Лидия Васильевна проснулась, и сразу встала «не на ту ногу. Соседи уезжали «на моря» на своём авто, а она получила молчаливый «отлуп», невзирая на её тонкие намёки в виде охов и ахов, мол, как же ей будет тоскливо и одиноко без таких замечательных соседей и, что она, непременно, умрёт в течение этих бесконечных десяти дней. И по этой причине она бы согласилась сопровождать их в поездке, даже будучи привязанной на багажнике на крыше автомобиля. Но, видимо, с акустикой в этот день было что-то не то, и Лидию Васильевну не слышали. А может быть, не хотели этого делать. И тогда она прямым текстом оповестила, что уже собралась, и не намерена оставлять соседей в одиночестве, а едет с ними. И не на крыше, а на заднем сиденье.
Сосед Киря досадливо крякнул и ничего не ответил, а Ирка высыпала в уши Лидии Васильевны ворох словес, о малой вместимости и грузоподъёмности их «Крузака», что самим места мало, и вообще, в кои-то веки они с мужем решили провести романтический отдых вдвоём, и в поездке отказано, даже, внукам. А автопробег посвящен тридцатилетию их совместной жизни.
Жизненные горизонты Лидии Васильевны далее окраин деревни не распространялись, и поездка за эти пределы казалась ей сродни полёту, куда ни будь на Сатурн, а то и на Плутон. Только по молодости, и благодаря профсоюзу, она посетила столицу, и проехав в метро, заработала пожизненную икоту, да славный град Сочи, где была успешно обворована, и вечером чуть не утонула в дельфинарии, увезя домой острую неприязнь к дельфинам и гидрофобию в острой форме, усугубленную скрытой агорафобией. С тех давних пор, не манила её романтика морской стихии, городской суеты и страстей. Хватало деревенских. С избытком.
А сейчас годы взяли своё. Нет той насыщенной запахом полыни и свежескошенного сена молодой жизни, когда они, оседлав мотоцикл, гоняли всю ночь, а потом, зарывшись в стогу, не только смотрели на звездное небо, но и… мечтали с будущим мужем о светлом и радостном семейном уюте. «Домечталась, чтоб его на том свете черти мордовали», - пожелала Лидия покойному мужу, вспомнив свою молодость.
Романтика закончилась, сразу после свадьбы травмой левого глаза, так и не успев раскрыть перед молодыми весь запас романтизма. Новоиспеченный муж, изрядно окосев, узрел в поведении Лиды повод для ревности, и, не мудрствуя лукаво, без замаха, засветил юной жене в левый глаз, причинив ему легкое телесное повреждение. При робкой попытке оправдаться, разгневаный глава семьи замахнулся снова, но, схваченый за руку кем-то из «недопивших», и не успевших передраться гостей, как-то неожиданно обмяк и подобрел. Сфокусировав взгляд на приобретающее цвет спелого баклажана дело рук своих, собрал оставшуюся волю в языке, проварнакал: - Та, ничо! Эт тебе, Лидка, на потом! Шоб неповадно было.
Жизненные приоритеты Лиды сменились на противоположные, зашвырнув, куда подальше глупую романтику. «Отныне буду коллекционировать оленьи и лосиные рога, которые в изобилии произрастут на мужнем лбу, и собирать из них гербарий», - решила прагматичная и креативная Лида. – «Чтоб зря не пропадали». Внутренним голосом программа была принята «на ура» и незамедлительно запущена в производство.
Постарев и подурнев характером, Лидия приобрела «синдром долгоносика» - знать всё, что творится, где творится, и кем, в пределах досягаемости. Мимо сетей её вездесущей бдительности не проскакивала ни одна история, ни одно мало-мальски значимое, и не очень, событие деревенского масштаба.
Посиделки на лавочках с лузганьем семечек, любимый Лидин конек. Выслушав все доводы противоборствующих сторон, когда прения достигали кульминации, готовясь перейти в военную фазу противостояния, Лида с пренебрежением, непререкаемым тоном вдруг заявляет: - А ну, бабы, нишкните! А то космы друг дружке дергать начнете! Я ж была свидетелем, как бык Борька лягнул Кузьминкина прям в причинное место, и он шкандыбал домой враскорячку, охал и пускал слезу. Может больно было, а может от радости, что мужиком остался. Ещё б чуток повыше, и каюк Кузьминкиному достоинству. А Витька-то! Витька Макеев бабу свою гонял и за волосья тягал! Страсти! А она-то, терпела, терпела, потом хвать Витьку за шкирку, да как шваркнет башкой об дверь, дверь с петель слетела, и Витька прямиком в хлев, к Чушку в корыто. Ой, бабы! Чо было-то потом! Срамота одна! Я глаза опустила, а Витька нагишом серёд двора, за колодец уцепился, а Полька его ледяной водой из колодца окатывает. А Витька орет: - Высохну, убью стерву! И чушка следом урою! -Вот так бабоньки! Вы ж знаете, Лидка брехать не будет!
А ещё Лидия Васильевна любила заглянуть «на огонек», а то и на чарочку-другую к соседке Валентине, у которой к «огоньку» или чарочке» как водится, прилагался дармовой обед, за задушевной беседой плавно перетекавший в ужин. Потчуя подругу жизни, Валентина костерила своего хворого, страдающего похмельным синдромом мужа, за то, что он со свистом, пролетал мимо последнего стакана, не притормаживая, а потом высказывался в отношении неё с еще большим усердием и искусством. - А знаешь Лид, надо было б смолоду быть «…алавой». Я ж это звание всю жизнь за плечами таскаю. Вон, слышишь, ирод изгаляется!
- …алавы! – доносилось из соседней комнаты. – И мне хоть стопочку налейте! Я ж живой человек, и тоже хочу! Выжрут всё, а ты хоть помирай! Валька! Гадюка! Ну, будь человеком! Полечиться надо! Задолбал твой капустный рассол!
- Я вот те щас, возьму ухват, и полечу, алконавт чертов!
Устав от тщеты добиться справедливости, «болезный» стихал, и начинал издавать могутный храп. И мир, вокруг женщин, с каждой стопочкой становился всё ярче и прекрасней, переходя от «упокоя», до «за здравие» счастливой семьи и болящего мужа.
А Лида, дойдя до нужной кондиции, вдруг выскажет умозаключение, что жизнь прожита не зря: - Мой -то козел, был и пьянь, и рукоприкладствовал, а я его рога на чердак складывала. Теперь хоть пантокрин делай. Выперла вовремя, а он совсем спился и богу душу отдал. Слава тебе, Господи! Валь, а Валь! Проснись! Ты слыхала, Мирка девок своих оправила на конкурс красоты? Вот же гадюка! Тольку своего за неё хотела сосватать, так, кудааа тааам! Бухает он, видите ли! А кто щас не бухает? Трезвенница!
Случилось, то чего не могло присниться в страшном сне. Её Толька притащил в дом невесту. Городскую. Подкрашенную, подшпаклеванную, но подношенную. И Лидия Васильевна возненавидела Марию всеми фибрами души. Баба она, конечно, что-то среднее, между «так себе», и «ничего так, себе», и это сильно нервировало, вызывало подозрение, замешанное на крайне отрицательных эмоциях. «Что-то здесь не так. Зачем ей мой алкаш?»
И когда вымученные бессонными ночами планы по выявлению личности антисемейной диверсантки и её обезвреживанию созрели, и обрели четкие формы, объект оперативной разработки возьми, да и исчезни в непроходимых городских джунглях, прихватив, до кучи, не совсем вменяемого Толяна.
Попытка применения «телефонного права» успеха не принесла. -Не надо совать нос в мои семейные дела! - возмущенно прошипела трубка. – Позвоню, когда посчитаю нужным. С тех пор Толян покинул сотовую сеть, а трубка на очередную попытку Лидии Васильевны вернуть блудного сына в лоно родового гнезда, ехидно отвечала: «Телефон абонента выключен, или…». Что означает «или», приходилось додумывать самой, потому, что этих «или», было множество превеликое, в зависимости от сыновьих «талантов» и физического состояния на данный момент. А неведение разъедает душу. А в город-то ехать, ох, как боязно! Благо, адрес у «невестки» в паспорте высмотрела. С Валюхой бы посоветоваться.
- Лид! Да ты что?! Тольку, стерва, выкрала?! Вот же выдра! И на кой ей алкаш сдался? Може на органы его сдаст? А? Лид? Ты давай такси зови, и дуй, може еще Толька живой!
- Ты, что?? Дорого же! Целую тыщу отвалить! Неее! У меня пенсия маленькая, не могу я шкуродеров кормить! Хлеба не за что купить!
- Лид, ну что придуряешься? Ты вон, с поминок вчерась мешок харчей приволокла. Там на неделю жратвы хватит! Ни одни ж похороны, ни одна свадьба без тебя не прошли! Вечно торбы с харчем до дому тянешь!
- Валь! Ты это чего? Жаба заела?
- Что ж жаба-то? Да вся деревня судачит, что помин со стола сгребаешь.
- Так на то он и помин, чтобы поминать!
- Поминать, а не грести со стола.
-А то твой кабанчик так напоминался, что до корыта не доползает!
- А тебя, дуру, завидки берут!
Попытка получить дружеский совет, завершилась полным фиаско и крахом альянса.
«И чего это я взбеленилась? А ну, как на обед больше не позовет?» - расстроенно думала Лидия Васильевна.
- Киря! Кирюша! – льстиво заблажила Лидия Васильевна, обращаясь к откляченной из-под огромного капота «Крузака» костлявой, облаченной в промасленные штаны «пятой точке».
- Ну, чо тебе, Васильевна! – отозвалась «точка» из под капота. – На моря мы не собираемся, а Ирки дома нема.
- Да не, Киря, я не за тем. Свозил бы меня в город, а? Кирюш? Толька, стервец, пропал.
- Как это пропал?
- Да бабу городскую притащил, пожили неделю, и исчезли. Украла она его.
- Вот дура ты, Васильевна! Радоваться ж надо! – а сам подумал: «И кому ж такое добро понадобилось?» - Я б на твоем месте этой бабе бутылку поставил.
- Киря! Дак, какой-никакой, а сынок всё же! Распродаст, стерва, парня по запчастям, собирай потом! Отвези в город, а? Я тебе бутылку поставлю!
- А на бензин дашь?
- Ах, ты, куркуль недорезанный! Бензин с работы канистрами тягаешь, так еще и дай ему! Во! Не хотел? – скрутила кукиш Васильевна. -Ладно, тыщу дам!
- А на кой мне твоя тыща? Слушай, Васильевна, а может, это, ну, того, как это, ну, по бартеру …
- Ах, ты, харя твоя похотливая! Ирка-то придет, всё расскажу! Она тебе твой «бартер», как куренку голову на колоде враз оттяпает!
- Да, ладно тебе, Лид! Ну, че ты! Пошутковал я!- бледнея пролепетал Киря. - Не вздумай Ирке чего ляпать! Кто ж тебя тогда в город повезет?
- То-то же, жлобина! С этого б и начинал!
- А бутылку-то, всё одно, гони! Настойку от нервов делать буду.
Город пугал суетной бестолковщиной. Лидия Васильевна растерянно крутила головой и ничего не могла понять. Дома, дома, дома, все на «одно лицо» и все под одним номером. Только и разницы, буквы под ними, А Б В, и так до конца алфавита. И где ж тут Толика искать, коль даже Машка невесть, где обретается? Лидия Васильевна задрала голову, и принялась считать этажи, прикидывая, сколько ей потребуется лет, что бы обшарить все эти ульи. И вот, с девятнадцатого этажа, отделившись от подоконника, что-то набирая скорость, понеслось вниз. Бутылка с треском разлетелась перед самым капотом лощёного, Кириного «Крузака». Киря посерел, закрыл глаза. С него ручьями стекал холодный пот. – Етить его в дышло! – простонал он. – Чуток левее, и кирдык машине! Ты, Лид, того, иди, а я поеду.
- Ну, и вали, дристун! Сама разберусь! Я что, не баба? «Раз посуда с такой высотищи порхает, точно, Толян в Машку бутылку запустил. Промахнулся, видать.
Шарахнувшись от лифта, как черт от ладана, Лидия Васильевна, проявив выдающиеся способности к альпинизму, преодолев по лестнице девятнадцать этажей, стояла у двери, из -за которой раздавался неясный шум.
«Пьют гады!» - проскользнула первая мысль. «Ну, обоих щас на органы разберу!»
На настойчивый звонок широко распахнулась стальная дверь, и на пороге возникла монументальная глыба, отсеки от которой всё лишнее, получилась бы великолепная натура с которой великий Кустодиев написал «Русскую Венеру». -- Вам кого? – пробасила Венера.
- Мне бы Толика. Он здесь?
- А то! Анатолий! Бегом сюда!
Из - под могучей руки Венеры выглянул щуплый человечек в роговых очочках на длинном носу, нависшем над редкой бородкой а ля дон Кихот.- Что ты хотела, солнышко моё! - проблеял человечек.
- Это кто?? – грозно спросила Венера. - Очередная??
- Упаси боже, зайчик! Не выдумывай, пожалуйста! Нет у меня никого! Клянусь!
- Я - Толикова мама! – не на шутку испугавшись, выдавила Лидия Васильевна.
- Анатолий! Ты, же сказал, что твоя мама умерла десять лет назад! Почему ты её не похоронил?! Почему она шляется по квартирам и пугает людей?
- Вы меня не так поняли. Я не мама Толика. Я мама другого Толика.
- Нет здесь другого Толика! Вот, только этот блудливый кот.
- Скажите, а Мария дома?
- Мария?! Какая ещё Мария?? Ах ты, кобель! У него еще и Мария! Я с вас сейчас души вытрясу! А ну-ка, иди сюда!– и Венера протянула огромную ручищу к Лидии Васильевне.
Спрашивай её сколько угодно, Лидия Васильевна не запомнила, как она спускалась с девятнадцатого этажа. Внизу её ждал, не рискнувший уехать, Киря.
- Ну, чо, Васильевна, нашла пропажу?
- Ага! Как же! – ответствовала не пришедшая в себя Васильевна.
- А чо ж не забрала?
- Да на кой он мне сдался, козел плешивый.
- Ты, Васильевна, уговор помнишь? Ну, так вот, не надо мне бутылку. Токо Ирке ничего не рассказывай.
- Да пошел ты, Киря, куда подальше! Нужен ты мне, как ежу мочалка. Своих бед хватает.
- Ну, вот и славненько! Вот и договорились!
Открыв калитку, Лидия Васильевна обомлела. Грязный, в трусах и рваных кроссовках, её Толян мирно спал на крылечке, подсунув под голову собачий коврик, и просматривал сладкие цветные сны о своей безмятежной городской жизни.
Уважаемые друзья и гости канала!
Спасибо Вам за внимание и поддержку канала .
И ещё один жизненный рассказ, который оценили читатели