оружием и патроны,- закончил старик. - Непорядок.
- А откуда пришел караван? - подался вперед Шульга.
- Со стороны Персии.
Командиры переглянулись.
- Нужно чтобы ты нас туда провел, Хашим.
- Зачем и пришел, - достал из халата табакерку и отправил в рот щепотку насвая*.
Спустя час, в сопровождении взвода разведки, они направились на север.
К вечеру в красках заката показались сахарные головы Копетдага, остановились у подошвы.
Там разбили бивак, а поутру с Хашимом впереди, начали подъем в горы. Двигались только ему известной тропой, из-под лошадиных копыт иногда срывались, уносясь вниз, камни. Вскоре она закончилась, впереди открылась, поросшая можжевельником низина, куда с ближайшего склона низвергался поток.
- Тау,- показал на склон старик, - дальше пешком.
Спешились, оставив с лошадьми двух бойцов, двинулись за ним.
Поднявшись на сотню метров, чуть обошли склон и оказались на скальной площадке с широкой трещиной в скале. Это был вход в пещеру.
Разведчики остались снаружи, а Хашим с командирами зажгли прихваченные факелы и шагнули в темноту.
Их трещавшее пламя высветило неровный свод и уходящий вглубь широкий коридор, с вкраплениями слюды и кварца, над головами к выходу тенями проплыли две летучих мыши. Двинулись вперед и вниз, за бесшумно шагавшим охотником.
- Вот, - остановился он через два десятка метров и высоко поднял факел.
Он высветил громадное, исчезавшее в темноте пространство и гладь подземного озера.
- Давайте за мной, - оглянулся назад старик поворачивая направо. Там оказался просторный грот, на базальтовом полу в два ряда стояли ящики. Открыли один, внутри блестели смазкой винтовки.
- Английские - взяв одну в руки, чмокнул затвором Корх.
- Патроны к ним, - осветил дальний угол Шульга, где высилась гора жестяных коробок. В другом обнаружили еще три ящика, с гранатами и взрывчаткой.
- М-да, здесь на пару рот хватит - оценил Поспелов.
Тем же путем вернулись назад, выйдя наружу, загасили факелы.
- Ну как, есть? - подошел к ним Евсеев, недавно выписавшийся из госпиталя.
- Все в наличии, - размял в пальцах папиросу комиссар. - Помогает басмачам Антанта.
Встал вопрос, как захватить тех, кто наведается за оружием. Корх предложил вызвать эскадрон, организовав засаду.
- И будет она тут сидеть, пока рак на горе свиснет, - возразил комполка. - Нужно что-то другое.
- Есть предложение, - чиркнул спичкой Шульга и глубоко затянулся. - Груз из пещеры забрать, а ее заминировать. Дешево и сердито.
- Хорошая мысль, - одобрил Поспелов. - Вопрос в том, где взять сапера.
- Обижаешь, командир, я ж в прошлом минер, да еще флотский.
- Сумеешь?
- Нет вопросов.
Это все решило, приступили к делу. Одного бойца отправили в полк за повозками, остальные стали таскать наружу ящики, складируя на площадке. Последний, с взрывчаткой, поместили в одну из неглубоких впадин коридора, после чего все вышли наружу.
- А теперь займемся главным,- покопавшись в полевой сумке, достал оттуда Шульга небольшой моток дратвы. - Нужен помощник (огляделся по сторонам).
- Я пойду, - тут же вызвался Евсеев. - Люблю всяческие хитрости.
- Тогда бери факел, зажигай и топай за мной.
Разведчик исполнил, оба скрылись в темном зеве. Когда подошли к ящику, комиссар ткнул пальцем в скальную щель сбоку, - втыкай свой фонарь.
Сам же, вынув из кармана «лимонку», привязал дратву к кольцу и разогнув на чеке усики.
- А теперь чуток подними ящик (присел рядом на карачки).
Евсеев приподнял, он осторожно сунул под низ гранату «опускай» и раскатал моток до противоположной стенки. Там, в натяг обмотав вокруг гранитного обломка, прочно закрепил на высоте двух вершков.
- Хитро сработано,- оценил Евсеев. - Обязательно зацепят.
- А ты как думал? Учись, пока я живой.
Присыпав ящик щебенкой с мелкими камнями, забрали догоравший факел, и вышли наружу.
- Заминировали? - спросил Корх.
- Морской порядок, - стряхнул фуражкой пыль с колен Шульга.
Потом кряхтя и матерясь, спустили весь груз к лошадям в низину, где переночевали у костра.
На восходе солнца конники с обозом пылили к югу, а на соседнем с Коу склоне был выставлен секрет. Через неделю он вернулся в расположение полка, старший доложил - ловушка сработала.
В конце года за успехи в борьбе с басмачеством полку вручили именное красное знамя, а Поспелова наградили грамотой Реввоенсовета фронта.
С созданием же в 1922-м Туркестанского пограничного округа войск ГПУ, он был назначен начальником 1-го района тридцать пятой пограничной бригады. Служба продолжалась...
Глава 17. Отпуск по ранению
- Где я? - открыл глаза Поспелов
- В госпитале, Михаил Дмитриевич. Лежите спокойно, вам нельзя волноваться, - донесся откуда-то сверху голос.
Пелена рассеялась, над ним стоял человек в пенсне, белой шапочке и халате.
- Как сюда попал? (шевельнул губами).
- У вас тяжелое ранение. Пить хотите?
- Да.
- Сестра, напоите раненого.
Рядом появилась женщина, в белой, с крестом косынке, тонкая рука поднесла к губам носик поилки, в горло полилась чудесная прохлада.
- Хорошо,- протяжно вздохнул и провалился в сон.
Когда открыл глаза снова, рядом на стуле сидела Соня, - здравствуй, любимый,- улыбнулась.
- Здравствуй,- чуть повернул голову. - Давно я здесь?
- Третью неделю, сейчас идешь на поправку, - смахнула платочком набежавшую слезу.
- Как дети?
- Все нормально, дорогой, не беспокойся.
Посидев еще час, она поцеловала мужа в щеку и ушла, с этого дня он явно пошел на поправку. Ранение Михаил получил в бою с одним из отрядов Джунаид-хана, пуля прошла навылет в сантиметре от сердца. Выжить помогли умение врачей и богатырское здоровье.
В госпитале его навестили Корх с Шульгою, а потом Азат и Евсеев, с подарками от бойцов - корзиной отборных фруктов и упитанным барашком. Фруктами Михаил угостил других, лежавших с ним в палате раненых, а ягненок отправился в госпитальный котел.
Спустя еще месяц, в августе, Поспелова выписали и для окончательной поправки дали три недели отпуска, первого за последние семь лет.
Посоветовавшись с Соней, решил съездить к родителям в Орел, поскольку их судьба была неизвестна. Поезда в Россию уже ходили, получил литерный билет и отпускные, Соня с дочками проводили на вокзал.
При себе имел вещмешок и чемодан с подарками: отцу бухарский халат, хромовые сапоги и несколько пачек турецкого табака, матери - персидскую шаль, кофе и флакон розового масло. Ехал Михаил в купе с еще тремя военными, понемногу выпивали и беседовали. Стучали колеса, за окнами менялся ландшафт.
Пустыня сменилась степью, в Красноводске сел на пароход до Астрахани, с него вновь на поезд, на шестые сутки был в Орле. Город остался прежний: с кафедральным, блестящим куполами собором на высоком берегу Оки, пристанями с речными судами, зданием коммерческого банка, и гостиным двором.
Наняв пролетку, выехал в родительское имение, там был детский дом. По двору бегала ребятня, играя в казаков-разбойников. Выяснив у одного, где директор, поднялся знакомой лестницей на второй этаж.
- Здравствуйте, моя фамилия Поспелов - представился немолодой худощавой женщине в строгом платье и очках. - В этом доме раньше жили мои родители, не известна ли вам их судьба?
- Увы, нет, товарищ военный. Когда мы сюда переехали, усадьба пустовала.
- Извините, - вышел из кабинета и спустился вниз.
- Давай по этой дороге к конезаводу, - сказал извозчику, усевшись в пролетку.
- Так там его давно нет,- обернулся мужик назад.
- Я сказал, езжай!
- Но, родимая, - дернул вожжами.
Так же сонно текла речка с плакучими ивами, за ней серебрилась ковылем степь, а вот конезавода не было.
От конторы остался лишь обугленный остов и фундамент, на конюшнях провалились крыши, все заросло кустами и полынью.Молча побродив меж них, Поспелов вернулся еще более мрачным.
- А теперь куды? - спросил извозчик.
- В Знаменку, - качнул пролетку пассажир. Развернулись.
Знаменка была довольно большим селом в двух верстах от завода, Михаил помнил, там жил Ефим. На околице, попросив возницу остановиться, спросил у встречной старушки, ведшей за ручку мальчонку, где живут Слепневы.
- А у церкви батюшка, третья от нее хата.
- Благодарствую.
Поехали по селу, чувствовалось, оно знало лучшие времена. Некоторые дома пусты, окна забиты досками крест - накрест, подворья поросли травой, маковка на старой церкви покосилась, над ней кружило воронье.
Миновав два дома, остановились у третьего, во дворе которого старик в распоясанной рубахе метал стог сена.
- Отец! - сойдя с пролетки, вошел в калитку Поспелов.
Ткнув в землю вилы, хозяин обернулся, сделал навстречу несколько шагов и, остановившись рядом, удивленно поднял брови,- никак Михаил?
- Здравствуй дядя Ефим (обнялись).
- А я уж грешным делом подумал, тебя убили, - отстранившись, утер старик рукавом слезу. - Давненько к нам не заезжал. Ну, давай, давай проходи в хату.
Вернувшись к извозчику, Поспелов расплатился, прихватил вещи, и они вошли в дом. Был он в две комнаты с кухней, под образами теплилась лампадка, пахло сухим хмелем и чабрецом.
Сели в горнице на лавку, - где мои родители Аверьяныч, случаем не знаешь? взглянул гость на хозяина.
- Нема их, Миша, - вздохнул старик и перекрестился на иконы, - богу душу отдали. Сначала отец твой, Дмитрий Васильевич. Его в восемнадцатом деникинцы расстреляли - не хотел отдавать племенных жеребцов. А спустя месяц скончалась и Лидия Петровна, не пережила. Обоих мы схоронили на сельском кладбище. Потом сходим на могилку.
Сцепив скулы, Поспелов молча слушал, а потом хрипло сказал, - давай Аверьяныч сходим сейчас.
- Ну что же давай (поднялись с лавки).
Кладбище было на взгорке за селом, в березовой роще. Прошли тропинкой в самый конец, остановились у могилы с покосившимся крестом, сняли фуражки.
- Здравствуйте, родные, - тихо сказал сын, поклонившись. - Вот и свиделись, - утер ладонью глаза. Постояли молча несколько минут, медленно пошли обратно.
- Ты я смотрю военный, и в каком же чине? - кивнул Ефим на нарукавные звезду и четыре малиновых квадрата.
- Комполка.
- Сурьезно, - одобрительно кивнул старый казак. - А где служишь?
- В Туркестане.
- Понятно.
Во дворе их встретила пожилая женщина в темном платке и сарафане,- моя жена Глафира, - представил Аверьяныч. - А это сынок Дмитрия Васильевича, приехал к ним на побывку, а тут вишь, какое дело.
- Упокой господь их души, - чуть поклонилась старуха. - Хорошие были люди.
Вошли в дом, Михаил открыл чемодан и вручил старикам подарки, что вез родителям. Те стали отказываться, но он настоял, - вы у меня теперь единственные в этих местах близкие люди. Не возьмете, обижусь.
Чуть позже все сидели в горнице за столом, на которым парила картошка, зеленели пупырчатые огурцы и лук на блюде, было нарезано сало и ржаной хлеб.
- Для начала, помянем твоих родителей, Михаил,- разлил Аверьяныч из четверти по стопкам дымчатый самогон.
Не чокаясь, выпили, закусили, наполнил по второй.
- Теперь за вас, - поднял стопку гость. - Спасибо, не оставили моих.
- Как можно? - опорожнив свою, утер ладонью усы хозяин. - Мы с твоим батькой, разводили орловских рысаков почитай тринадцать годков. Правильный был человек и справедливый.
- Был, - вздохнул Михаил. - Ну, а как живете? - полез в карман за папиросами.
- Жизня стала чуток легче, - помолчал хозяин. - Разверстку заменили налогом, для себя немного остается. Опять же дали землю и создали артели, только работай. А у вас в Туркестане как?
- У нас пока война отец.
- И с кем же? (близоруко прищурился старик).
- С басмачами. Это вроде наших белогвардейцев. Разобьем их, станет еще легче. Слушай, а Лихая балка цела?
- Ну да, чего ей сделается. А тебе зачем?
- Хочу поставить моим новый крест. С телегой поможешь?
- Отчего же? Возьму бричку у кума.
На рассвете следующего дня, прихватив инструмент, выехали на тряской бричке в балку, где присмотрели молодой дуб. Двуручной пилой спилили, раскряжевали и погрузили на повозку.
- А помнишь, дядя Ефим, как охотились здесь на волков? - утер пот со лба Михаил.
- Как же помню, - подтянул тот супонь на лошади.- Тогда у вас гостевал твой крестный. Года два назад снова заезжал. Нашел меня, сводил его на кладбище, еще про тебя спрашивал.
- Вот как? - оживился Михаил. - Нужно будет навестить.
Приехав назад, сгрузили во дворе бревна, аккуратно обтесали и сбили крест, установив его следующим утром на могиле. А вечером старик отвез его на вокзал, откуда Поспелов выехал в столицу.
Москва встретила многолюдностью, перезвоном трамваем и гудками автомобилей. Обращали на себя внимание всевозможные лавки и магазины, заполненные товарами, в стране набирал обороты нэп*.
В Елисеевском Поспелов купил пару бутылок водки, колбасы, рыбца и сыра (с пустыми руками в гости ходить не привык), определив пакет в чемодан, вышел наружу.
Потом зашел еще в несколько, присматривая гостинец, но ничего подходящего не нашел и решил подарить крестному браунинг. Он умещался в ладонь, был отделан серебром и слоновой костью.
Через полчаса вдавил кнопку медного звонка на двери квартиры Гиляровского в Столешниковом переулке. Внутри проскрипели половицы, щелкнул замок, открылась, - вам кого? - хрипловато пробасил крестный.
Был он в домашнем халате нараспашку, под ним вышитая рубаха, на ногах мягкие сапоги. За прошедшие годы изменился мало, только голова стала совсем седая.
- Дядя Гиляй, не узнал? Это же я, Михаил.
- Ты?! - выпучил глаза крестный и, шагнув вперед, крепко расцеловал в щеки. - Каков орел! - (отстранившись, оглядел). - Ну заходи, заходи, - повлек в квартиру.
За то время что был здесь в последний раз, она осталась прежней: узкий диван в прихожей, старинная мебель и картины на стенах комнат, бесконечные полки с книгами в рабочем кабинете, над столом казацкая шашка.
- Какими судьбами у нас? - был первый вопрос, когда поставив чемодан, гость повесил на крючок зеленую фуражку с малиновым кантом.
- В отпуске, заезжал навестить родителей.
- Получается, знаешь? - положил руку на плечо крестный.
- Знаю, дядя Гиляй, а это тебе подарок, - достав из кармана галифе, вручил браунинг.
- Ну, Миша угодил, - полюбовался тот и сунул в халат, - спасибо. В Москве нынче шалят мазурики, а сила уже не та, сгодится.
Потом они сидели в гостиной за накрытым столом, где помянув родителей, долго беседовали. В основном говорил Михаил, Владимир Алексеевич больше слушал.
- Да, смотрю, ты навоевался, - сказал, когда тот закончил. - На двоих хватит. Давай еще по рюмке моей - налил сливянки.
Выпили, закусили сыром, на кухне тонко засвистел чайник. Засиделись допоздна, потом отправились спать.
Утром гость проснулся от вкусного запаха с кухни, одевшись, заправил кровать и прошел туда. Крестный жарил на лярде картошку с луком.
- Давай, Миша, умывайся, - будем завтракать (обернулся) - Я, как видишь, сам на хозяйстве, жена с дочкой у друзей в деревне. Затем прогуляемся по Москве, далее в Сандуны, а вечером сходим в интересное место.
- Я хотел сегодня уехать, - возразил было крестник.
- Никаких сегодня, - грозно шевельнул бровями Гиляровский.- Иначе отхожу плеткой. Не посмотрю, что командир.
- Ну, коли так, - развел Михаил руками, оба рассмеялись.
Позавтракав, в одиннадцатом часу оба вышли из квартиры, спустились по Тверской вниз и направились в Александровский сад, где прошлись по зеленым аллеям и остановились у недавно установленного памятника Робеспьеру.
- Символ французской революции, как тебе? - покосился Владимир Алексеевич на гостя.
- Что, русского не нашлось? - критически оглядел шедевр Поспелов.
- Пока нет, - усмехнулся тот, - но над этим работают.
Пошли дальше, свернули на Манежную. Там писатель остановил извозчика (тот приподнял картуз) уселись.
- Давай, брат в Бумажный проезд, махнул рукой, - зацокали по брусчатке подковы.
На Тверской заставе он попросил извозчика остановиться, слез и направился к асфальтному котлу, у которого чумазые беспризорники дулись в карты. О чем-то поговорил с ними, вручил старшему купюру и вернулся обратно.
- Мои так сказать, осведомители, - ответил на недоуменный взгляд Михаила. - Весьма пригодны в репортерстве.
- Так вы им все еще занимаетесь? - поднял брови крестник.
- А ты как думал? Сотрудничаю с несколькими издательствами. Сейчас как раз едем в одно, получу там гонорар и двинем в Сандуны, попаримся.
- Зачем? Деньги у меня есть, - похлопал по карману Михаил.
- Побереги, на обратной дороге пригодятся.
Вскоре въехали в проезд и остановились у кирпичной многоэтажки.
- Я недолго, - выбрался из пролетки Гиляровский.
Вскоре вернулся, опустился на сидение, - давай Федор в Сандуны.
Бани находились в двадцати минутах езды на углу Неглинной в старинном, помпезного вида особняке.
Гиляровский расплатился с извозчиком, он снова приподнял картуз «благодарствую», вошли внутрь. Вестибюль поразил Михаила изысканностью архитектуры и отделкой, крестный купил в кассе два билета. По мраморной, с ковровой дорожкой лестнице поднялись на второй этаж.
Откуда-то возник пожилой служитель в шелковой, с пояском рубахе, изогнулся в поклоне, - рад-с вас видеть, Владимир Алексеевич.
- Здорово, Никитич, - похлопал по плечу.- Как у вас сегодня пар?
- Отменный, завезли березовые дрова.
- Муса работает?
- Да-с. Прислать?
Гиляровский кивнул (тот удалился), а они прошли в просторный, оформленный в готическом стиле зал с отдельными кабинами, а оттуда в другой.
- Мавританский, оцени, - обернулся репортер к крестнику.
- Да-а,- в удивлении открыл тот рот.
Зал поражал своим великолепием, красотой фресок на стенах и золотой арабской вязью на куполе потолке.
«На тебя указывает Всевышний» - прочел Поспелов.
- Ты знаешь арабский? - удивился в свою очередь крестный.
- Знаю, дядя Гиляй, пришлось в Туркестане научиться. А это для чего? - показал на столб между арками.
- К нему раньше привязывали банных воров, пойманных с поличным и прилюдно пороли.
Ввиду буднего дня посетителей было немного, разделись в одной из кабин с мягкими диванами.
- Револьвер не сопрут? - засомневался Михаил, держа в руках портупею с кобурой.
Гиляровский рассмеялся и громко позвал, - Никитич! Через минуту тот возник рядом.
- Возьми и запри у себя, головой отвечаешь, - взяв у крестника оружие, протянул служителю.
- Слушаюсь-с, - бережно взял в руки и унес.
Из кабины прошли в зал для мытья, выложенный красивыми плитками, а оттуда в парную, где в сухом жару их уже ожидал Юсуф, тоже голый и в фартуке.
Уложив на низкие, из мрамора столы, поочередно отхлестал березовыми вениками и, сказав «яхши», растворился в тумане. Они же, пыхтя и отдуваясь, прошлепали к выходу, где окатились холодной водой из шаек.
- И как тебе? - спросил Поспелов, когда в наброшенных на плечи простынях пили в кабине Трехгорное пиво с раками.
- Нет слов, как в раю побывал - разломил крестник очередного.
- А это у тебя на груди что? Никак от пули? - наклонился вперед крестный.
- Ерунда, просто царапина.
После бани вернулись, домой, где чуть поспали, а когда на столицу опустились голубые сумерки, отправились с крестным в обещанное место.
- И чем же оно интересное?- спросил по дороге Михаил.
- Это кафе поэтов, познакомлю кое с кем.
Через Камергерский переулок вышли на Тверскую, остановились у прошлого дома с вывеской «Домино». Над окнами второго этажа красовалась еще одна, с броской надписью «Лечебница для душевнобольных».
- Интересное соседство,- улыбнулся крестник.
- Одно другому не мешает, заходи, - потянул репортер на себя дверь.
В небольшом, с зашторенными окнами зале под потолком витал табачный дым, внизу теснились два десятка столов, а на пятачке эстрады сбоку, поэт в бархатной блузе и с веревкой на шее вместо банта, уныло завывал, - я хочу тебя голую, голую, голую…
Его практически никто не слушал.
- Давай вот сюда, - показал крестный на свободный столик. К нему тут же подлетел официант, «здравствуйте Владимир Алексеевич» и пока принимал заказ, Михаил огляделся.
Публика была разношерстной.
Неподалеку, судя по разговору, сидела группа актеров, чуть дальше три накрашенные девицы со скучающими видом тянули из соломинок коктейль. В глубине за столом уставленным бутылками расположились несколько угрюмого вида типов, оценивающе озиравших публику.
- Это тоже поэты? - кивнул на них Поспелов.
- Мазурики,- рассмеялся Гиляровский. - Тот, который курчавый, Гришка Кот, известный в Москве налетчик.
- А вон те девицы?
- Жрицы любви, со своей мамкой.
У стола снова возник официант, поставив на него графин водки и тарелки с едой.
Когда выпив по рюмке, закусили, на входной двери брякнул колокольчик, появилась колоритная фигура - лет тридцати златокудрый блондин. В лихо сдвинутой набекрень фуражке, синей шелковой рубахе, с тальянкой в руках и явно навеселе.
Поэт на сцене тут же прекратил выть, со всех сторон понеслось, - к нам, к нам Сережа! а жрицы любви стали посылать незнакомцу воздушные поцелуи.
- Пошли на хер (отмахнулся) и, обведя зал глазами, направился к столу, где сидел репортер с Поспеловым
- Здорово, дядя Гиляй, - плюхнулся на свободный стул, пихнув под него гармошку.
- Гуляешь? - распушил усы тот.
- Ага. Был в «Метрополе», дал в рыло Маяковскому, а теперь вот сюда, немного развеяться. Это кто с тобой? - взглянул синими глазами на Поспелова.
- Мой крестник.
- Сергей. Михаил, - пожали друг другу руки.
Выпили за знакомство, - где служишь? хрустнул Есенин огурцом. Когда же узнал, что в Туркестане, забросал вопросами: видел ли могилу Тамерлана, курят ли азиаты коноплю, сколько имеют жен и еще о многом.
Через полчаса они были друзьями (графин наполовину опустел) а Сергей приобнял Михаила, - решено. Уезжаю с тобой в Туркестан.
- Хорошее дело, но потом - зарядив нос понюшкой табаку, оглушительно чихнул в платок Гиляровский. - А теперь Сережа почитал бы нам чего-нибудь для души.
- Для души говоришь? (тряхнул чубом). Щас.
Встав, направился к эстраде, поднявшись, спихнул оттуда снова начавшего что-то гундеть поэта, шум в зале утих. Уставился в пространство, грустно улыбнулся и стал читать
"Да! Теперь - решено. Без возврата
Я покинул родные края.
Уж не будут листвою крылатой
Надо мною звенеть тополя.
Низкий дом без меня ссутулится,
Старый пёс мой давно издох.
На московских изогнутых улицах
Умереть, знать, сулил мне Бог.
Я люблю этот город вязевый,
Пусть обрюзг он и пусть одрях.
Золотая дремотная Азия
Опочила на куполах.
А когда ночью светит месяц,
Когда светит... чёрт знает как!
Я иду, головою свесясь,
Переулком в знакомый кабак.
за дальним столом кто-то пьяно зарыдал, на него зашикали, а декламатор продолжал
Шум и гам в этом логове жутком,
Но всю ночь напролёт, до зари,
Я читаю стихи проституткам
И с бандитами жарю спирт.
Сердце бьётся всё чаще и чаще,
И уж я говорю невпопад:
- Я такой же, как вы, пропащий,
Мне теперь не уйти назад.
Низкий дом без меня ссутулится,
Старый пёс мой давно издох.
На московских изогнутых улицах
Умереть, знать, сулил мне Бог"...
С последними словами вокруг наступила звенящая тишина, потом ее взорвали аплодисменты. Поэт же небрежно кивнул и вернулся за стол,- ну как?
- Душевно,- утер слезу Гиляровский, а Поспелов потрясенно молчал. В стихах он особо не разбирался, но эти, чувствовал, были настоящие.
За их спинами вновь возник официант и поставил на стол две бутылки шустовского коньяка, - это вам от Якова Григорьевича.
- А вот и он сам, - опустился на свободный стул черноволосый, в элегантном костюме и при галстуке, молодой мужчина.
- Знакомься, Миша, - хлопнул Есенин по плечу Поспелова. - Хреновый поэт и известный чекист Яша Блюмкин.
- Полегче, - откупорил тот бутылку.
«Да, - подумал Михаил,- занятная тут компания».
Спустя еще час они дружно пели под гармошку «Очи черные».
На следующий день Гиляровский проводил крестника на вокзал, вручив гостинцы для жены и дочек, а на прощание расцеловал, - пиши, Миша, не забывай старика.
С тем и расстались....
Глава 18. Мы наш, мы новый мир построим
- Итак, батенька, вы признаетесь пока ограниченно годным, - заявил председатель военно - врачебной комиссии, старичок с бородкой клинышком и в накрахмаленном халате, из-под ворота которого алели петлицы.
- Хотелось бы конкретнее, - сказал сидевший перед ним на стуле Поспелов.
- В течение года вы не сможете проходить службу в линейных частях, а потом будет видно.
- М-да, - радужные перспективы, вы мне нарисовали. Разрешите идти? (встал)
- Всего хорошего, Михаил Дмитриевич, - кивнул медицинский начальник. Больше не задерживаю.
Михаил вышел из кабинета, надел фуражку и спустился вниз. Что после отпуска нужно будет пройти медицинскую комиссию, он знал и считал это простой формальностью, а тут такое.
Вернувшись домой сообщил эту весть жене, Соня восприняла все спокойно, а спустя несколько дней, когда начал сдавать дела, в кабинете затрещал телефон.
- Поспелов слушает, - снял трубку.
Звонил дежурный по бригаде сообщивший, его вызывают в штаб погранокруга.
- Добро,- повесил на рычаг.
На следующее утро Поспелов в отутюженной форме сошел на платформу Ташкентского вокзала где, наняв извозчика, назвал адрес. Спустя еще час сидел в приемной начальника округа Чернышева, размышляя над тем, для чего вызван.
В простенке меж окон размеренно качался маятник напольных часов, адъютант за столом делал какие-то записи в журнале. Когда из кабинета с папкой в руках вышел военный в форме НКВД, поднял голову, - проходите.
Приглашенный встал, одернул гимнастерку и скрылся за высокой, обитой черной кожей дверью.
- Здравствуйте, Михаил Дмитриевич, рад видеть, - встал навстречу из-за рабочего стола невысокий плотный человек с орденом Красного Знамени на френче.
Пожав руку, указал на стул за приставным, Поспелов молча сел и увидел, на зеленом сукне перед начальником лежит его личное дело.
- Мне доложили, что решением врачебной комиссии вы признаны ограниченно годным к военной службе, - помолчав, сказал начальник. - Но это не значит, что останетесь не у дел, вот ознакомьтесь, - достав из сейфа, протянул бумагу.
Это была подписанная Дзержинским директива ОГПУ о создании Центральной пограничной школы в Москве и на местах
- Своевременное решение, - прочитав, вернул ее Поспелов.
- Значит так, - положил Чернышев документ на стол. - Есть мнение организовать в округе такую школу в Ашхабаде, а вас назначить ее начальником. Как на это смотрите?
Выбирать не приходилось. Михаил чуть поколебался и дал согласие.
- Ну, вот и отлично, - сказал Чернышев. - Опыта вам не занимать, образования достаточно, сегодня же издам приказ.
Кстати, договоренность с Ашхабадским горсоветом о помещении уже есть, так что по возвращению можете его занимать и готовить для приема курсантов. Распоряжение об оказании помощи в комплектовании школы всем необходимым дано.
- Разрешите вопрос? - взглянул на начальника погрничник.- Как обстоят дела с преподавателями?
- С этим, Михаил Дмитриевич хуже. Но подберем, кандидатуры имеются. Так что сейчас отправляйтесь к тыловикам и в кадры, работу нужно начинать немедленно. Удачи.
Выйдя от Чернышева, Михаил встретился с заместителем по тылу, где довольно быстро утрясли все вопросы: комплектование школы имуществом, лошадьми и оружием предполагалось на месте, за счет возможностей Закаспийского погранотряда, начальнику по телефону были даны соответствующие указания.
А в кадрах его ждала приятная неожиданность. В списке кандидатов на преподавательские вакансии, помимо еще двух лиц, значилось - Ротенберг Яков Яковлевич и в скобках «бывший полковник пограничной стражи».
- Что, знакомы? - поинтересовался начальник отдела, видя удивление Поспелова.
- Более того, несколько лет вместе служили.
- Занимательный старик, - повертел тот в пальцах карандаш. - Несколько раз обращался с просьбой о возвращении на службу. А когда отказали, попал на прием к начальнику. Тот и приказал внести в этот список. Проверили по учетам ОГПУ, в Белом движении не участвовал, лоялен, работает в краеведческом музее.
- Как с ним встретиться?
- Да очень просто (снял трубку с аппарата) алло, девушка, мне директора музея. Здравствуйте, беспокоит Ларкин из штаба погранокруга. У вас работает Ротенберг Яков Яковлевич. Немедленно отправьте его ко мне.
Дал отбой и позвонил по второму, на КПП, приказав пропустить в штаб.
Когда оговорили еще ряд вопросов, в дверь постучали, «да!» поднял голову начальник. Она открылась, на пороге возник Ротенберг и замер.
- Михаил? - открыл в недоумении рот.
- Я, Яков Яковлевич, я - встав, шагнул навстречу Михаил, крепко обнялись.
- Вот уж не ожидал, так не ожидал, - растроганно прогудел ветеран, когда присели за стол.
Годы оставили на нем свой след, но выглядел Ротенберг бодрым и подтянутым. Узнав, по какому вопросу вызван, перекрестил лоб, - есть на свете справедливость. Послужу еще матушке России.
- Так я вношу вас в приказ по личному составу? - улыбнулся начальник кадров.
- Вносите, непременно вносите, - кивнул панамой на голове.
Завершив все формальности, попрощались с Ларкиным и оставили кабинет.
- Пора и пообедать, Яков Яковлевич,- взглянул на наручные часы Поспелов,- есть тут поблизости какая-нибудь харчевня?
- Есть, есть, в Ташкенте все есть, - перефразировал Ротенберг известное изречение из пьесы Чехова «Свадьба», оба рассмеялись
Спустившись вниз, миновали плац, на котором взвод пограничников под присмотром командира отрабатывал штыковой бой, за ним КПП (постовой взял по козырек) вышли на улицу с высокими вдоль тротуара пирамидальными тополями.
Оттуда свернули на соседнюю, остановились у дома с вывеской «Чайхана».
- Здесь неплохо кормят, спустился первым по ступенькам Ротенберг.
- Я угощаю, - сказал Поспелов, когда уселись по - турецки за низкий столик в одной из отдельных ниш.
Рядом тут же возник чайханщик в тюбетейке и белой рубахе, - что будете кушать? перечислил десяток блюд. Михаил заказал лагман, манты, овечий сыр и графин водки. «Хоп мали» (приложил к груди руку и исчез).
- Так вы Яков Яковлевич все это время жили в Ташкенте?
- Совершенно верно, Миша. К Белому движению, так и не примкнул, уехали с женой к ее брату в Ташкент. Год назад она умерла, остался сам, вожу экскурсии в музее.
Появился чайханщик с подносом, выгрузил все на стол «приятного аппетита».
- Ну что? Для начала за встречу,- наполнил водкой стаканы Михаил.
Выпили за встречу, с аппетитом съели наперченную огненную похлебку, под манты повторили. Когда в завершение был доставлен зеленый чай, Поспелов достал портсигар, закурили.
- А теперь расскажи, про себя, - окутался Ротенберг дымом. - Да, - сказал, внимательно выслушав, - получается, все время воевал и защищал границу. Молодец, одобряю. Как Соня, как девочки?
Посидели еще немного, а затем отправились на вокзал, где по литеру Поспелов взял билет на проходящий поезд до Ашхабада, въехавший на платформу через час.
- Итак, жду вас с нетерпением, Яков Яковлевич, сдавайте дела и приезжайте, - пожал на прощанье руку старику Поспелов и поднялся в вагон.
На следующий день он был на месте, сразу же занялся делами.
Для начала заехал на квартиру, где позавтракал и передал Соне привет от Ротенберга, оттуда в исполком, получив решение о выделении помещения, а после с предриком* Мурадовым отправились на автомобиле по адресу.
Объект оказался двухэтажным кирпичным зданием в черте города, где раньше находилась гауптвахта, с закрытым двором, конюшней и небольшим флигелем позади.
- Владейте, - сказал предрик, когда осмотрели территорию.
Следующие два дня, встретившись с начальником погранотряда, Поспелов комплектовал с хозяйственниками школу мебелью и инвентарем, на третий приехал Ротенберг поселившийся во флигиле, дела пошли быстрее.
По истечении двух недель школу укомплектовали заместителем с комиссаром, еще тремя преподавателями и техническими работниками, затем прибыла первая партия курсантов в количестве сорока человек.
Это были командиры отделений, постов и взводов проходившие службу на границе, специально отобранные штабом округа. В их числе, по рекомендации Поспелова, оказались и Азат с Евсеевым, изъявившие желание продолжать службу в новом качестве
Учебный план предусматривал трехмесячный курс занятий, после которых выпускники, успешно сдавшие экзамены, получали соответствующий документ и назначались на более высокие строевые должности. В цикле спец дисциплин изучались пограничное и таможенное дело, а также методы оперативной работы; из военных -топография, строевая и физическая подготовка; общественно-политических - история ВКП(б) и политэкономия.
Через два года, осенью 1925-го, после прохождения очередной медкомиссии, признавшей его годным к военной службе без ограничений, Поспелова перевели в Ташкент, где возглавил отдел боевой подготовки Туркестанского пограничного округа. Семья в очередной раз переехала к новому месту жительства.
И снова были сражения с басмачами, рейды и походы в «черные пески».
…В высоком небе над Ташкентом светило солнце, цвели абрикосовые сады, вдали синела излучина Чирчика.
На открытой террасе за беленым домом с журчащим под ней арыком, в тени старого платана сидели на ковре, скрестив ноги, Поспелов в белой рубахе и два заехавших к нему гостя. Оба много моложе, в командирской форме.
Первый, рослый и с петлицами комбрига, был заместителем начальника Туркестанского пограничного округа Александр Ковалев, а второй его порученец - Соколов.
На расстеленном дастархане* золотились узбекские лепешки, блестел каплями росы овечий сыр, на медном блюде была нарезана казы*, а сбоку пофыркивал начищенными медалями самовар. Все трое прихлебывали из пиал зеленый чай, и вели неспешную беседу.
Поспелов познакомился с Ковалевым при проведении операции в отношении Ибрагим-бека*, закончившейся полным его разгромом и захватом в плен.
Беседа прервалась появлением на террасе жены хозяина, стройной худощавой женщины, которая принесла блюдо янтарного плова с бараниной и, пожелав гостям приятного аппетита, удалилась.
Под него выпили водки, охлаждавшейся в арыке, отдали дань восточной кухне, а затем Ковалев попросил хозяина рассказать что-нибудь из своей богатой практики.
- Можно,- распушил тот рыжие усы. - Было это еще до революции.
У меня имелся закордонный агент «Джинн», сообщивший на одной из встреч, что из приграничного Ширвана на нашу территорию отправляется караван с грузом шелка, специй и ковров, минуя таможню. Пойдет по ущелью Бабазо, а в целях безопасности, впереди пустят несколько мелких контрабандистов.
Охранять караван будет Хабир - бек с двадцатью джигитами, а на обратном пути планируется захват в ближайшем ауле молодых женщин и детей для продажи в рабство. Это был один из самых дерзких и неуловимых разбойников за которым несколько лет охотилась пограничная стража Туркестана, за его голову наместником была назначена высокая награда.
На следующий день мы устроили в той долине засаду, разместив на гребне стрелков, а впереди и сзади перекрыть тропу двумя конными заслонами.
Командовать стрелками я поручил помощнику, тыловой заслон возглавил сам.
Прождали день и ночь когда засерел рассвет, за поворотом на тропе возникли шорохи, появились тени. Три груженых мула, а между ними укутанные в башлыки люди. Даю голосом совы сигнал, пропускаем, усилив наблюдение.
Спустя полчаса из полумрака возникает караван. Впереди десяток всадников, за ними вьючные верблюды, в конце еще десяток. Пропустили и этих.
А когда впереди тишину расколол залп и затрещали отдельные выстрелы, приказываю своим, «наконь! шашки к бою! - взмахнул рукой рассказчик.
- Ждать долго не пришлось. Со стороны куда ушел караван, появились низко припавши к конским шеям всадники, послышалась гортанная команда, блеснули выхваченные клинки.
- Алла! - врезались в нас, завязалась драка.
Скакавший вереди джигит с ходу свалил стражника рядом, я рубанул навстречу - тот уклонился и прорвался сквозь заслон, я следом. Но конь у него явно лучше, уходит. Перебрасываю шашку в другую руку, выхватываю револьвер, на пятом выстреле конь падает. Бандит, перелетает через его голову и тут же вскакивает, прыгаю на него сверху, бью наганом по башке и вяжу руки.
Операция прошла удачно. Половину контрабандистов перебили, остальных захватили живыми, потеряв двух стражников. Караван оказался богатым - двадцать верблюдов с тюками индийского шелка, мешками специй и дорогими гератскими коврами. Плененный же мной джигит оказался Хабир-беком.
Спустя пару недель, по решению военно-полевого суда его прилюдно повесили в Ашхабаде, а подельников отправили на каторгу. Половина стоимости изъятых у контрабандистов товаров поступила на счет бригады, ну а мне за захват особо опасного бандита наместник выдал премию. Такие вот дела, - закончил свой рассказ Поспелов.
- А с Джунаид-ханом воевали? - в свою очередь поинтересовался Соколов.
- Как же, - поудобней устроился хозяин. - Я тогда командовал полком, и нам поручили уничтожать его отряды в Туркмении. Нападали они, как правило, из пустыни или предгорий Копет-Дага, а потом бесследно исчезали.
Для начала получили из оперативного отдела штаба фронта сведения о местах расположения всех объектов, на которые напали басмачи и боестолкновений с ними, а также маршруты отхода в Каракумы. Все это нанесли на карту и сопоставили со второй, где имелись все известные в пустыне колодцы.
Наиболее часто пути отхода вели к двум, Як-Кули и Гарайман. Два эскадрона немедленно выступили туда. Первый, спустя трое суток, попал в пыльную бурю и вернулся, а вот второй задерживался.
Когда на исходе недели решили предпринять с комиссаром поиски, к колодцу вышел и он. За кавалеристами плелись два десятка пленных и шагали несколько вьючных верблюдов. Выяснилось, что эскадрон тоже попал в бурю, но переждал и пошел дальше, обнаружив на маршруте полуживого человека.
Тот оказался тамошним пастухом, у которого басмачи угнали стадо.
Желая отомстить, он назвал место их укрытия в песках - древнее городище. Эскадрон скрытно подошел к нему, несколько бойцов взобрались на стены и закидали банду гранатами, а остальных зарубили в конной атаке.
В числе пленных оказался бывший белый офицер и когда мы с комиссаром стали его допрашивать, он под условием сохранения жизни сообщил ценную информацию. Готовится нападение крупного басмаческого отряда на железнодорожную станцию в Моллакаре, где сосредоточены запасы зерна и хлеба.
Расположили полк неподалеку у соленого озера, на станции устроили засаду и, выслав в окрестности разъезды, стали ждать. Спустя неделю, на рассвете, прискакал разведчик с донесением - из Каракумов идет отряд.
На станцию дали сигнал, выдвинулись на исходные позиции.
Как только басмачи ворвались на станцию и там заработали пулеметы, шашку наголо и даю команду «в атаку, марш - марш!»
Убитых с ранеными насчитали три сотни, еще одна попыталась уйти в Каракумы, но была расстреляна с барханов пулеметным заслоном.
Имелись потери и в полку. Семнадцать бойцов погибли, сорок два получили ранения, но станцию и запасы хлеба мы сохранили ( поднял вверх палец рассказчик).
- Да, героическая у вас биография, Михаил Дмитриевич. Есть что вспомнить - переглянулись гости.
А когда закурили по предложенной Соколовым папиросе, во двор дома на буланом жеребце въехала девушка. Ослепительной красоты, тонкая и загорелая. На наезднице была светлая кофточка, галифе и сапожки для верховой езды.
Спешившись, поднялась на террасу, где была представлена гостям, оказавшись старшей дочерью хозяина, Верой. Впоследствии комбриг еще несколько раз навестил дом Поспеловых, между ним и девушкой завязалась дружба, переросшая в любовь.
Вскоре состоялась свадьба, на которую поздравить молодых приехали Шульга с Корхом, а еще Азат с Евсеевым, ставшие начальниками застав. Было много тостов, радости и веселья.
Спустя еще год, летом, Поспелова пригласил к себе начальник пограничного округа Быстрых, сообщив, что по решению советского правительства в Среднюю Азию отправляется геологическая экспедиция Академии наук СССР для отыскания в песках Кара-Кумов залежей полезных ископаемых. Ее возглавляют академик Ферсман и профессор Щербаков.
- Нам же Михаил Дмитриевич предложено обеспечить безопасность проведения изысканий, поскольку басмачей в тех местах еще хватает, - сказал, расхаживая по кабинету начальник. - В этой связи поручаю вам лично заняться этим вопросом (остановился напротив).
- В чем именно моя задача? - встал Поспелов.
- Подобрать отделение лучших бойцов и отправиться вместе с ними в экспедицию. На время вашего отсутствия обязанности начальника отдела будет выполнять заместитель. А вот здесь, - взял со стола и протянул листок бумаги, - телефоны руководителей экспедиции. Она отправится из Ашхабада.
- Вас понял, - свернул его и сунул в карман гимнастерки. Разрешите выполнять?
- Удачи, - пожал руку Поспелову Быстрых.
Для начала Михаил созвонился с Ферсманом и выехал в Ашхабад, где состоялось знакомство с академиком, профессором Щербаковым и другими участниками экспедиции.
- Вас, товарищ Поспелов, рекомендовали как лучшего знатока Кара-Кумов, а еще быта, нравов и психологии местного населения, - сказал при этом Ферсман.
- Кое-что знаю, - скромно ответил Михаил, - какие именно места вас интересуют?
- Эти, - развернув карту «черных песков», показал Щербаков обведенные на ней районы. Такими были Заунгузское плато и колодцы Шиих.
- Бывал, но добраться туда непросто. Выдержат ли ваши люди переход?
- Полагаем да, - ответили ученые.
- В таком случае я займусь организацией каравана.
Спустя несколько дней из Ашхабада в направление Геок-Тепе, вышел караван из десятка вьючных бактрианов под охраной конных пограничников и углубился в пустыню. Переход прошел удачно и за месяц изыскательных работ на плато обнаружили залежи серной руды, в которой нуждалась страна, пригодные для разработки.
В течение этого и следующего годов в Кара-Кумы были предприняты еще две экспедиции сопровождаемые Поспеловым, позволившие открыть залежи гипса, «мыльного камня» и целестина. Там началось строительство заводов.
За активное участие в этих экспедициях Михаил Дмитриевич получил почетную грамоту от Совнаркома и благодарность начальника погранвойск СССР. По достижении пенсионного возраста вышел в отставку в звании полковника, но на покой не ушел, возглавив пожарную охрану Узбекской ССР.
Ушел из жизни этот беспримерно храбрый и неординарный человек 10 года августа 1962 и похоронен в Ташкенте.
Спустя пять лет сценарист фильма «Белое солнце пустыни» В. И. Ежов в поисках информации для сюжета ездил в командировку в Среднюю Азию, где встречался с местными ветеранами, воевавшими с басмачами.
Те и поведали ему биографию Михаила Дмитриевича Поспелова, ряд фактов которой вошли в сценарий
О нем снят документальный фильм «Рассказ о старом пограничнике», а в Музее пограничных войск в Москве размещены материалы на стенде "На изломе веков".
А теперь в Питерском издательства «Крылов, выходит книга. Она, надеюсь, найдет своего читателя.
Примечания:
баул - небольшой кожаный чемодан
винчестер - система винтовки
отрок - юнец
верста - устаревшая мера длины равная 1066 метрам
ковыль - степная трава
дрожки - разновидность коляски
корда - длинный ремень для занятий с лошадью
вершок - устаревшая мера длины равная 4,4 сантиметра
людская - помещение для работников, слуг
Царицын - дореволюционное название Волгограда
целковый - рубль
волчатка - плеть для охоты на волков
буерак - степной овраг
калган - степная трава
вольноопределяющийся - доброволец в царской армии
пластуны - казачий спецназ
поршни - вид кожаной обуви
кошки - устройства для лазания по горам
урядник - воинское звание у казаков, равное сержанту
молонья - молния (устар.)
навести решку - расправиться (жарг.)
вагон - микст - пассажирский вагон 1 и 2 класса
Смольный институт - первой в России женское учебное заведение
ремонт - замена лошадиного парка в кавалерии
шпицрутен - палка для наказания солдат в царской армии
шляхта - польское дворянство
цесаревич Константин - наследник царского престола
блезир - видимость (устар.)
кредитный билет - денежная купюра
тайный советник - гражданский чин, соответствующий генеральскому в Российской империи
иллюзионист - фокусник
трапеция - гимнастический снаряд в цирке
брегет - старинные карманные часы
мещане - сословие в царской России
протекция - рекомендация
ампир - архитектурный стиль
тесак - рубящее холодное оружие
наместник - руководитель крупной административно-территориальной единицы в царской России
сулугуни - разновидность сыра на Кавказе
сванка - круглая шапочка из войлока
духан - харчевня
саперави - название вина
каптенармус - интендант
каре - разновидность построения войск в бою
портупей-юнкер - младший офицерский чин в царской армии
кроки - съемка местности на карту
гурда - кавказская шашка особой закалки
эспадрон - разновидность шпаги
архар - горный козел
тмутаракань захолустье
чоха - верхняя одежда горцев
Мцхета - один из древнейших городов Грузии
шпак - гражданский человек (жарг.)
кавалер - орденоносец
ловчий - организатор охоты у царей и великих князей
доезжачий - старший псарь на охоте
офицерское собрание - общество офицеров воинской части в царской армии
субалтерн - офицер - общее название военнослужащих состоящих на младших командных должностях
кантонисты - малолетние и несовершеннолетние сыновья нижних воинских чинов, в силу своего происхождения обязанные к военной службе
Аракчеев - военный министр Российской империи
генерал от инфантерии - один из высших военных чинов в царской армии
экзерциция - строевое упражнение
винтовка Бердана - винтовка, состоявшая на вооружении русской армии во второй половине 19 века
ротная артель - добровольное объединение солдат для ведения хозяйства подразделения
жовнеж - польский солдат
суслон - разновидность снопа
святки - рождественские праздники
сажень - старая мера длины равная 71 сантиметру
крупа - уничижительное название солдат (жарг.)
посад - та часть города, которой он прирастал
«Русский инвалид» - официальная газета русского военного министерства
анфилада - череда комнат
маеток - дворянская усадьб в Польше
суджук - вяленая конская колбаса
штаб - ротмистр - воинское звание в царской армии соответствующее капитану
зауряд-прапорщик - высшее воинское звание унтер-офицера в царской армии
сюртук - длинный приталенный пиджак
полуденная пушка - сигнальная пушка в Санкт-Петербурге
секретная тетрадь - офицерский блокнот для служебных записей
посаженный отец - исполняющий роль отца жениха или невесты на свадьбе
Тамерлан - среднеазиатский тюрко-монгольский военачальник и завоеватель
рубаи - четверостишие; форма лирической поэзии, широко распространённая на Ближнем и Среднем Востоке
конка - трамвай на конной тяге
дувал - глухая стена из глины
фарси - персидский язык
демаркация - линия разграничения
уголовное уложение - свод уголовных законов в царской России
риал - денежная единица в Персии
дервиш - мусульманский монах аскет
источник - агент (жарг.)
суффизм - религиозное течение в мусульманском мире
дарик - мелкая медная монета
сексот - секретный сотрудник
молокане - одна из разновидностей староверов
кумган - сосуд для воды
улар - горный фазан
бурнус - широкий плащ с капюшоном на Востоке
кисмет - судьба
хурджин - дорожная ковровая сумка
мазар - мавзолей, могила мусульманского святого
сарбаз - персидский солдат
бали - да (перс.)
нафабренные усы - усы, окрашенные черной краской
курвиметр - прибор для определения расстояния на топографической карте
гавази - женский танец на Вастоке
салят аль - иша - ночная молитва у мусульман
караван - баши - начальник каравана
бактриан - двугорбый верблюд
Распутин - друг семьи императора Николая II
узвар - компот из сухофруктов
околоточный - полицейский чин
саква - кавалерийский мешок для овса
алабай - крупная среднеазиатская овчарка
- хуб - хорошо (перс.)
- станкач - расхожее название станкового пулемета
- пустить в распыл - уничтожить (каз.)
- яхши - хорошо (тюрк.)
урядник - казачий унтер-офицер
мироед - богатый и скупой крестьянин (жарг.)
чарыки - обувь из сыромятной кожи
кизяк - сухой коровий навоз
пуль - деньги (перс.)
гарда - часть шашки у рукояти
тальянка - разновидность русской гармошки
фирн - старый зернистый снег
аргали - архар, горный козел (тюрк.)
генерал Скобелев - царский генерал, завоеватель Средней Азии
сбатовать - согнать коней в группу
аскер - турецкий солдат
манлихер - австрийский пистолет (жарг.)
ман не миданам - я не понимаю (перс.)
Черные пески - Кара-кумы
отправить в штаб Духонина - расстрелять (жарг.)
Тухачевский, Бонч-Бруевич - советские военачальники времен Гражданской войны
абдалы - одно из племен Средней Азии
буза - хмельной напиток из пшена
Моллакара - целебное озеро в Туркмении
карабах - порода туркменских лошадей
ГПУ - Главное политической управление
Предрик - председатель райсполкома
Ибрагим - бек - один из лидеров басмаческого движения в Средней Азии.