Я с детства любила читать. Много и с интересом. С возрастом… ну и фраза, как говорится, почувствуй себя пенсионером. Так вот, чем старше я становилась, тем меньше времени и желания у меня оставалось на чтение. Попав же, в библиотеку я вновь ощутила потребность в чтении. Здесь видимо была совершенно особая атмосфера, о чем я - это же библиотека, которая манила, влекла и просто приказывала взять в руки книгу и читать, читать, читать… Благо дефицита в интересном чтиве не было.
Так вот уборка в фонде была одним из способов спокойно почитать. Ты просто одевал халат, брал в руки тряпку и исчезал. Забравшись на раскладную лесенку, я садилась на верхнюю ступеньку и, достав заранее спрятанный томик, читала. Если же ко мне приближалась с целью контроля и последующего доклада начальству особо рьяная коллега, я брала в руки тряпку и с остервенением протирала поверхность полок. Ну и наглость скажете вы! А вот и нет, я знала меру и предел допустимого, а потому постепенно относительный порядок в фонде был наведен. Почему относительный? Да потому, что сколько бы ты не убирал, не расставлял в алфавитном порядке через пару дней все возвращалось на круги своя. Когда в разговоре с Анной я отметила особенность нашего фонда жить своей жизнью, она объяснила мне, что она прошла через тоже самое.
- Знаешь, сколько раз я там убирала! – сказала мне она – Пока не психанула и не бросила. Это бесполезно, все равно максимум через неделю все вверх дном!
Причем касался хаос только фонда «р2» и «Иностранной литературы». Весь фонд в библиотеке делится по специальной классификации, углубляться в которую мы не будем, а художественная литература делилась на «р1» - писатели досоветского периода и «р2» - писатели постреволюционного периода и до нашего времени. И только в «р2» и литературе иных стран царил постоянный «творческий» беспорядок, «р1» стоял на своих полках ровными рядами и строго по алфавиту.
Убрав фонд несколько раз, я поняла, что слова Анны истинная правда. Увидев, буквально через день, перевернутыми полки, которые я накануне привела в безупречное состояние я по началу пыталась привести их в изначальное состояние, переставляла, поправляла, старалась каждый день зайти в фонд и что-то поправить. Но, увы, и ах! Книги будто живые, не желали стоять по местам, бегая по полкам и создавая хаос. Но… Маниакальный фанат порядка во всем, я упорно продолжала выполнять этот поистине «сизифов» труд.
Нужно честно признаться, что бардак в фонде появлялся не без помощи человека. Не буду вам врать о том, как строится работа в других библиотеках, но у нас было принято разделение на «открытый» фонд, в котором читатели могли свободно выбирать книгу по своему вкусу и на «закрытый», куда имели доступ только работники библиотеки. В закрытом фонде хранились устаревшие издания, книги, потерявшие популярность, дорогие и редкие экземпляры и многое другое. В силу того, что библиотека у нас небольшая, а фонд огромен многие книги приходилось, для экономии места, складывать стопками. И разобраться в этих стопках, рядах и многочисленных авторах могли только мы. Книги в «закрытом» фонде стоят в строгом алфавите и классификации и ориентироваться в нем очень сложно, особенно человеку несведущему. К услугам читателя всегда был библиотекарь, готовый без промедления выловить нужный экземпляр в этом омуте. Так было всегда. Но, однажды…
Ох уж эти «но и однажды».
В ту пору у нас шла масштабная проверка фонда – инвентаризация. Работа кропотливая сложная. Поди проверь восемьдесят тысяч книг, каждую заботливо сверив с карточками в каталогах, картотеках и записями в инвентарных книгах. Мы, засучив рукава трудились, не поднимая головы и о допуске читателей в это царство собраний сочинений и отдельных томов речи быть не могло.
Но в ту пору библиотеку решил посетить Никанор Остапович. Никанор Остапович был древен, как октябрьская революция и по слухам даже видел Ленина, лежа безвольным младенцем на руках своей маменьки. Вид старичок имел благообразный, а фамилию Паршивин, которую полностью оправдывал.
Никанора Остаповича боялись и тихо ненавидели все учреждения нашего городка начиная администрацией и заканчивая лавчонками, торгующими овощами. До почетного выхода на пенсию, куда его провожали с большим облегчением, Паршивин занимал высокую должность в райкоме партии, а затем и в сменившейся политической ситуации сумел заполучить себе хлебное место. На пенсии ему ясное дело было скучно, и он нашел себе хобби. И это была ни рыбалка, ни охота и даже ни садоводство, это было написание жалоб во все возможные инстанции, на всех, кто по мнению Никанора Остаповича плохо работал, плохо обслуживал, неправильно дышал или смотрел. Одной дежурной жалобой Паршивин не ограничивался. Если, по его мнению, учреждение или сотрудника, на которого писалась жалоба, недостаточно наказали (то есть не казнили публично) он писал, не останавливаясь дальше и выше вплоть до администрации президента. Ни один человек остался без работы, благодаря неуемным стараниям старика. Каждый день он вставал вместе с солнцем и выбирал себе объект, который в этот день станет предметом его тщательного анализа на предмет лентяев и подрывателей общественного строя. Все, кому доводилось иметь дело с Никанором Остаповичем тайно надеялись, что будучи довольно пожилым он безболезненно почиет в Бозе и его инспекции прекратятся. Но видимо даже там он был не нужен и продолжал безболезненно почивать на чужих нервах.
В этот день его объектом стала библиотека. Он был нашим читателем и приходил и раньше, но чтобы с инспекцией, а точнее с поиском причины для написания жалобы, впервые.
Зайдя в библиотеку, он внимательно осмотрелся. Вокруг, в связи с инвентаризацией был небольшой рабочий бардак. Паршивин достал блокнот и что-то в него записал. Мы замерли. Выдержав паузу Никанор Остапович сказал, что ему нужен полузабытый писатель времен пушкинского золотого века. Писатель у нас конечно был и мы, зная характер данного читателя, вскочили чуть не хором, чтобы представить его вниманию нужную книгу. Но не тут-то было. Паршивин решительно заявил, что хочет лично прикоснуться к недрам библиотеки и найти книгу сам, только мол покажите где стоит. Мы стали объяснять, что это невозможно, фонд проверяется, многие ряды сдвинуты, некоторые книги изъяты и так далее, вплоть до элементарной тесноты между рядами, где даже худенькому было тесно, а он к худеньким не относился. Посмотрев на нас Никанор Остапович черкнул пару строк в блокноте и удалился.
Ровно через два дня у нас появились начальник отдела культуры и весь цвет местной администрации. В своей жалобе старичок сокрушался о запустении и кромешном бардаке в библиотеке, дескать в былые времена такого не водилось, а ныне. А также отмечал, что библиотекари (хотя этих нерадивых, малограмотных засранок нельзя так называть) преградили доступ к лучшим образцам отечественной литературы, чем всецело способствуют духовному и интеллектуальному падению всего населения нашего города в частности и Российской Федерации в целом.
Ох, знали бы вы что нам пришлось выслушать. Никого, слава книжным богам не уволили (потому, что найти кого-то на такую «престижную» работу очень «легко»), но работы прибавили. Мы неделю носили книги, двигали полки, освобождая доступ в недра библиотечных фондов, чтобы каждый мог прикоснуться и приобщиться. Основы библиотечной работы были окончательно и бесповоротно попраны. Сам Никанор Остапович посещал нас крайне редко, один два раза в год. В фонд любезно для него распахнутый не ходил, но всегда довольно покрякивал и любовался результатами своих усилий.
Люди поначалу хлынули во вновь открывшиеся просторы, надеясь видимо увидеть там, спрятанные от них сокровища, но быстро поняли, что легче спросить нужную книгу у нас и постепенно перестали ходить в книгохранилище. Хотя остались любители походить меж тесными рядами, часами роясь в стопках старых книг, полузабытых писателей всех мастей. И если в открытом фонде допускалась некая расслабленность в расстановке, то в книгохранилище переставленная неправильно книга, затрудняла в последствии наши поиски и прибавляла работы.
Спустя много-много лет к нам пришла наша постоянная читательница и сказала, что Паршивин покинул мир живых. Она оказывается, жила с ним на одной улице. И даже уйти из жизни без скандала он не смог. Не успела его маленькая и сухонькая, вечно угнетаемая им жена, организовать похороны, как на пороге дома нарисовались две наглые, напористые бабенки, размахивая завещанием. Оказалось, что все эти годы у покойного была семья в соседнем городе, разумеется не официальная. Все свое имущество он завещал рожденным на стороне дочерям и их матери. Родной жене, которая ухаживала за ним, преданно терпела его характер и никогда слова лишнего поперек не сказала, Паршивин велел кланяться и не поминать его лихом. Ей мол и так счастья с избытком выпало, жил то наш яхонт бесценный с ней. Заплаканную и оторопевшую от нежданных новостей старушку забрал к себе единственный сын, о котором в завещании, также не было ни слова.
Мы дружно простили Паршивину числящиеся за ним книгу и несколько журналов. А потом долго вспоминали те неприятные чувства, которые приходилось переживать, когда он появлялся на пороге нашего учреждения. Одним словом, читатели бывают разные.
Продолжение следует...
#ниднябезстрочки #моимыслимоискакуны #буднибиблиотекаря #запискинаманжетах