Я познакомился с Олежкой в больнице, в глазном отделении. Он попал в республиканскую из Прохладного. Не помню, зачем сам там лежал, а у него – полный набор патологий: косоглазие, офтальмоплегия и нистагм. Первое знают все, второе – запаздывание одного глаза при движении другого, при третьем зрачки постоянно дёргаются, и чёрт его знает, как эти люди вообще видят.
Читать парень, естественно, не мог, да и не проявлял таких желаний. После шести классов Олег бросил школу и работал скотником на ферме. Естественно, в смысле эрудиции был клоном Балаганова, с той разницей, что в его представлениях единственными городами планеты были не Москва, Киев, Мелитополь и Жмеринка, а Москва, Нальчик и Прохладный. Из развлечений предпочитал курение анаши, поедание кашки из оной и питьё молока, вскипячённого с нею же. Считал ли он землю плоской – я не выяснял.
Зато видел, как ему делали операцию. Резекция глазных мышц. За несколько дней до этого один студент-медик затащил нас с Карачуковым в ординаторскую и в течение получаса выжигал нам радужку каким-то агрегатом. Мой товарищ оказался нетерпеливым пациентом и, как кандидат в мастера спорта по тяжёлой атлетике в весовой категории свыше девяноста килограммов, поинтересовался причинами такого внимания к нашим персонам. Как выяснилось, будущего эскулапа звали Малхаз Лихвелидзе, родился и вырос он в Поти, и, заканчивая последнюю практику от КБГУ, желал, хотя бы, посмотреть, что это такое – сетчатка.
За столь неудачный выбор подопытных макак кахетинец задолжал нам с Карачуковым коньяк с хорошей закуской. В тот момент, когда вокруг дремлющего в анестезии Олега собрались врачи, бутылка, как раз, вскрывалась в процедурной, располагавшейся в смежной комнате.
Не скажу, чтобы я сильно интересовался подвигом людей в белых халатах, но несколько фраз запали мне в душу:
– Что там по второму глазу?.. Оксана, хватит задницу греть! Посмотри документы!
– Нет их здесь!
– Как нет, … вашу мать! Что делать будем?
– Да, что ты орёшь, как беременный педераст! Сколько на этом глазу?
– Пять.
– Ну, и на этом пять режь!..
Через пару дней Олежка появился в палате, к концу недели ему сняли повязки, зрачки как бегали, так и продолжали бегать. Незатейливые истории жизни и болезни парня заставили меня задуматься, но после операции рядом с ним поселились его мать и сестра. Они были высокие, сильные, сероглазые и золотоволосые, а, главное, при взгляде на Олега обе хотели плакать и смеяться одновременно. И я понял – вот вернётся он домой, будет каждый день выходить из дома в плоскую прохладненскую степь, будет пасти коров на плоской земле, разглядывать облака, плавающие меж хрустальными небесными сферами. Он жениться, его дети вырастут с нормальным зрением и получат хорошее образование. А врачи, которые пытались искалечить ему жизнь, когда-нибудь пойдут-пойдут-пойдут и сдуру свалятся с краю прямо под ноги слонам. И те яростно растопчут в пыль их иссохшие кости, и звёздный ветер сметёт её в полную безвестность с гладкого черепашьего панциря.
