Глава 1. Отдать сходни!
И снова был гул асфальта под рифлеными колесами «Лексуса», зимний русский пейзаж и синь лесов у горизонта. Спутники молчали, каждый думая о своем.
- Эх, Витя, - обогнав следующую впереди, с прибалтийскими номерами, фуру, грустно сказал Львов, - ты не представляешь, как бы я хотел пойти с вами.
- Я это вижу, - взглянул на друга Туровер. - И понимаю, что ты должен быть здесь.
- К сожалению, - тяжело вздохнул Альберт. - Фигаро там, Фигаро здесь. Кстати, сразу после вашего выхода лечу по поручению отца в Главный морской штаб, в Москву. В нем тоже сидят наши люди. Они займутся подготовкой очередного этапа операции.
- Будь там поосторожней, щас разных правоохранителей развелось как собак нерезаных.
- Да что я, берег не море, - прибавил газа Альберт. - А вот вам там будет тяжко. Дай бог, что б все сложилось.
- Дай бог, - эхом ответил Туровер.
В этот раз их встретил только старый Львов.
- Владимир Иванович захворал, открылась старая рана, - пожал он руки гостям.
- Вот, знакомьтесь, - подошел к вставшему из кресла сухощавому, лет пятидесяти мужчине - Лисицын Клавдий Павлович, кандидат биологических наук. Дважды ходил в Антарктиду на научно-исследовательских судах и даже зимовал там.
- Было дело, - застенчиво улыбнулся тот.
- Он в курсе всех наших «исследований» и пойдет вместе с вами, - продолжил адмирал. - Кстати, срочную служил на кораблях и отличный радист.
- Ясно, - присел на диван Туровер. - Рад буду видеть на борту.
- Ну, а теперь перейдем к главному, - посасывая трубку, открыл Львов стоящую на столике корабельную шкатулку, извлек оттуда несколько пожелтевших лоций, развернул их и положил на столик.
- Прошу, - сделал он жест рукой, и присутствующие подвинулись ближе.
- Это зашифрованные немцами трофейные лоции, с точными координатами «Агарты», указанием глубин и фарватером*.
А вот это, - достал он из шкатулки и разложил сверху еще одну, (на ней был гриф «совершенно секретно» и пометка «экземпляр №3») - карта, составленная после их дешифровки в нашем Морском штабе. С ней мы и ходили в тот поход.
- Значит, имеются еще две? - показал пальцем Туровер на гриф.
- Имеются, - ответил адмирал, - на дне моря Лазарева. Они были на погибших лодках.
После этого у него в руках появился остро отточенный карандаш, и он склонился над картой.
- Вот здесь,- уперлось острие в красный крестик севернее Земли Королевы Мод, - в двадцати милях* прямо по курсу, вам откроется многокилометровый массив пакового льда*, с характерной, искрящейся туманностью поверхностью. На подходе к нему мы и были атакованы «летающими тарелками».
А вот в этой точке, - скользнул карандаш дальше и остановился, - на двадцатиметровой глубине, подо льдами имеется подводный тоннель, протяженностью, в два километра, и за ним выход к базе, расположенной в пяти милях к зюйду*, на полуострове вулканического происхождения, - уткнулось острие в черный кружок с надписью «Агарта».
- Ну, как, понятно? - пристально взглянул адмирал на Туровера.
- Вполне, - ответил тот. - Главное скрытно подойти и сориентироваться в тоннеле.
- Именно так, - положил карандаш на карту Львов. - Нашей роковой ошибкой было то, что мы шли в надводном положении. И еще. По сведениям полученным «смершевцами» при допросе командира немецкой субмарины, якобы бывавшего там в начале войны, при входе в тоннель, под водой необходимо пройти около сотни метров. Далее он превращается в пустотелый грот, с аналогичным подводным выходом.
- В таком случае, это значительно упрощает дело, - переглянулись Туровер с Альбертом.
- Отнюдь, - отрицательно качнул головой Львов. - Как сообщил тот же командир, внутри грот тщательно охраняется и каждый входящий туда корабль досматривается.
- Ну что же, при таком раскладе мы постараемся его пройти под перископом.
- Вот-вот, - и я бы так поступил - ткнул адмирал чубуком трубки в сторону Туровера. - Кстати, по информации пленного, климат на полуострове достаточно мягкий, что обусловлено наличием на нем потухшего вулкана.
- Ну а теперь, Виктор Петрович, о выполнении атаки, - сказал он, скрипнув креслом. - Как мыслишь ее проводить?
- После прохождения тоннеля, на что я очень надеюсь, - размял Туровер в пальцах папиросу, - я подойду к базе на дистанцию безопасного применения оружия, проведу из-под перископа все возможные технические и визуальные наблюдения, выполню необходимые расчеты и, по возможности, определюсь, какое оружие использовать - нейтронное или психотропное.
- Согласен, - кивнул адмирал. - Дальше?
- Применив его, визуально отслежу результаты, а затем, в зависимости от обстановки, высажусь на остров и обследую все, что там осталось. Ну а дальше согласно вашему плану.
Сказав это, Туровер умолк и выжидательно посмотрел на Львова.
Тот задумчиво посасывал погасшую трубку, потом кивнул и поднялся из кресла.
- Ну что, как говорят семь футов под киль? - протянул Туроверу руку.
- Тот тоже встал и крепко ее пожал.
Затем Львов поместил карты в шкатулку, щелкнул замками и, передав ее командиру, попрощался с Лисицыным.
В машину сели все трое, и, дав длинный сигнал, она вырулила за ворота.
- Вы когда прибудете на борт? - обернулся Туровер к ученому, когда «Лексус» выехал на трассу.
- Если можно, завтра, - ответил тот. - Пропуск у меня имеется.
- А как морозы в Антарктиде, сильные? - включил дворники Альберт.
- Когда я зимовал там на станции «Восток» в 1983-м, мы зарегистрировали восемьдесят девять градусов ниже нуля. Что поделаешь, полюс холода.
- Вот уж точно не южный берег Крыма, - качнул головой Львов и прибавил скорость.
Ночью вся команда, включая вахту, переодевшись в выданные интендантом синие репсовые костюмы и меховые канадки*, под руководством Майского грузила на корабль доставленные с «Пальмиры» продукты и снаряжение, а затем на лодке учинили большую приборка. Все драилось с порошком и мылом, в отсеках шаркала ветошь, и шмелями гудели пылесосы.
Утром в кают-компаниях накрыли первый завтрак, и все с удовольствием подкрепились приготовленным коком омлетом с ветчиной и крепким обжигающим кофе.
В полдень свободные от вахты отправились в казарму, перенесли на лодку свой незамысловатый скарб, и старпом разрешил двухчасовой отдых. Корабль объяла тишина, нарушаемая потрескиванием корабельных грелок и шорохом льдин за бортом.
В это же самое время, уединившись в штурманской рубке, Туровер вместе со старпомом и командиром БЧ-1*, капитаном - лейтенантом Мельниковым, разрабатывал маршрут похода.
Он пролегал из Балтийского моря в Северное и через Ла-Манш в Атлантику. Далее, минуя Бискайский залив к Азорским островам и оттуда к побережью Западной Африки. Завершалась прокладка* тонкой красной линией, обрывающейся у Земли Королевы Мод.
- Оттуда пойдем по немецким лоциям, - наблюдая за работой штурмана и сверяя ее с таблицами девиации*, произнес Туровер.
- М-да, далековато, - почесал затылок Котов. - А как быть с горючим?
- Примем на борт дополнительно, в топливно-балластные цистерны.
Вечером на корабле снова появился младший Львов, в сопровождении Лисицына с небольшим чемоданчиком в руке, и они с командиром уединились в каюте.
- Вот, Виктор, держи, - протянул ему Альберт пачку банкнот. - Здесь двадцать тысяч долларов. Пригодятся, если придется зайти в случае нужды в какой-нибудь порт. Но только в Южном полушарии и по - тихому.
- Понял, - открыл Туровер дверку сейфа.
- А вот это, - вручил Альберт командиру небольшой листок, - рабочая частота твоего передатчика и шифр сигнала для поста СНИС*. Там имеется заявка на выход в море перегоняемой в Индию лодки.
- Добро, - пробежал тот листок глазами и сунул его в карман куртки.
- Когда думаешь отдавать швартовы?
- Сразу же, как приму на борт спецназ с оператором и летчиков.
- Я останусь вас проводить, не возражаешь?
- Наоборот, Альберт, буду весьма рад, - положил Туровер руку на плечо друга.
После этого, предоставив Лисицына заботам помощника, они поднялись на мостик и закурили.
От корабля отъезжал нефтезаправщик, с кормы, где суетились моряки, слышалась ругань механика.
- Воспитывает кого-то «дед»*, - глубоко затянулся Львов.
- Нет, - улыбаясь, пожевал папиросу Туровер, - это он так разговаривает.
Спустя еще час, когда сумерки сгустились, и с низкого неба начал моросить дождь, на лодку поочередно прибыли боевые пловцы, оператор и летчики.
Им тоже определили места в каютах и пригласили на ужин.
Ровно в полночь последовала команда «отдать сходни!», постукивая дизелями и попыхивая выхлопами перегоревшего соляра «Танго» ожил, плавно отошел от пирса и заскользил к выходу из гавани.
На причале одиноко стоял Альберт, наблюдавший за кораблем, пока он не растаял во мраке...
Глава 2. Как аргонавты в старину
- Право десять! - бросил рулевому Туровер, - внизу, прибавить оборотов!
На мостике стояла промозглая темнота, и только светился репитер гирокомпаса.
- Товарищ командир, с берега запрашивают разрешение на выход, - доложил с левого обвода вахтенный офицер.
Где-то далеко, в густом тумане с частой периодичностью возникла и тут же погасла серия проблесков.
- Сигнальщик, пиши «3615», - обернулся командир, и в ту сторону полетели вспышки «ратьера»*.
С первыми признаками рассвета, в открытом море была отдана команда на погружение и лодка, сбросив ход, исчезла в свинцовых волнах.
- Глубина семь метров, - осмотреться в отсеках, - нажал тангетку «каштана» вахтенный офицер, а Туровер отщелкнул рукоятки командирского перископа.
Все светлое время суток, попыхивая бледными выхлопами из шахты РДП*, субмарина следовала в позиционном положении, уходя на глубину при появлении судов на горизонте, а ночью всплывала для вентилирования отсеков.
- Хорошо идем, - мерцая светлячком сигареты на мостике, удовлетворенно басил Майский.
- Да, неплохо, - отзывался Туровер. - Боцман, точнее на руле!
А тем временем внизу, по указанию старпома всех свободных от вахты собрали в офицерской кают-компании, и Лисицын читал им лекцию об Антарктиде.
- Антарктида, - проникновенно начал он, - весьма загадочный континент, расположенный на самом юге Земли. Ее центр находится на южном географическом полюсе, и вся территория омывается водами Южного океана.
Площадь континента занимает более четырнадцати миллионов квадратных километров, и ее значительную часть составляют шельфовые ледники. Антарктида была открыта нашими русскими мореплавателями Фаддеем Беллинсгаузеном и Михаилом Лазаревым, достигшим ее в январе 1820 года, на шлюпах «Восток» и «Мирный».
- Наши открыли, молодцы, - послышались довольные голоса слушателей.
- Антарктида - самый высокий континент Земли, - продолжал лектор, - средняя высота его поверхности над уровнем моря составляет более двух тысяч метров. Значительную часть этой высоты составляет постоянный ледниковый покров, под которым скрыт континентальный рельеф и лишь 0,3 % её площади свободны. Это, как правило, расположенные на западе континента, немногочисленные острова, участки побережья и горы.
- Да, это не наша Арктика, - обменялись мнением сидящие впереди минер с начальником РТС*, и на них сзади шикнули.
- Ничего, ничего, - махнул рукой Лисицын, - сравнение вполне удачное. - А теперь я хотел бы немного остановиться на строении этого материка.
Его ледниковый покров является крупнейшим на нашей планете и превосходит ближайший по размеру гренландский, по площади приблизительно в десять раз и в нём сосредоточено 90 % всех льдов суши.
Он имеет форму купола с увеличением крутизны поверхности к побережью, который во многих местах обрамлён шельфовыми ледниками, средняя толщина которых от двух с половиной до четырех километров. Накопление льда на ледниковом покрове приводит к его сползанию в зону абляции, в качестве которой выступает побережье континента и в результате огромные его массивы откалывается в виде айсбергов.
- Разрешите вопрос? - поднял руку сидящий в заднем ряду мичман. - Что такое абляция? Слово какое-то нехорошее.
- Абляция, уважаемый, это разрушение, - укоризненно посмотрел на него Лисицын.- А вы что подумали?
В кают-компании веселое оживление и смех.
- Не обращайте внимания, Клавдий Павлович, - оглянулся назад старпом. - А тебе, Остриков, я потом объясню по - своему.
- Итак, на чем я закончил? Ах да, на строении, - хлопнул себя по лбу лектор. - Ну а теперь перейдем к другим, важным для нас особенностям. Первое, это климат.
Антарктида отличается крайне суровым холодным климатом. В 1983 году, на станции «Восток», там была зарегистрирована самая низкая температура воздуха на Земле за всю историю метеорологических измерений. Она составила 89,2 градуса ниже нуля. Район считается южным полюсом холода Земли.
Другой особенностью Антарктиды являются стоковые (катабатические) ветра, обусловленные её куполообразным рельефом.
Эти устойчивые ветра южных направлений возникают на достаточно крутых склонах ледникового щита вследствие охлаждения слоя воздуха у поверхности льда, плотность приповерхностного слоя повышается, и он под действием силы тяжести стекает вниз по склону.
Высота слоя стока воздуха достигает трехсот метров, и из-за большого количества ледяной, несомой им пыли, горизонтальная видимость при таких ветрах очень низка. Максимальной силы стоковые ветра достигают антарктической зимой. С апреля по ноябрь они дуют почти непрерывно, а с ноября по март - в ночные часы или когда Солнце находится низко над горизонтом. Летом, в дневные часы, благодаря прогреву приповерхностного слоя воздуха солнечными лучами, эти ветры у побережья прекращаются.
- Так значит там сейчас солнце и весна? - поинтересовался сидящий у входа доктор.
- Именно, - значительно произнес Лисицын. - И всем потребуются солнцезащитные очки, в противном случае можно лишиться зрения.
Ну а что касается биосферы, так она весьма скудна, - развел ученый руками. - Растения и животные наиболее распространены в приморской полосе. Наземная растительность на лишённых льда участках существует, как правило, в виде различных видов мхов и лишайников.
Антарктические животные полностью зависят от прибрежных вод Южного океана. Из-за скудости материковой растительности, все без исключения пищевые цепи прибрежных экосистем начинаются в этих водах.
Особенно они богаты зоопланктоном и в первую очередь крилем*. Он является основой цепи питания многих видов рыб, китов, тюленей, пингвинов и некоторых других животных. Полностью сухопутные млекопитающие в Антарктиде отсутствуют.
- Да, - переглянулись любители охоты, - свежего мяса нам там не добыть.
- Почему же? - прищурился Лисицын. - Тюленье мясо, к примеру, весьма питательно и вкусно.
- А как насчет белых медведей? - вопросил минер. - В Арктике мы их встречали.
- К сожалению, они там не водятся, - сокрушенно вздохнул лектор. - Ну, вот в принципе и все, с чем я хотел вас познакомить.
- Так, есть еще вопросы? - обратился к подводникам Котов.
- Старший лейтенант Хорунжий, - встал в середине длинный как жердь офицер. - А как в Антарктиде с пресной водой? Надеюсь, она имеется?
- Хороший вопрос, - оживился Лисицын. - В антарктических льдах сконцентрировано до девяноста процентов ее мировых запасов. Кроме того, в Антарктиде существуют озёра, а в летнее время и реки.
Питание рек ледниковое, и они, как правило, имеют протяженность всего несколько километров. Самая крупная, Оникс, порядка двадцати километров длиной. Реки существуют только в летнее время.
Антарктические озёра не менее своеобразны. Располагаются они в оазисах или сухих долинах и почти всегда покрыты толстым слоем льда. Называются Фигурное, Ванда, Радок и Дон Жуан.
- Красивые имена, - сказал кто-то из слушателей. - Романтические.
На этом лекция закончилась и обе стороны, обменявшись мнениями, с чувством удовлетворения покинули кают-компанию.
…Северное море встретило «Танго» характерными для этого времени года туманом, низкой температурой и сильным штормом. Уже в первые часы корпус субмарины начал обледеневать, а мостик то и дело захлестывало высокими волнами.
- Да, злое море, вроде нашего, Баренцева! - отплевываясь от воды, орал сквозь вой ветра Туроверу, стоящий рядом на мостике помощник.
Вся находящаяся там вахта была одета по штормовому, в кожаных канадках, ватных штанах и сапогах.
- Одно слово, «Немецкое»! - прокричал командир старое его название, вскидывая к глазам бинокль.
Спустя час шторм усилился, на форштевне и выдвижных устройствах субмарины появились ледяные наросты и Туровер сыграл срочное погружение.
На глубине было тихо, только жужжали дроссели люминесцентного освещения, да счетчик лага отсчитывал пройденные мили.
Спустившись вниз, Туровер направился в свою каюту, стащил промокшую одежду, и, вызвав вестового, передал ее для сушки.
В течение суток, определяясь по счислению*, корабль шел на глубине полста метров, и команда отсыпалась. Но спали не все. В медизоляторе у доктора собиралась компания офицеров и мичманов, страстных поклонников бардовской песни, которые с удовольствием слушали очередную, написанную им за день до выхода.
Как аргонавты в старину,
Забыв семью, оставив дом,
Презрев покой и тишину,
Вновь к горизонту мы идем.
Форштевень режет синь волны,
Полощет кливер на ветру,
Над нами ночью Южный крест,
И проблеск солнца поутру.
Летит как птица наш корабль,
И ванты струнами звенят,
Поют о том, что впереди,
Ведь не вернуться уж назад….
под звон гитары пел мягким баритоном Штейн, и всем становилось грустно.
Ночью лодка всплыла, дизеля ударили подзарядку, и с кормы наносило сладковатый запах отработанного соляра.
- А ты смотри, командир, распогодилось, - стоя у правого обводе мостика, довольно изрек старпом.
В ночном, с рваными облаками небе, изредка мерцали далекие звезды, со стороны материка тянул свежий бриз.
А еще через несколько дней, корабль проходил Ла-Манш*.
Все это время, с учетом интенсивного судоходства на поверхности, что то и дело фиксировала работающая в круговом обзоре гидроакустическая станция, лодка следовала в подводном положении, изредка всплывая под перископ.
- Коварный пролив, - наблюдая очередное возникшее на горизонте судно, - цедил сквозь зубы Туровер. - Боцман, принять пять градусов вправо!
- Есть пять вправо, - эхом отзывался мичман и едва ощутимо перекладывал вертикальный руль.
- Да, сплошные мели и банки*, - сказал сидящий в кресле Майский. - Когда - то в этих местах англичане угробили Непобедимую Армаду*.
- Эсминец королевского флота Нидерландов, - прильнув к пористой резине перископа, чуть повернул его Туровер. - Механик, сбавить ход до малого. В лодке режим тишины!
Под утро, оставив позади скалистые берега Туманного Альбиона*, лодка всплыла в позиционное положение и убыстрила ход. Навстречу катила свои валы седая Атлантика.
В Бискайском заливе корабль снова попал в шторм, которые часты в нем в зимнее время года и в течение двух суток упорно пробивался к югу.
- Товарищ командир,- подошел в одни из них к задумчиво расхаживающему по центральному посту Туроверу штурман. - Мы сейчас в районе, гибели «К-8».
- Спасибо, Валерий Николаевич, я в курсе, - вздохнул капитан 3 ранга. - У меня на ней служил приятель отца.
- А как она погибла, если не секрет? - поинтересовался находящийся здесь же полковник - авиатор.
- Да какой секрет, - уселся в командирское кресло Туровер.
- В апреле семидесятого, во время общефлотских учений «Океан», атомная лодка Северного флота «К-8» находилась здесь на боевом дежурстве. При всплытии на очередной сеанс связи, сначала в центральном посту, а затем в реакторном отсеке, возникли пожары, и воспламенилась регенерация*.
Далее огонь стал распространяться по системе вентиляции, боевая смена ГЭУ* успела заглушить реактор и погибла, а корабль всплыл в надводное положение. Часть команды успели вывести наверх, а шестнадцать человек получили смертельное отравление продуктами горения.
Затем к борту подошел оказавшийся поблизости болгарский теплоход и принял на борт часть экипажа. Оставшиеся же, во главе с командиром, капитаном 2 ранга Бессоновым, загерметизировались в отсеках и в условиях 8-бального шторма продолжали борьбу за живучесть.
Но спасти корабль не удалось, он потерял остойчивость и в течение нескольких минут затонул. Всего погибли пятьдесят два человека. А корабль, с ядерными торпедами на борту, и сейчас лежит на глубине. Такие вот дела, - завершил свой рассказ капитан 3 ранга.
- М-да, врагу не пожелаешь, - в свою очередь вздохнул летчик.
Словно в подтверждение его слов, в борт с шумом ударила волна, и он заплакал серебристой пеной...
Глава 3. Путь к экватору
На подходе к Мадейре стало заметно теплее, океан ласкал глаз ультрамариновой синью воды и резвящимися в волнах дельфинами.
Практически все время субмарина шла в надводном положении, погружаясь только при появлении судов на горизонте, и в ночные часы свободные от вахты, поднимаясь наверх, часами любовались дивными красотами океана.
В высоком куполе неба загадочно мерцали пушистые звезды, временами вода озарялась призрачным сиянием планктона, вокруг корабля царили вселенская тишина и покой.
А в ограждении рубки, между выдвижных устройств, изредка вспыхивали светлячки сигарет и ставший любимцем команды Лисицын, бывавший в этих местах, рассказывал о Мадейре.
- Этот дивный архипелаг, - попыхивая трубкой и глядя в иллюминатор, повествовал он, - был открыт португальским мореплавателем Жуаном Гонсалвешем Зарку в 1420 году и
самый большой остров назвали “Мадейра” - что значит изобилующий лесом. Однако, предприняв попытку пробраться сквозь пышные заросли, первооткрыватели потерпели фиаско и в отместку подожгли его.
Огонь охватил Мадейру более чем на семь лет, уничтожив на нем все, до последнего кустарника. И вдруг, передумавший идти в Португалию Зарку, вернулся на погубленную землю, решив здесь обосноваться. Причем на этот раз навсегда. С тех самых пор остров Мадейра сохраняет статус “автономии” и имеет собственного губернатора.
Пепел, сохранившийся после пожара, при уникальном взаимодействии с вулканическими породами почвы оказался на редкость благоприятным условием для восстановления былого великолепия острова. Выжженные площади постепенно засаживали всевозможными экзотическими растениями и культурами, привезенными из самых неожиданных уголков планеты.
И к всеобщему удивлению все приживалось. В результате Мадейра превратилась в самый настоящий Ботанический сад. Особая гордость современного острова - цветы, круглогодично радующие глаз буйством красок и невероятностью форм и размеров. Калы и бугенвилии, гортензии и магнолии, азалии и стрелиции - чего здесь только нет!
Но больше всего на Мадейре орхидей. Они растут здесь буквально на каждом подоконнике, как у нас герань. Эти любительницы низких температур в городах расцветают зимой, а в горах – летом. Хотя какие уж тут низкие температуры! Среднегодовая температура воздуха на Мадейре + 28С, морской воды – около 22-24С.
На острове совершенно нет ни хищников, ни ядовитых змей, ни даже банальных комаров. Самый страшный зверь в живописных лесах Мадейры - заяц. Поэтому хищных птиц здесь холят и лелеют, ибо, если зайцам дать волю, они очистят остров от растительности лучше первого губернатора. Поэтому и поклонники охоты могут быть уверены -свежая зайчатина к ужину им обеспечена.
- Да, мечтательно произнес кто-то из подводников, - живут же люди.
У Канарских островов лодочная РЛС* зафиксировала за линией горизонта многочисленные надводные цели, а гидроакустики услышали шумы винтов.
- Предполагаю авианосное соединение, - доложил на мостик начальник РТС. - Идет походным ордером*, дальность пятнадцать миль, скорость 15 узлов*, пеленг* незначительно меняется вправо.
- Есть, - нажал на педаль «каштана» Туровер, - вахтенный офицер, играйте срочное погружение!
Вслед за этим внизу раздались колокола громкого боя, верхняя вахта исчезла в люке, и через минуту над местом, где только что была лодка, вскипели пенистые волны.
Погрузившись на глубину, «Танго» замедлил ход, и на поверхность поднялась штанга перископа.
Спустя полчаса, в его окуляре возник походный ордер, состоящий из полутора десятков кораблей.
- Авианосное ударное соединение - обозрев его, сказал Туровер. - Американский «Мидуэй»* с полным эскортом. Всего два десятка вымпелов.
- Красиво идут, - бросил от второго перископа Котов. - Словно на параде.
- А чего им опасаться? - процедил сквозь зубы командир. - Теперь нашего флота в океане нет. Как говорят, гуляй Вася.
- Романыч, - дай взглянуть на супостата, - сказал, нетерпеливо пританцовывая рядом со старпомом Майский, и тот нехотя отошел в сторону.
- Эх, пугануть бы их, что б служба раем не казалась, - воскликнул помощник через минуту. - Совсем ****и распоясались.
- Они тебя так пуганут, что костей не соберешь, - снова оттер его плечом Котов.
- Товарищ командир, акустик! - металлически раздалось в центральном. - Один из кораблей меняет курс в нашу сторону!
- Есть акустик, - чуть повернул перископ Туровер и чертыхнулся.
Ближайший к лодке эсминец, описывая циркуляцию и взметая пенный бурун под форштевнем, следовал к месту ее нахождения.
- Боцман, - уходим на глубину полста метров! - нажал он кнопку опускания перископа. - Механик, малый вперед. В лодке режим тишины!
Вскоре наверху возник далекий гул, затем на экране гидроакустика появились всплески, и корпус лодки затрясся от нескольких взрывов
Субмарину подбросило, на подволоке лопнули несколько плафонов, и она провалилась глубже.
- Одерживать! - бросил командир рулевому и приказал увеличить ход. Через несколько минут сзади послышалась еще одна серия взрывов, и все стихло.
- Вот гады, - утер выступивший на лбу пот Котов. - Чуть не угробили.
- Да, «хозяева морей», действуют вопреки всех международных правил, - потер ушибленный локоть Майский.
В течение получаса лодка полным ходом удалялась от места бомбометания, а затем подвсплыла и подняла перископ. Далеко на горизонте виднелись едва заметные точки.
- Сергей Ильич, запроси о состоянии в отсеках, - проследив как выдвижное уходит вниз, - приказал Туровер вахтенному офицеру.
На панели «каштана» поочередно стали зажигаться лампочки, и из отсеков последовали доклады. Вреда бомбежка не причинила, и корабль ввинтился в мрак глубин.
Во время обеда, в кают - компаниях живо обсуждали случившееся и дивились наглости американцев.
- А кок-то наш того, струхнул! - пережевывая сочный бифштекс, сказал один из трюмных по фамилии Умнов - Как только грохнул первый взрыв, с перепугу схватил кастрюлю и вместе с ней на палубу.
- Хоть и Умнов ты, а дурак, - выглянул из раздаточного окна здоровенный кок. -Я ж борщ спасал, что б не опрокинулся.
В кают-компании грохнул смех и трюмный едва не подавился.
А еще через сутки выяснилось, что во время бомбежки разгерметизировалась одна из цистерн пресной воды, и ее запас уменьшился наполовину.
- Что будем делать Петр Григорьевич? - вызвал к себе механика командир.
- У цистерны повреждена забортная арматура, - пробурчал тот. - Отремонтировать можно только в береговых условиях. Так, что пока придется обходиться оставшейся и опреснителем.
- М-да, подложили нам американцы свинью, - огорченно крякнул Туровер. - С сегодняшнего дня пресную воду подавать только на камбуз, а помывка для всех забортной.
Теперь один раз в неделю, у ранее пустовавшего медизолятора выстраивалась очередь свободных от вахт, для получения у майора Штейна марлевых, смоченных спиртом-ректификатом тампонов.
- Яков Павлович, - канючили некоторые. - Ты лучше дай нам «шильца»*в мензурке, а то уж очень оно летучее, пока то, да се, глядишь, и испарилось.
- Знаю я вас, - ухмылялся доктор, - берите и вперед. - И яйца протирать, что б блестели как у кота, а то сопреют.
Между тем «Танго» приближалось к экватору, температура воды за бортом достигала двадцати трех градусов, и в отсеках стало душно. Корабельная вентиляция месила сырой вязкий воздух, но это помогало мало. В дизельном и электромоторном отсеках подводники несли вахту полуголыми и мечтали о холодном душе.
- Сюда б еще потную бабу и теплую водку, - сострил один из молодых дизелистов. - Так сказать, для полноты ощущений.
- Кому что, а голому баня, - утираясь висящим на шее вафельным полотенцем, - пробурчал пожилой старшина команды. - А ну-ка, освежи кондейшен!
В качестве «кондейшена», в отсеке были приспособлены подвешенные к подволоку мокрые простыни, которые время от времени смачивали забортной водой.
- Да, хорошо на атомоходах, - плеснул на простыни водой дизелист. - Реактор вырабатывает все, и электричество, и холод и воду.
- Лей, лей, - следил за стрелками манометров старшина команды, - атомщик хренов.
На подходе к островам Зеленого Мыса, подводники наблюдали в ночном небе далекое свечение. Оно окрашивало горизонт причудливыми красками, отсвечивало наподобие зарниц и еще больше подчеркивало безбрежность океана. Лодка казалась затерянной в нем навечно.
Таинственное явление вызывало множество вопросов, и самые любознательные обратились к Лисицыну.
- Ничего необычного здесь нет, - констатировал ученый. - Острова Зеленого Мыса, или как их теперь называют Кабо-Верде, вулканического происхождения. Часть образовавших острова вулканов давно погасла, но есть и действующие, один из которых именуется Фогу. Его высота около трех тысяч метров над уровнем моря, и последнее извержение отмечено в апреле 1995-го. Вполне возможно, что на островах начинается очередная сейсмическая активность.
- Не завидую я жителям всей этой экзотики, - почесал затылок один из моряков. - У нас хоть холодно, но без извержений.
С каждым днем становилось все жарче, и запас пресной воды на корабле, неумолимо убывал. К тому же из- за высокой температуры начал барахлить опреснитель, и норму урезали еще больше.
- Так, что будем делать? - пригласил к себе старпома с помощником и механика Туровер. - Еще неделя и на корабле останется только сок.
- Я думаю, нам следует зайти на один из здешних островов, отремонтировать цистерну и залиться под завязку, - пожал плечами Котов.
- А ты? - перевел командир глаза на Майского.
- То же самое, - поддержал старпома помощник. - Иного выхода у нас нет.
- Петр Григорьевич, сколько вам потребуется времени на ремонт? - обратился Туровер к Боженко.
- Я думаю, за сутки управимся,- наморщил лоб механик. - А вот с закачкой воды проблема, у нас нет достаточного количества пожарных рукавов.
- Ничего, что-нибудь придумаем, - решительно сказал командир. - Идем к Кабо-Верде.
Спустя несколько минут он сидел в рубке штурмана и вместе с тем изучал лоцию данного района.
- Вот этот, Брава, самый небольшой, - обвел остро заточенным карандашом один из островов в южной части архипелага. - А ну-ка, Валерий Николаевич прочти, что имеется в пояснениях.
- Так, - стал листать толстый фолиант Мельников.
«Острова Зелёного Мыса представляют собой архипелаг из десяти крупных и восьми мелких островов в северной части Атлантического океана, условно подразделяемых на Подветренную и Наветренную группы. В первую входят острова: Санту-Антуан, Сан-Висенте, Сан Николау, Санта - Лусия, Сал, Боавишта. Во вторую - Сантьягу, Брава, Фогу и Маю. Есть еще малые острова: Бранку, Гранди, Душ Пассаруш и прочие».
- Ну что же, хорошо, - удовлетворенно изрек Туровер. - А теперь поищи что-нибудь о Брава.
- Вот, нашел, - перелистнул очередную страницу штурман.
« Самый зеленый остров архипелага - Брава. Источники пресной воды - колодцы, буровые и опреснительные установки».
- Отлично, - довольно улыбнулся командир. - И от других находится на достаточном удалении и вода в наличии. А что там имеется из животного и растительного мира? Нам бы неплохо пополнить и запасы провизии.
- Сейчас посмотрим, - пробежал страницу глазами штурман и стал читать дальше .
«В горах произрастают несколько видов акаций, бомбардейра, кипарисы, сосны и эвкалипты, в долинах - миндаль, банановые, кокосовые и финиковые пальмы. Встречаются также баобабы, драконово дерево и манго. Фауна весьма разнообразна - белая цапля, глухари, кулики, перепела, попугаи, фламинго и морские чайки. Большинство видов животных завезены поселенцами - домашний скот, кошки, кролики, крысы, обезьяны и собаки. Воды островов богаты рыбой и в частности, кефалью, лососем, макрелью, тунцом и сельдью. Встречаются киты, дельфины крупные морские черепахи».
- Все ясно, благодарю Валерий Николаевич. А как у острова с глубинами?
Оба склонились над картой и принялись внимательно ее рассматривать.
- Что ж, вполне приемлемо, - сказал через минуту Туровер, - главное не напороться на рифы...
Глава 4. В Эдеме
На подходе к острову всех поочередно собрали в офицерской кают - компании и командир вместе старпомом и помощником провели инструктаж.
- Время нахождения команды на острове будет зависеть от выполнения работ, необходимых для дальнейшего плавания, - начал капитан 3 ранга. - Это в первую очередь ремонт цистерны пресной воды и ее пополнение, - посмотрел он на механика и тот согласно кивнул, - а также закупка свежей провизии, чем займется помощник командира.
При сходе на берег и общении с местным населением, государственную принадлежность корабля не раскрывать и представляться польскими моряками. - Надеюсь, это понятно? - обвел Туровер взглядом присутствующих.
- Да, понятно, - дружно ответили офицеры и мичмана.
- В этих же целях,- продолжил он, - на берег сходить только в камуфляже без знаков различия и документов. Ответственные командиры боевых частей и служб.
- Вы, Глеб Романович, - обратился Туровер к Котову, - обеспечите охрану корабля, и в том числе в противодиверсионном плане, - кивнул на спецназовцев. - Ну а мы с помощником проведем все необходимые переговоры с местными властями. Вопросы? – стряхнул со стола невидимую пылинку командир.
- У матросов нет вопросов, - ответил за всех механик. - Разрешите быть свободными, Виктор Петрович?
- Разрешаю, - сказал Туровер, и все, кроме старпома и помощника, оживленно переговариваясь, покинули место сбора.
- Ну что, Саня, надеюсь, ты не забыл родной язык? - поинтересовался командир у Майского, у которого отец был поляком.
- Обижаешь, пан начальник, - солидно прогудел тот, - я даже их песни знаю, и игриво затянул
Мы млодзи, мы млодзи,
Нам бимбер не зашкодзи,
Венц пиймы го шклянками
Хто з нами, хто з нами!
- Что за тарабарщина, переведи, - улыбнулся Котов, - а то только одно знакомое слово.
- «Мы молоды, мы молоды, нам бимбер* не повредит. Так пьем его стаканами, кто с нами, кто с нами», - толкнул Майский старпома в бок, и все рассмеялись.
Ранним утром, едва первые лучи солнца осветили бескрайнюю даль океана, миновав коралловый риф, «Танго», попыхивая синим дымком из газовыхлопа, вошел в одну из тянущихся вдоль острова голубых лагун*. Как только эхолот показал десятиметровую глубину, с мостика прозвучала команда, под водой отвалился привальный щит, и вниз заскользили смычки якорной цепи.
- Якорь встал! - металлически донеслось из «каштана».
- Есть! - отрепетовал* Туровер и вскинул к глазам бинокль.
Из-под высоких, с перистыми листьями пальм, склонившихся над золотистым пляжем, появилась группа темнокожих людей и приветственно замахала руками.
- А вот и хозяева, - сказал стоящий рядом, облаченный в панаму и тропическую форму Лисицын. Помимо немецкого, он немного владел португальским и был назначен переводчиком.
Спустя несколько минут от небольшого свайного причала отошел катер и, треща мотором, понесся к субмарине. На нем находились полуголый, в коротких штанах рулевой и двое, одетых в шорты и цветастые рубахи мужчин.
Стоящие на надстройке моряки приняли конец, и один из них ловко забрался по шторм - трапу на палубу, где его встретили спустившиеся вниз Туровер с помощником и Лисицын
- Бон диа*, - белозубо улыбнулся гость и поочередно протянул всем руку.
Вслед за этим он быстро произнес еще несколько фраз и вопросительно уставился на офицеров.
- Дига ума вэж майш пур, - ответил туземцу Лисицын. - Я попросил его говорить помедленнее, - обернулся он к Туроверу.
Затем между прибывшим и ученым последовал диалог, в ходе которого выяснилось, что тот глава местного муниципалитета, рад приветствовать гостей и интересуется, откуда они прибыли и для каких целей.
- Выскажите ему ответную признательность и сообщите, что корабль польский, потерпел небольшую аварию и нуждается в краткосрочном ремонте, - наклонился Туровер к Лисицыну.
Снова последовал оживленный обмен фразами, и Хуан Мария Перейра, так звали чиновника, благосклонно кивнул.
- Он согласен, готов оказать нам помощь, и приглашает посетить остров, - сказал Лисицын.
- Поблагодарите господина Перейру от моего имени, Клавдий Павлович, а заодно выясните, сможем ли мы здесь заправиться пресной водой и купить провизию для команды?
Когда ученый перевел сказанное Туровером, Перейра, оживленно жестикулируя, обменялся десятком фраз с сидящим в катере вторым человеком в шортах, и оба, судя по виду, пришли к общему мнению.
- Господин Перейра и его суперинтендант* Родригес, - указал Лисицын на сидящего в катере, готовы снабдить нас тем и другим за умеренную плату.
- Ну что ж, принимается - сощурил глаза от солнца Туровер. - Мы можем расплатиться американскими долларами.
- О, цифрао, обригадо! - приподнял шляпу на голове суперинтендант.
- Все ясно, - улыбнулся командир, переводить не надо.
После этого, дав старпому с механиком необходимые указания о начале работ по ремонту цистерны и подготовке ее к приему воды, Туровер с помощником и Лисицыным спустились в катер, Перейра бросил несколько слов рулевому и суденышко понеслось в сторону причала.
На берегу их встретила несколько возросшая группа островитян, которые оживленно переговаривались, и с интересом пялились на лодку. В их числе были совсем темные негры, шоколадного цвета мулаты и желтоватые креолы.
- Дети Южных морей, - окинул аборигенов взглядом Лисицын. - Помесь Африки и Европы.
Как только катер пристал к пристани, и гости сошли на берег, все замолчали и уважительно воззрились на моряков.
- Порфавор*, - сделал приглашающий жест Перейра и первым зашагал по тропинке в сторону пальмовой рощи.
Там, в прохладной тени, стоял открытый «лендровер», все уселись в машину и она выкатили на хорошо наезженную грунтовую дорогу. Минут через десять, проехав оживающий под лучами утреннего солнца тропический лес, благоухающий запахами неведомых цветов и растений, автомобиль выехал на равнину, где на фоне синеющего вдали горного ландшафта, виднелся небольшой, утопающий в зелени городок.
Десяток застроенных коттеджами и белыми, утопающими в садах домиками улиц, старая, колониального типа католическая церковь, длинный ряд магазинов и лавок, и здание муниципалитета с сине-белым флагом на центральной площади. В воздухе витал запах кофе, цветущего жасмина и мелодичный звон колокола, призывающих горожан к утренней мессе.
- Да, райское место, - с чувством сказал помощник, когда все вышли из машины.
В муниципалитете царил прохладный полумрак, из высоких стрельчатых окон лились столбы света, под ногами серели каменные, истертые временем плиты.
В течение следующего получаса, разместившись в кабинете мэра, с портретом президента Антониу Монтейру* на стене и орущим в клетке попугаем, обе стороны, покуривая душистые сигары, договаривались о цене необходимого для корабля провианта, а также доставке на него пресной воды.
Из съестного Туровер заказал десяток бычков и свиней, сыр, свежие яйца и овощи, а также кофе и несколько ящиков виноградного вина. За все это мэр с суперинтендантом получили две тысячи долларов и рассыпались в благодарностях.
Затем чиновники пригласили гостей позавтракать и все направились в расположенный на другом конце площади, ресторан. Он был небольшим, с открытой, увитой плющом террасой и чудесным видом на море.
Обслуживали стол две молоденьких шоколадных мулатки, которые вызвали искреннее восхищение у помощника. Заметив это, хозяева весело рассмеялись, и Перейра что-то сказал Лисицыну.
- Господин мэр сообщает, что в городке есть увеселительное заведение, где наши моряки могли бы отлично провести время, - смущаясь, перевел тот.
- А что, Виктор, может дадим ребятам пару дней отдыха? - наклонился к Туроверу Майский - Команда почти месяц в море, люди устали.
- Посмотрим, - не сразу ответил тот. - Кстати, Клавдий Павлович, - выясните у хозяев, ожидаются ли сюда представители из центра.
Лисицын задал этот вопрос Перейре, тот разразился целой тирадой и экспрессивно повертел головой.
- Господин мэр волен в своих поступках, считает нас своими гостями и не находит нужным беспокоить островную администрацию, - бесстрастно перевел ученый.
- Ну, вот видишь, чего мы теряем? - принял от официантки салфетку капитан-лейтенант и незаметно ущипнул ее за попку.
- Я подумаю, - кивнул Туровер, после чего все стали слушать тост мэра.
Завтрак проходил легко и непринужденно, гостям очень понравились телятина и лобстеры, а также пряный козий сыр и экзотические фрукты.
- Да, давненько я так не излишествовал, - сказал Клавдий Павлович, с удовольствием смакуя золотистую мадеру.
Спустя непродолжительное время Родригес, извинившись, покинул компанию и отправился выполнять заказ, а оставшиеся беседовали и пили ароматный кофе.
Когда, спустя час, лендровер мэра снова подъехал к лагуне, там кипела работа.
На корме лодки всплескивала электросварка, из легкого корпуса доносился стук пневмомолотка.
- Ну, как тут у вас дела? - поинтересовался у старпома Туровер, когда тот же катер доставил их с помощником на борт.
- Все нормально командир, с цистерной заканчиваем, только вот аборигены мешают. Приказал вахте отгонять.
- Каким же это образом? - оглянулся на берег Туровер.
Там, у черты прибоя, покачивались несколько парусных лодок, откуда в сторону корабля что-то весело кричали и размахивали руками.
- Да подплывают и предлагают различные продукты, а нам платить сам знаешь, нечем.
- Не парься, Глебушка, - успокоил его Майский, - все уже заказано, прикажи интенданту готовить провизионки.
- Гм, - это меняет дело, довольно крякнул Котов и приказал вызвать интенданта.
А из кормы, вытирая руки ветошью, подошел взмыленный механик.
- Ну и жара, - просипел он, - как в парилке.
- С цистерной все, закончили, - вскинул глаза на командира, - а вот с приемом воды с берега незадача, у нас не хватит длины рукавов.
Туровер достал из кармана беломорину, дунул в мундштук и закурил.
- Незадача говоришь? - пустил вверх струйку дыма. - А мы поступим следующим образом. Наймем у тех ребят пару шлюпок, - кивнул на островитян, тщательно их отдраим, наполним пресной водой и доставим к лодке. Ну а оттуда перекачаем в цистерны.
- А что? - дельная мысль, - довольно засопел механик. - Щас прикажу выдать наверх помпу.
- И учти, Петр Григорьевич, не моя, - поднял Туровер вверх палец. - Так делали карибские пираты, заходя для пополнения запасов в такие вот лагуны.
- Пираты? - изобразил работу мысли механик. - Вот сукины дети, чего придумали!
В это время из рубочной двери появился Штейн и подошел к группе.
- Товарищ командир, у меня просьба.
- Слушаю тебя, Яков Павлович.
- В корпусе жара под тридцать. Разрешите свободным от вахты купание.
- А как тут насчет акул, вы не в курсе? - покосился Туровер на Лисицына.
- За завтраком я спрашивал об этом суперинтенданта. - Они подходят к острову только в ночное время.
- Ну что же, «док», в таком случае разрешаю. Свободные от вахты могут купаться посменно. Прикажите вооружить спасательный плот. Вы - старший. А ты, Глеб Романович, - обернулся Туровер к Котову, - выставь на мостике на всякий случай наблюдателя со взрывпакетами и автоматом.
Спустя непродолжительное время, от борта субмарины отвалил оранжевого цвета резиновый плот, с первой группой подводников.
- Навались! - командовал на корме доктор, и короткие весла пенили воду.
Вскоре золотистый пляж огласился радостными воплями, и в синь волн бросились десяток бледных тел.
- Обрадовались черти, - ласково произнес Туровер и почувствовал, как к спине липнет рубаха.
Вторым рейсом, с очередной группой на берег отправились помощник с Лисицыным и начали переговоры с туземцами о лодках. Судя по всему, они прошли успешно, островитяне выгрузили из двух все лишнее и, вместе с искупавшимися моряками, тщательно промыли их водой с песком.
Когда на берег въехал грузовик-цистерна, в сопровождении серебристого «фольксвагена», из которого выбрался суперинтендант, обе посудины были продезинфицированы и на них завели поданные с лодки концы.
Родригес что-то сообщил стоящим на причале Лисицыну с помощником, потом махнул рукой, и грузовик сдал задом в сторону покачивающихся у свай лодок.
Затем из него выпрыгнул курчавый шофер, забросил в первую брезентовый рукав цистерны и повернул вентиль.
После того, как обе лодки до краев наполнились прозрачной водой, загудел корабельный шпиль* и их поочередно подтянули к борту. Вслед за этим в корме заработала помпа, перекачивая желанную влагу в приемники цистерн «Танго».
- Вода отличная, я проверил, - доложил командиру доктор. - Как сказал Клавдий Павлович, они доставили ее из минерального источника.
- Добро, - ответил Туровер. - Отправляйте на берег очередную партию.
Ближе к обеду, когда солнце висело в зените, а надстройка субмарины больно обжигала ноги, запас воды был пополнен и грузовик, пыхнув дымом, исчез в роще.
- Клавдий Павлович, - обернулся сидящий на разножке в рубке Туровер к Лисицыну, - пригласите господина Родригеса на обед.
Ученый наклонился к посасывающему сигару суперинтенданту, тот благосклонно ответил «обригадо», после чего все встали и направились к рубочному люку.
В офицерской кают-компании уже был накрыт стол на шестерых, и командование с Лисицыным и гостем, солидно расселись по местам.
По случаю приема столь высокого лица, на белоснежной скатерти красовались фаянсовые, с золотыми якорями приборы, хрустальные рюмки и всяческие закуски.
В их числе были красная пайковая икра, отсвечивающая золотом прослойки северная консервированная семга и маринованные, с дразнящим запахом, пупырчатые огурчики. Здесь же, в самом центре, стояли две запотевших бутылки янтарного «Немирова», с плавающими на дне перчиками.
- Однако! - удивился командир, - а горилка с перцем откуда?
- Это из моих запасов, - скромно пожал плечами Майский. - Тарас Юрьевич, давай, подавай первое!
Облаченный в накрахмаленную куртку Хлебойко кивнул из раздаточного окошка, и расторопный вестовой быстро обнес присутствующих тарелками с наваристым борщом.
- За хозяев этих чудных мест! - поднял командир наполненную рюмку, и к ней потянулись еще пять.
- Ису конвэй-мэ !* - воскликнул выпив свою суперинтендант, и Котов протянул ему наколотый на вилку корнишон. Тот принял, осторожно похрустел, и вожделенно уставился на рюмку.
По завершению обеда, несколько осоловевший Родригес сообщаил, что все продовольствие, будет доставлено на корабль следующим утром, а сегодня вечером они с мэром приглашают старших офицеров на дружеский ужин. Вслед за этим гостя бережно подняли наверх, препроводили в катер, а потом к машине и та, задорно пропев клаксоном, отъехала от берега.
- Крепкий мужик, - уважительно хмыкнул Котов. - В такую жару сам выкушал почти бутылку и ничего.
К вечеру зной немного спал, с берега подул свежий бриз и свободным от вахты разрешили сход на берег.
- Можете посетить город, осмотреть его и к 23.00 всем быть на борту, - напутстовал старпом выстроенных на палубе увольняемых.- Командиры боевых частей и начальники служб отвечают за порядок. Кто вернется «под шафе»*, будет иметь дело со мной. Все понятно?
- Понятно, - ответили из строя.
- Глеб Романович, а можно мы потом займемся подводной охотой? Тут полно рыбы, - сказал один из боевых пловцов.
- Нет вопросов, - ответил Котов. - Занимайтесь.
Когда последняя партия моряков съехала на берег и, весело переговариваясь, исчезла в роще, оттуда появился «лендровер» мэра, и остановился рядом с пристанью.
Чуть позже он отъехал, увозя с собой командира со старпомом, и механика с Лисицыным.
- Да, видать не попробовать мне той мулаточки, - вздохнул стоящий в рубке Майский, оставленный за старшего.
У борта о чем-то тихо шепталось море.
На этот раз Перейра привез своих гостей в местный отель, выстроенный на склоне горы, под сенью гигантских цветущих деревьев. Он называется «Boa Vista» и весело искрился неоновой вывеской.
- Ну и деревья,- задрал вверх голову Котов. - Никогда таких не видел.
- Это эвкалипт царственный, - вдохнул нежный аромат Лисицын, - по латыни Eucal;ptus r;gnans . Считается самым высоким цветковым растением на планете. Деревья этого вида достигают высоты сто и более метров. Кстати, они весьма ценные. В начале века царственные эвкалипты использовались в основном при производстве бумаги, сейчас же их древесина экспортируется в Европу для изготовления каркасных домов, мебели и шпал. Ну а кора и листья, богатые эфирными маслами, широко применяются в фармакологии.
На первом этаже отеля всех встретил суперинтендант с хозяином - худощавым, модно одетым, средних лет мужчиной, мэр представил гостей, тот радушно пожал всем руки и пригласил следовать за собой.
Миновав просторный зал ресторана, с немногочисленными, сидящими за столиками посетителями и поющими на эстраде музыкантами, все поднялись на второй этаж, прошди по длинному, с ковровой дорожкой коридору, куда выходили полированные двери десятка номеров и оказались на широком, окаймленном цветущими растениями, каменном балконе.
С него открывался прекрасный вид на виднеющиеся вдали, причудливо окрашенные в закатные цвета горы, окаймляющие их внизу тропические леса и одну из морских лагун.
- Да, картина достойная кисти художника, - сказал Туровер, усаживаясь на предложенное ему место.
Все остальные тоже расселись вокруг единственного, изыскано накрытого стола, хозяин щелкнул пальцами, и, как по волшебству, из расположенной сбоку двери, появились несколько одетых в легкие туники и с цветками жасмина в волосах девушек, грациозно несущих в руках тяжелые подносы. На них распространяли дразнящие запахи неведомые морякам яства, которые с изяществом были водружены на стол, и амазонки упорхнули.
- Пур фавор*, - обвел рукой все это великолепие хозяин, а Родригес хлопнул в воздух пробкой стоящей в ведерке со льдом одной из бутылок шампанского.
Первый тост провозгласили за дружбу между народами, все встали и тонко зазвенели бокалы.
- Господин Мануэль, - показал Лисицын глазами на хозяина отеля, - предлагает нам для начала отведать лангустов с арахисом, они весьма подходят к «Вдове Клико»*
Офицеры попробовали и нашли блюда весьма вкусным.
- Чем-то похожи на дальневосточных крабов, - положил себе еще механик и покосился на золотистую бутылку с малагой.
Ужин постепенно набирал обороты, звучали очередные тосты и менялись экзотические кушанья. За лангустами последовало национальное островное блюдо «качупа», состоящее из сладкого батата, нежной свинины и фасоли, потом «бочада» - блюдо из желудка и крови молодого ягненка, а также многое другое.
- Гостеприимные, однако, эти португальцы, - вытянув очередную рюмку коньяка, закусил долькой ананаса Котов.
- Да, в этом им не откажешь, - улыбнулся Туровер и дружески потрепал по плечу Перейру.
- Смею заметить, европейцев на этих островах всего один процент, - сдобрив устрицу лимонным соком, высосал ее Лисицын. - А хозяин отеля, мэр и суперинтендант креолы, их здесь большинство.
- А я видел на берегу и негров, - подлил себе малаги в бокал Боженко.
- Все верно, - утер руки салфеткой ученый. - Это представители местных африканских племен манджак, баланте и банту. Их всего процентов двадцать.
В это время Перейра с Родригесом о чем-то негромко поговорили с Мануэлем, тот с готовностью кивнул и приложил к уху мобильный телефон.
Когда девушки, убрав со стола лишнюю посуду, подали гостям островной, состоящий из воздушного печенья с медом, бананового кекса и папайи с кофе, десерт, ведущая на балкон дверь распахнулась, и на нем появились трое смуглых музыкантов с гитарами и чем-то вроде барабана.
- Боа нойте*, - широко улыбнулся самый старший, и вся тройка уселась на стоящие у парапета стулья.
В темном высоком небе пушисто мерцали далекие звезды, где-то в кронах деревьев трещали цикады, и в воздухе поплыла, перемежающаяся тихими аккордами, прекрасная грустная мелодия.
- Здорово поют, - утер носовым платком повлажневшие глаза механик. - Почти как у нас на Полтавщине.
Когда замер последний аккорд, Мануэль что-то сказал стоящим неподалеку девушкам и одна из них обнесла музыкантов налитым в высокие стаканы портвейном.
Выпив, они лукаво переглянулись, пальцы самого старшего быстро пробежали по грифу, и под серебряный звон гитар и рокот барабана, к небу понеслась задорная бразильская самба. Глаза у всех начали восторженно блестеть, губы расплылись в улыбках, а ноги стали непроизвольно притопывать.
Родригес, издав какой-то гортанный звук, вскочил из-за стола и, отбивая ногами мелкую дробь, чертом приблизился к девушкам. Те томно опустили глаза, и, играя бедрами, двинулись ему навстречу.
- Лихо пляшут! - наклонился к Туроверу Котов.
Тот жевал свою неизменную беломорину и звонко прихлопывал в ладоши.
Когда в первом часу ночи автомобили мэра и суперинтенданта остановились на берегу лагуны, там ярко горел костер, причудливо освещая уснувшую рощу и чернеющий на воде с включенными якорными огнями «Танго», по палубе которого расхаживала темная тень с автоматом.
Хлопнули дверцы и машины, развернувшись, уехали, а офицеры, хрустя песком, направились к костру.
- Ну, как отдохнули? - отряхивая с шорт песок, поднялся навстречу Майский.
Здесь же, на белесом комле выброшенного морем бревна, сидели полковник-летчик и два боевых пловца.
- Нормально, - опустился рядом Туровер. - Не спится, Георгий Иванович? - обратился он к полковнику.
- Такая ночь, - кивнул тот на звезды. - Какой уж тут сон.
- Да, красота, - обозрел мерцающее небо Котов. - Во-во, глядите!
Сверху сорвалась звезда, и, прочертив яркий след, исчезла за горизонтом.
- Чья-то душа отправилась в рай, - вздохнул механик, - красиво.
- Значит так, Виктор, - обратился Туровер к Майскому. - Сегодня утром загрузим продукты и даем команде двое суток отдыха. Дальше никаких заходов не будет.
- Ясно, - пошевелил тот палкой костер, и вверх взлетел рубиновый сноп искр.
Как только небо на востоке начало розоветь и стихло дыхание ночного бриза, со стороны рощи донесся шум мотора, и к причалу подкатил тяжело груженый «Камаз».
- Эка куда его занесло, - удивился стоящий в рубке вахтенный офицер и объявил на корабле аврал.
Спустя полчаса, между субмариной и берегом сновали плот и две нанятые лодки, в которых на борт доставлялась провизия. С шутками и веселым матерком, подводники опускали в отдраенные люки многочисленные ящики, мешки и коробки, загружали связки бананов, сетки ананасов и другие фрукты.
А когда из-за гор поднялось солнце, среди пальм раздалось мычание бычков и визг свиней, что вызвало беспокойство интенданта.
- Это что же, они их живыми пригнали? - покосился Старов на Майского.
- Ну да, - сплюнул тот за борт. - Что б по дороге не протухли. Давай, туда кока и боцкоманду*, пускай режут.
- А чего мы? - выпучил глаза боцман Полетаев, коренастый, с широченными плечами крепыш. - Лучше кок, это его дело.
- Не, я не умею, - завертел бритой головой Хлебойко. - Разве что курицу, или там утку.
- Александр Иваныч, давай я со своими ребятами, - вызвался стоящий рядом капитан-лейтенант Рыбаков и кивнул на спускающих в люк тяжеленный ящик, боевых пловцов.
- Валяй, - без раздумий ответил Майский (накануне те загарпунили морскую черепаху, и кок сварил из нее вкуснейший суп).
- За мной, - бросил Рыбаков диверсантам, и те по - кошачьи спустились в лодку.
- Ну а вы чего мух ловите? - обернулся помощник к интенданту с коком. - Берите людей и тащите туда все что нужно.
В роще, на поляне, под надзором нескольких аборигенов, лениво пережевывали жвачку пять, привязанных к деревьям упитанных бычков, и тут же недовольно похрюкивали, уже стреноженные свиньи.
- Бон диа, - приподнял широкополую шляпу один из мулатов и, кивнув на бычков, чиркнул себя ребром ладони по горлу - режьте.
- Си-си, - радостно поддержали его приятели и тоже поощрительно замахали руками.
- Так, Гена, - попробовал на ладони острие десантной финки Рыбаков, - давай первого.
Гена, а точнее лейтенант Флуераш, лениво приблизился к первому быку, несколько секунд смотрел в выпуклые глаза животного, а потом ребром ладони нанес ему молниеносный удар в лоб. Раздался характерный треск, животное взмыкнуло и грузно повалилось на землю.
В ту же секунду мелькнула финка Рыбакова, и из перерезанного горла с бульканьем полилась кровь.
Мулаты оторопело переглянулись, а в боцкоманде послышались возгласы удивления.
Таким же образом, закончили свой земной путь остальные тельцы*, после чего моряки, под руководством кока, приступили к их разделке.
- Ну и удар же у тебя лейтенант, как кувалдой, - уважительно сказал Флуерашу интендант. - А кирпичи, как десантники можешь?
- Нет, - ухмыльнулся тот. - Кирпичей жалко.
Когда издающее парной запах мясо переправили на лодку и объявили небольшой перекур, Хлебойко поиннтересовался у Рыбакова, как те будут бить свиней.
- А по этим делам у нас вот Костя спец, - кивнул на Балуту офицер. - Он из Полесья и знает, что и как.
- Слышь, Костя, - тронул за плечо, сидящего на корточках мичмана Хлебойко. – Ты режь так, что б мне кровь собрать. Наделаем ребятам украинских колбас.
- Колбасы то хорошо, - мечтательно затянулся сигаретой Балута, потом загасил ее в траве, встал и направился к свиньям.
В течение нескольких минут на поляне стоял пронзительный визг, после чего парная свинина тоже отправилась по назначению.
Привлеченные запахом свежей крови, откуда-то появились несколько собак и, урча, стали пожирать внутренности, а мулаты изъявили желание забрать бычьи шкуры.
- Берите ребята, - великодушно разрешил Старов и вручил каждому по пачке сигарет. Те поблагодарили и, весело переговариваясь, отправились в расположенную неподалеку деревню.
К полудню погрузка завершилась, команда освежилась в море и приступила к обеду под кронами струящихся по ветру пальм, на двух разостланных брезентах. На первое был наваристый суп с бататами и специями, на второе издающие дразнящий запах, сочные отбивные, а на десерт бананы, манго и горячий кофе.
Затем наступил «адмиральский час»*, и свободные от вахты сладко уснули в тени под пальмами.
Всю вторую половину дня подводники уделили технике, приведению корабля в порядок и стирке обмундирования, а вечером, во главе с помощником, на берег съехала первая партия увольняемых.
Часть их них отправилась в близлежащую деревню, поглазеть на традиционные в этих местах петушиные бои и попить понравившегося морякам пальмового вина, а остальные, в том числе и Майский, отправились в городок.
Там группы разбились по интересам, и стали воплощать их в жизнь.
Доктор, со штурманом, Соболевым и Лисицыным, проследовали на местный рынок и долго бродили в его пестром многоголосье. Они с интересом разглядывали разложенные на лотках тропические овощи и фрукты, всевозможные дары моря и предметы местного творчества. В одном из рядов, где продавали всевозможные специи, пряности и кофе, внимание моряков привлекли корзины, наполненные розоватыми, наподобие арахиса зернами.
Помогая себе жестами, Лисицын вступил в разговор с торгующей ими дородной негритянкой и выяснил, что это орехи колы, которые американцы используют для приготовления своего знаменитого напитка. Здесь же, в рогожных мешках, стояли издающие пряный запах листья, активно покупавшиеся местными аборигенами.
- Кока - взял щепотку и понюхал ее Клавдий Павлович. - Я пробовал ее на одной из зимовок в Антарктиде.
- Что еще за кока? - недоверчиво покосился на листья Мельников.
- О, это дивное растение, - положил щепотку на место Лисицын. - Его листья человечество использует уже несколько тысячелетий. В качестве психостимулятора они применялись индейцами Южной Америки с третьего века до нашей эры.
В империи инков жевание листьев коки было распространено среди жрецов и знати. Активно использовалось оно и в повседневной жизни. Так как инки не знали лошадей и других верховых животных, все срочные сообщения доставлялись гонцами, и для преодоления усталости и повышения выносливости те брали с собой сушёные листья коки.
Воинам перед марш-броском выдавались специальные порции, что ускоряло марш и позволяло преодолевать значительные расстояния.
Кроме того, эти листья использовались индейцами в медицинских и религиозных целях, а также как средство для снятия чувств усталости и голода.
Считается, что первым листья коки в Европу доставил в 1505 году Америго Веспуччи. Поначалу сами испанцы с презрением относились ко всем проявлениям культуры коренных жителей и поэтому не проявляли интереса к обычаям, связанным с жеванием листьев растения. Но вскоре отношение к коке здесь стало меняться и о ней заговорили как об «эликсире жизни».
- Да вы, Клавдий Павлович, просто ходячая энциклопедия, - сказал Соболев и, взяв из мешка один листок, принялся его жевать.
- На полярных станциях много различных ученых, - пожал плечами Лисицын, - ну и приходится общаться. Кстати и современная медицина подтверждает целебные свойства этого растения, Оно прекрасный антисептик, снимает "синдром высоты" и физическую боль, а также незаменимо при лечении открытых ран и ожогов.
- И, добавлю, весьма недурное на вкус, - работая челюстями, пробормотал оператор.
- Я тоже кое - что слышал об этом препарате, - заявил Штейн.- Оно очень пригодится нам в плавании, особенно в антарктических широтах. Клавдий Павлович, спросите пожалуйста, у этой мадам, сколько стоит мешок?
Лисицын снова обратился к внимательно наблюдающей за ними торговке, и та назвала цену.
- Почти даром, - благодушно заявил доктор и полез в карман за деньгами.
А в это же самое время, посетив парикмахерскую и благоухая одеколоном, помощник с минером вошли в расположенный напротив мэрии ресторан и уселись за один из столиков.
Через минуту рядом возникла уже знакомая Майскому девушка и, улыбаясь, кивнула ему как старому знакомому.
- Классная малышка, - облизнулся Нечаев. - Откуда она тебя знает?
- Секрет, - ответил Майский и, подвинув к себе меню, сделал заказ.
Когда Беатрис, так зовут девицу, играя бедрами принесла на подносе коньяк, шампанское и различные закуски, Майский сделал элегантный жест и пригласил ее к столу.
- Нау, - отрицательно завертела та задорной челкой, затем показала на висящие над стойкой большие часы и подняла вверх один пальчик.
- Все ясно, ты освободишься через один час? - вопросительно посмотрел на нее помощник.
- Си, - улыбнулась девушка и упорхнула к другому столику.
- Ну что, Серега, - подмигнул Нечаеву капитан-лейтенант, - предадимся разврату?
- А то! - воскликнул минер и набулькал коньяк в бокалы.
Спустя час, вся тройка вышла из ресторана, Беатрис махнула рукой проезжающему такси, и машина, останавливаясь, скрипнула тормозами.
- Эсплада, - бросили девушка черномазому водителю, когда все уселись в салон, и такси свернуло на одну из улиц.
Через квартал в него подсела еще одна девушка, и вскоре автомобиль припарковался у небольшого отеля, с вывеской «Эсплада» на фасаде.
Майский расплатился местными эскудо, которые офицеры получили на сдачу в ресторане, все вышли из машины и направились к высокой двери.
- Нэсэситу ун апартаменту пара дойш*, - мелодичным голоском прощебетала подруга Беатрис лимонного цвета полному консьержу, тот чуть поклонился и пригласил всех следовать за собой.
Предложенный им на втором этаже номер, с просторным холлом, стереосистемой и двумя светлыми комнатами всем понравился, минер сделал очередной заказ, а Майский включил музыку.
Tombe la neige
Tu ne viendras pas ce soir
Tombe la neige
Et mon c;ur s’habille de noir
возник в воздухе чувственный баритон и стало романтично
- «Падает снег», Сальваторе Адамо, - взглянул на центр Нечаев. - Очень сексуальная песня.
Через пять минут миловидная горничная в белом фартучке вкатила в холл низкий сервировочный столик, с напитками, шоколадом и фруктами, гости расселись вокруг, и Майский наполнил бокалы.
- Ну, за любовь! - с чувством произнес он, бокалы с шампанским сдвинулись, и девушки звонко рассмеялись.
Затем последовал второй, за дам, голос Адамо навевал грезы, пары встали и томно задвигались в танце.
- Кому сэ шама? - тесно прижавшись к Майскому тихо произнесла Беатрис.
- Александр, - пробормотал тот, нежно поглаживая ее упругие бедра.
Потом они оказываются в соседней комнате, слились в поцелуе и стали лихорадочно сбрасывать с себя одежду. А еще через минуту, стройные ножки лежащей на тахте девушки, ритмично подрагивали на плечах помощника, а смуглые, с розовыми сосками грудки, колыхались у его лица.
Это длилось минут десять, затем поза сменилась, и наверху оказалась Беатрис. Она скакала на Майском подобно наезднице, тонко вскрикивая и взблескивая в солнечных лучах темной гривкой волос.
Примерно через час, приведя себя в порядок, они снова сидели в холле, тянули из бокалов шампанское и слушали музыку.
Из смежной комнаты доносился размеренный скрип кровати, и громкие всхлипы Марии, так звали вторую девушку.
- Белиссимо, - восхищенно шепнула Беатрис и посмотрела в ту сторону.
- Ну да, оголодали за месяц в море, - закурил сигарету Майский. - Там прекрасного пола нету.
Словно в подтверждение этих слов, за стеной послышался громкий треск, звук падения тел и веселый хохот.
- Ну, я ж говорил,- рассмеялся Майский, пуская вверх колечки дыма.
Через пару минут в холле появилась разгоряченная пара, и ей вручили по прохладному бокалу.
- Черт, кровать сломалась,- плюхнулся в кресло Нечаев, усадил Марию на колени и они выпили на брудершафт.
Tu ne viendras pas ce soir
Me crie mon d;sespoir
Mais tombe la neige
Impassible man;ge
страстно хрипел Адамо.
Расстались влюбленные, когда на синеющие вдалеке горы легли вечерние тени, и в церкви зазвонили к вечерней мессе.
- Классные девочки, - довольно сказал минер, когда они с Майским укладывались спать у себя в каюте. - Это ж надо, даже денег не взяли.
- Не все меряется деньгами, Сережа, - зевнул помощник, и они провалились в сон. Крепкий и здоровый, которого давно не знали.
А на следующую ночь, когда в небе повисла луна и зажглись звезды, «Танго» выбрал якорь, и, тихо постукивая дизелями, последовал к выходу из лагуны.
- Ну, вот и все, - провожая глазами удаляющийся берег с пальмами и золотым песком, сказал стоящему рядом помощнику Туровер. - Механик, прибавить оборотов!..
Глава 5. День Нептуна
Через несколько дней, на подходе к Гвинейской котловине, корабль попал в трехдневный шторм, и его отнесло на сотню миль к западу.
- М-да, - недовольно сказал по этому поводу Туровер, выслушав очередной доклад механика. - Придется, Петр Григорьевич, перейти на жесткую экономию топлива. И, спустившись с мостика, ушел прикорнуть к себе в каюту.
Перед самым утром над его койкой раздался резкий зуммер телефонного звонка и, чертыхнувшись, капитан 3 ранга выщелкнул из штатива трубку.
- Товарищ командир, просьба прибыть в центральный пост, - доложил вахтенный офицер. - Наверху нештатная ситуация.
- Что еще за ситуация? - пробурчал Туровер, - щас буду. И потянулся к висящим на стуле шортам.
В центральном, за перископом атаки*, уже застыл Котов, а вахтенный офицер сделал шаг навстречу.
- В пять утра, - кивнул старший лейтенант на корабельные часы, - радиометристы засекли надводную цель, и я, согласно инструкции погрузился. А затем, через пятнадцать минут, на пересечении с нашим курсом возник сухогруз, и его со стороны берега атаковали катера.
- Катера говоришь? Интересно, - зевнул Туровер и оттер старпома плечом от перископа.
На поверхности, в миле от лодки, на океанской глади неподвижно застыло громадное судно, на которое, с двух покачивающихся у борта катеров, карабкались вооруженные люди. Сверху их поливали из брандспойтов, а снизу взблескивали вспышки автоматных очередей.
- Пираты, твою мать, - процедил Туровер и приказал подойти ближе.
Когда лодка оказалась метрах в пятистах от места событий и с верхней палубы, кувыркаясь в воздухе, вниз полетел какой-то моряк, субмарина всплыла, и с ее рубки открыли пулеметный огонь по атакующим.
Первой же очередью установленного на обводе РПК*, Флуераш попал в моторное отделение одного из катеров и тот взорвался.
- Что б служба раем не казалась, - процедил боевой пловец и развернул пулемет в сторону второго, резво отваливающего от борта.
- А ну - ка, погоди лейтенант, - остановил его Туровер и приказал вызвать наверх Соболева.
Когда через пару минут тот шагнул в рубку, командир показал рукой на удаляющийся катер.
- Хотелось бы взглянуть, на ваш резонатор в действии, Рид Петрович. - Вот цель. Современные пираты. По международным правилам они вне закона.
- Нет вопросов, Виктор Петрович - глядя на быстро удаляющееся суденышко, ответил Соболев и быстро исчез в люке.
- Уйдет, уйдет гад, - наблюдая за катером в бинокль, притопывал ногой от нетерпения Майский, а Флуераш не выпускал цель из визира прицела.
Потом из гидроакустической рубки последовал доклад о готовности, Туровер отдал команду, и все с напряжением стали вглядываться в уже едва различимую точку.
А она неожиданно сбавила ход, потом завихляла из стороны в сторону и замерла.
- Прыгают за борт, один, второй третий..! - заорал Майский, и лодка направилась в ту сторону.
На качающемся на волнах катере было пусто, а вокруг плавали несколько бейсболок и растекались масляные пятна крови.
- Акулы сожрали, - констатировал Флуераш.
- Да, серьезное оружие, - нахмурился командир.- Боцман, право на борт. Возвращаемся к сухогрузу.
- А коробка зовется «Леди Макбет», - сказал помощник, когда «Танго» застыл в сотне метров от судна. - Идет под Панамским флагом.
Между тем на судне отвалили шлюпбалку, вниз спустили баркас, и он, чихая двигателем, направился к лодке.
- Пошли встречать спасенных, - прищурился от солнца Туровер и, приказав вооружить шторм - трап, вместе с Майским вышел на надстройку.
- Стоп машина! - донеслось с баркаса и, описав плавную циркуляцию, он пристал к борту.
- Ты смотри, никак земляки? - удивился Майский, наблюдая за взбиравшимся по трапу человеком.
- Ду ю спик инглиш? - поинтересовался ступив на палубу коренастый крепыш, с золотистыми погонами торгового флота на рубашке.
- Давай по - нашему, не ошибешься, - взглянув на командира пробасил Майский, и у гостя отвисла челюсть.
- Так вы что, русские? - ошарашено спросил он, и в следующее мгновение радостно тряс всем руки. - Ну, вовремя вы ребята, еще бы чуть- чуть и нам всем кранты*. Спасибо вам, большое человеческое спасибо.
- А вы никак капитан судна? - кивнул Туровер на сухогруз.
- Ну да, капитан Полынин Михаил Иванович. У меня половина моряков наши. Работаем на «Макбет» по контракту.
- Эва куда вас занесло, - покачал головой помощник.
- Да и вас тоже, - ответил Полынин, и все рассмеялись.
В это время Туровера кто-то тронул за руку, и он обернулся.
- Виктор Петрович, - отвел его чуть в сторону Боженко. - Неплохо бы у «торгашей» разжиться соляром. Так сказать, компенсация за спасение.
- Компенсация говоришь? А что, дельное предложение, - согласился командир, и, вернувшись, продолжил беседу с капитаном.
Спустя полчаса «Танго» стоял у борта сухогруза, оттуда по гофрированной трубе на лодку качали топливо, а Туровер с Майским сидели у Полынина в каюте.
- Рекомендую, - извлек капитан из холодильника запотевшую бутылку. - Настоящий ямайский ром, специально берег для такого вот случая.
- Ну, случай положим, не из приятных, - поднял свой бокал Туровер, - однако грех не выпить за встречу.
- Ничего, крепкий - проглотив ром, крякнул помощник и отправил в рот ломтик сочного ананаса.
- Откуда и с чем идете? - закурив папиросу, поинтересовался Туровер у капитана.
- Из Новой Гвинеи в Австралию, с грузом кофе и бокситов. А вы, если конечно не секрет?
- Возвращаемся с боевой службы, - лаконично ответил командир, - в Севастополь. Интересно, откуда взялись эти парни? - кивнул он на иллюминатор
- Не иначе из Конакри, - снова наполнил бокалы на треть Полынин. - В этих водах пиратство сейчас не редкость. Только в прошлом году, по сведениям местных властей, здесь подверглись нападениям еще три судна. Причем на одном пираты загнали в трюм и сожгли живыми нескольких, отказавшихся подчиниться моряков.
- А чего, доходный промысел, - положил ногу на ногу Майский. - В свое время мы здорово помогли оружием местным режимам. Теперь они рухнули и вот последствия.
- Да, пора менять морское право, - забарабанил пальцами по столу Полынин. - На гражданских судах должно быть оружие или, в крайнем случае, вооруженная охрана.
- Ну что ж, поживем, увидим, - поднялся из кресла Туровер, и все вышли наружу.
Гул работающих насосов в трюме затих, моряки сухогруза приводили в исходное топливную систему и весело переговаривались со стоящими внизу подводниками.
Прощайте капитан, - подал руку Туровер Полынину, за ним тоже самое сделал Майский, и они поочередно ступили на трап.
Когда «Танго», взвыв на прощание ревуном, плавно отошел от борта, на палубе сухогруза щелкнули динамики и над океаном понеслись звуки «Славянки».
Прощай, не горюй,
Напрасно слез не лей,
Лишь крепче поцелуй,
Когда сойдем мы с кораблей!
дружно пел хор молодых голосов, и все в рубке невольно замерли.
- Лихие парни, - сказал Майский, когда звуки марша заглушил плеск волн. - Это ж надо, с брандспойтами на автоматы.
- Просто они русские, как и мы, - вздохнул Туровер и в последний раз посмотрел на исчезающее в бескрайней синеве судно.
Затем он спустился вниз и пригласил к себе в каюту Соболева.
- Присаживайтесь, Рид Петрович, - показал на свободное кресло. - Честно признаться поражен.
- И неудивительно, - ответил оператор. - Такое мало кто видел.
- А если бы это был эсминец или БПК*.
- Эффект был бы тот же самый. В данном случае я использовал самый низкий диапазон резонатора.
- Ну что же, благодарю за службу, - сказал Туровер, и они крепко пожали друг другу руки.
…При подходе к экватору температура воды за бортом достигла двадцати восьми градусов, а солнечные лучи падали практически отвесно. Бескрайняя гладь океана была пустынной, и лодка казалась затерянной в нем песчинкой.
Теперь практически все время она шла в надводном положении, и счетчик лага* исправно отсчитывал оставленные позади мили.
По ночам, когда в усеянном мириадами звезд небе появлялась круглая луна, свободные от вахты выбирались из душных отсеков и с разрешения командира располагались на кормовой надстройке, наслаждаясь свежим воздухом и ночным бризом. В нем порой возникали неведомо откуда прилетевшие запахи трав и цветов, и морякам снова хотелось видеть землю.
В один из таких дней, в дверь каюты Туровера раздался стук, она плавно откатилась сторону и на пороге возникли старпом с помощником.
- С чем пришли? Присаживайтесь, - кивнул он на диван и вопросительно взглянул на подчиненных.
- Послушай, командир, ты пересекал раньше экватор? - усевшись и наклонившись к нему, загадочно произнес Майский.
- Нет, - ответил Туровер. - Не доводилось.
- И я тоже, - улыбнулся помощник. - А вот Глеб Романович здесь бывал и предлагает устроить праздник.
- Ну да, так сказать соблюсти традицию, - сделал значительное лицо Котов. - Я тут поговорил с командой, на экваторе были только механик, кок и Лисицын.
- Кок? Интересно, а я и не знал, - высоко вскинул брови Туровер. - Так говорите соблюсти традицию? Ну что же, я за, тем более, что она морская. Кто займется организацией?
- Мы с Лисицыным, - хлопнул себя по груди старпом. - Как уже крещеные.
- Ну-ну, валяйте, - согласился капитан 3 ранга. - Только я слышал там предусмотрено купание, так с этим поосторожней, кого-нибудь не утопите.
- Обижаешь, командир, - скорчил уморительную рожу Майский, потом тронул старпома за колено, - пошли Глебушка, - и депутация величаво удалилась.
С этого момента на корабле начались активные приготовления к празднику.
Боцман со штурманом и интендантом выделили местным умельцам паклю, ветошь цветные карандаши и краски, механики колдовали над изготовлением царственных атрибутов Нептуна, а Котов, с Майским и Лисицыным уединились в каюте и разрабатывали сценарий действа.
Его было решено организовать в точке пересечения нулевого меридиана и, как говорят, по полной программе.
В эту точку, расположенную над разломом Романш*, «Танго» пришел на восходе солнца, о чем штурман оповестил всех по боевой трансляции. Потом на палубу выбралась боцкоманда и приготовила надстройку к празднику.
Для этих целей в кормовой части субмарины вооружили леера*, на палубу вынесли разножку для командира и пару картонных ящиков с подарками, а к одной из швартовых уток*, боцман прикрепил пеньковый шкерт* с привязанным к нему брезентовым ведром.
Затем прозвучали колокола громкого боя, и все свободные от вахты были приглашены наверх для встречи Нептуна.
- Весело переговариваясь и подталкивая друг друга, подводники поднялись по шахте входного люка в рубку, затем зачастили тапочками по трапу вниз, выбрались из темной двери на палубу и рассредоточились вдоль лееров. Чуть позже оттуда же появился командир и с серьезным видом уселся на разножку.
Вслед за этим старпом обратился к зрителям и сообщил, что в связи с пересечением экватора, на корабль прибыл морской царь Нептун.
- Ур-ра! - восторженно заорали моряки, и парящий в небе фрегат*, взмыл еще выше.
А когда овации стихли, в корме звякнул люк седьмого и оттуда выбрался Нептун, в сопровождении многочисленной свиты. На нем была ослепительно сияющая, сооруженная из картона и фольги корона, на мощном торсе рыбачья сеть, а в руке трезубец. За повелителем морей, кривляясь и корча рожи, следовали две, с кудельными волосами, довольно смазливые русалки, несколько, с подбитыми глазами пиратов и другая морская нечисть.
Остановившись перед командиром, Нептун царственно вскинул вверх трезубец, наступила тишина и он вопросил,- что это за корабль и куда следует?
- Сие судно потаенное, - встал с разножки Туровер. - Флота русского, а идет по служебной надобности.
Этот ответ царя вполне устроил, морской владыка величаво кивнул и, приняв подношения в виде двух ящиков со сгущенкой и бананами, разрешил команде плыть дальше.
Затем начался процесс крещения, командира окропили из кружки забортной воды, а всем остальным пираты выплеснули на головы по целому ведру. На палубе возникли хохот, свист и улюлюканье.
- Ну а теперь, ваше величество, я приглашаю всех отведать наш хлеб соль, - сказал улыбающийся Туровер Нептуну и сделал радушный жест в сторону рубки.
Однако продолжить торжество не удалось.
- Товарищ командир! - заорал с мостика вахтенный офицер. - Метристы* фиксируют приближающуюся к нам воздушную цель! Дальность двадцать, высота пять!
- Всем вниз! - приказал Туровер, и через минуту палуба опустела.
Покинув ее последним, капитан 3 ранга загремел клинкетом рубочной двери, потом раздался щелчок задраиваемого люка, и « Танго» ушел под воду.
- Глубина тридцать метров, осмотреться в отсеках! - разнеслось по боевой трансляции.
- БИП*, цель удаляется к западу! - последовал доклад вахтенного радиометриста.
- Есть, - бросил Туровер, лодка подвсплыла, и наверх бесшумно скользнула штанга перископа.
- Что за черт?! - отшатнулся командир от окуляра. Сверху, в объективе перископа мигал огромный выпученный глаз.
- Твою мать, - прошипел Туровер, впечатывая лицо в пористую резину. - Боцман, срочное всплытие!
Когда старпом с помощником, отбросив тяжелую крышку люка, вломились в мокрую рубку, в шпигатах которой еще бурлила вода, там, уцепившись за палубную рыбину* лежал хрипящий кок, извергающий из глотки что-то мутное.
- Тарас Юрьевич, ты?! - обалдело переглянулись они, затем сорвали с переборки бросательный конец, засупонили мичмана подмышки и с криком,- принимайте!- быстро опустили того вниз.
Спустя полчаса, докрасна растертый спиртом, и принявший изрядную порцию внутрь, Хлебойко рассказал в изоляторе командиру с доктором, что с ним случилось.
Оказывается, приготовив для команды праздничный обед и одурев от жары на камбузе, он решил освежиться, поднялся в рубку и присел там перекурить между выдвижными устройствами.
- Ну а потом меня разморило и я того, задремал, - виновато покосился кок на Туровера. - Очнулся от звона крышки задраенного люка и тут же рванул к ней. Но не успел, лодка стала погружаться, и я сиганул через обвод мостика за борт.
- Молодец, профессиональные рефлексы в порядке, - уважительно сказал Штейн.
- Вслед за этим я, значится, отплыл в сторону, - продолжил заплетающимся языком Хлебойко, - чтоб не затянуло в воронку, а как только наверх выткнулся перископ, сразу погреб к нему и уцепился за головку.
- М-да, в рубашке ты родился, - сдерживая смех, сказал Туровер, вспомнив глаз кока в окуляре. - Ладно, давай отдыхай отец, команду накормят без тебя.
- Спасибо, товарищ командир, - пробормотал кок, и изолятор наполнился богатырским храпом.
- Вот что значит старая школа, - сказал в кают-компании Майский, когда все с аппетитом поглощали праздничный обед и обсуждали чудесное спасение кока. - Другой бы на его месте обделался, а Юрьевич шалишь, боролся за живучесть до последнего!
- Это точно, - разрезал бифштекс ножом Котов. - Дед начинал еще на «эсках»*, и у него за кормой два десятка автономок.
- Интересно, а откуда взялся этот гребаный «Орион»? - поинтересовался кто-то из офицеров и все посмотрели на штурмана.
- Не иначе с острова Вознесения, - чуть подумав, ответил Мельников. - Там американская военно - морская база Кэт Хилл.
- Натыкали курвы их по всему миру, - недовольно процедил минер, - поднять бы ее на воздух...
Глава 6. Ностальгия
С каждой новой сотней миль, в лодке становилось прохладней, команда облегченно вздохнула и переоделась в синие репсовые костюмы, а ходовая вахта на мостике неслась теперь в сапогах и канадках.
Менялся и цвет воды. Она теряла ультрамариновую синь и все более походила на ту, арктическую, где когда-то приходилось плавать североморцам.
Отойдя от непривычной жары, подводники, сменившись с вахты, часто собирались в кают-компании и смотрели захваченные с собой фильмы. На экране видеодвойки возникали шумные города и тихие местечки, живущие в них своей жизнью люди, и это навевало ностальгию.
После просмотров все долго не расходились, обсуждали увиденное и, прихлебывая непременный вечерний чай* с сушками, предавались береговым воспоминаниям.
Лучше всех это удавалось коку, и старшему из акустиков Конькову, рассказы которых слушают с большим вниманием и свойственной морякам эмоциональностью.
- Сам я родом из села Крымское, что на Северском Донце, - начинал очередной, Тарас Юрьевич. - Оно древнее, основано еще запорожцами во времена Екатерины. От старых времен остались каменная церковь, малороссийская речь и непременное колядование на рождественские святки.
Представьте себе раннее погожее утро. Пахнущий антоновкой искрящийся снег, скрип колодезных журавлей на улицах и поднимающиеся высоко в небо белесые столбы дыма над соломенными крышами хат.
То там, то здесь, во дворах слышится заполошный визг свиней или крики домашней птицы, которых хозяева режут к рождеству.
Наскоро похлебав гречневой каши с молоком, мы с мамой и пятилетней сестричкой одеваемся и идем в центр села, к дому деда, колоть кабана.
Отец ушел туда затемно - точить ножи, таскать солому и готовить кадки под сало.
Посреди обширного дедова двора толстый слой ржаной соломы и дубовая колода для разделки туши, с торчащими из нее ножами. Рядом о чем-то степенно беседуют и смалят цигарки отец с дядьком, а у конуры гремит цепью и нетерпеливо повизгивает мой друг, лохматый овчар Додик.
- Ну вот, и помощники пришли, - появляется из сада кряжистый дед Левка, с навильником золотистой соломы, - давайте пока к бабке, в хату, мы вас покличем.
По давнишней традиции, женщинам и детворе у нас, быть при забое возбраняется, - поднял вверх палец Хлебойко. - Зато потом без пацанят не обойтись. Мы это знаем и чинно шествуем в хату.
В сенях стоят две липовые кадки и исходят густым паром несколько чугунов и ведер с кипятком.
- А что такое чугун, а Юрьич? - поинтересовался молодой мичман.
- Не мешай, пацан, слушай, - толкнул его кто-то в бок. - Давай, батя, рассказывай.
- Ну так вот, - обвел всех глазами кок. - А с порога, значится, в нос шибает ванильной сдобой квашни, над которой колдует бабушка и запахами сушеных груш из бурлящего в печи ведерного чугуна.
Тут же, на кухне, суетятся две моих тетки, а в просторной горнице, на полу, устланному домоткаными дорожками, возятся с котенком двоюродные братик и сестренка - двойняшки.
Нас с Лорой раздевают и отправляют к ним, а мама остается на кухне.
- Ну шо, мелюзга, не забоитесь кататься на кабане? - спрашиваю у двойняшек.
- Не-е, - вертят они тонкими шейками, - мы уже большие.
- Побачим, - бросаю я, и, встав на цыпочки, подтягиваю гирьку на звонко тикающих ходиках с бегающими кошачьими глазами на циферблате.
В прошлом году малыши разревелись, когда увидели неподвижным своего любимого Ваську и наотрез отказались сидеть на нем. Отважатся ли в этом? Я с сомнением смотрю на пацанят, мол, детвора и всего боится.
Я, например, осенью, на спор сиганул с высоченного стога и разбил нос. И ничего, не ныл.
Через несколько минут со двора доносится короткий визг и радостный вой Додика.
- Все, кончился ваш васька, - бросаю ребятне. Те шмыгают носами и испуганно таращат глазенки.
Затем мы все одягаемся и выходим из хаты.
Громадный кабан, с поникшими лопухами ушей, лежит на брюхе, утопая в соломе. А рядом невозмутимо покуривают дядя и отец, с длинным тесаком в руках.
Дед наклоняется, чиркает спичкой и поджигает солому.
- Непоганый кабанчик случился, - говорит родне.
- Как же, хлебный, пудов на девять потянет, - смеется дядя.
- А что, разве такие бывают, а Юрьич? - снова спросил тот же мичман и тут же получил по шее.
- Тебе сказали, молчи! - зашикали на него, и тот обижено засопел носом.
- Местные дядьки, - по доброму щурил глаза кок, - часто приглашали деда на ярмарку - выбрать им поросят. И тот никогда не ошибался, из них вырастали здоровенные свиньи. К тому же дед в прошлом был цирковой борец и известный лошадник. Рассказывают, по молодости ломал подковы.
Между тем, солома с треском разгорается, и двор наполняется душистым дымом. Он щиплет глаза, от кабана пышет жаром, и все отходят подальше.
Только дед с сынами остаются на месте, ворочая тушу и опаливая щетину на ней свернутыми из соломы жгутами.
Когда та исчезает, они укладывают под Ваську новый слой соломы и отходят в сторону.
Наступает очередь женщин. Появляются чугуны и ведра с кипятком. Острыми ножами они тщательно скребут тушу, обильно поливая ее водой. Закопченный васька на глазах преображается, исходит паром и становится молочно-белым.
После этого он накрывается толстым рядном, и в дело вступает детвора.
Я самостоятельно забираюсь на тушу у головы, а братишку и сестренок усаживают сзади, друг за другом. И минут пять, визжа от восторга, мы скачем на широкой кабаньей спине. Это тоже старая украинская традиция. Чтоб сало было мягче и нежней.
- Точно, - значительно произнес, - Штейн, - я такое в одном селе под Киевом видел. И сало было смак!
- А як жэ, - улыбнулся кок и продолжил дальше.
- Затем дед отсекает у васьки одно из зарумянившихся ушей, режет его на кусочки, и раздает их нам. Они необычайно вкусны и душисты.
Теперь наступает самый ответственный момент - разделка туши и засолка сала.
Дед с сынами выносят из сеней кадки и остаются во дворе, а остальные, весело переговариваясь, уходят в дом.
Спустя некоторое время, на громадной чугунной сковороде в печи, брызжет соком и исходит ароматным паром "свежина", а в горнице накрывается предпраздничный завтрак.
На расшитой цветами барвинка полотняной скатерти, в центре, один из испеченных к рождеству пышных караваев, румяный и с ноздреватой корочкой, кочан моченой, снежно-белой капусты и издающие укропный запах пупырчатые огурцы, сметана и мед в веселых макитрах, а также чуть теплый узвар из сушеных груш и чернослива. А еще старинный штоф с домашней горилкой на чабреце и пузатый графинчик с вишневой наливкой, - победно оглядывает мичман присутствующих.
- Это ж надо! - закатил глаза майор-летчик, и все сглотнули слюнки.
- Через час все, кроме бабушки, за столом, - продолжил Хлебойко. -Раскрасневшиеся на морозе и у печи, с веселыми улыбками и добрыми очами.
Затем появляется и она, бережно неся перед собой объемистое блюдо с золотисто поджаренной свежиной. Оно ставится рядом с караваем.
Дедушка откашливается, берет со стола стопку и поздравляет всех со Светлым Рождеством.
Ну, а потом опрокидывает стопку под усы, и его примеру следуют взрослые.
- Эх, словно Боженька голыми ножками по жилам пробежал, - басит, выцедив горилку дядя, и сидящие за столом смеются. Затем, на несколько минут, в доме воцаряется тишина, все степенно едят.
Мне очень нравится духмяное мясо, которое по очереди накладывают себе взрослые и я стараюсь выбрать кусок побольше. Тут же получаю от деда деревянной ложкой по лбу.
За столом дружный смех. Я почесываю лоб, собираюсь обидеться и... тоже смеюсь, - залучился морщинами Хлебойко.
- Эх, а пироги я так и не успела вчера испечь, с хлебом долго провозилась, - вздыхает бабушка, - в самый раз были б унучкам до узвару. Та хай соби, як увечери колядовать придете, будуть готовы. Вы ж не забудете бабу с дедом?
- Не-е, бабуся, не забудем, - дружно тянем мы.
Через час сниданок окончен. Мужчины вновь уходят во двор, заканчивать с кабаном, а женщины быстро убирают со стола, готовясь начинять мясом колбасы и непременный на Украине свиной желудок, именуемый уважительно "богом".
Нас, сонно клюющих носом от утренних впечатлений и сытной пищи, мама ведет домой.
А зимний день в разгаре! - заметно воодушевился рассказчик. - Ярко светит солнце, блестит голубым льдом замерзший Донец с заснеженными вербами на берегу, над селом плывет запашистый дымок из дворов и дымарей хат. Откуда-то с околицы доносится удалая песня,
Йихав козак за Дунай,
Казав дивчини прощай,
Повернуся я до дому,
Чэрэз тры добы
низким голосом загудел кок, и у него повлажнели глаза.
- Ну а дома, - сморкнулся он в носовой платок, - мама заставляет нас умыться, и укладывают на теплую лежанку - вздремнуть. Мы с сестренкой капризничаем - боимся проспать колядки, которых ждали целый год.
- Ничего, - успокаивает мама,- мы с отцом вернемся от деда и вас разбудим. Поколядуете. Целует нас и уходит
Потом наступает вечер и за размалеванным морозом окном загораются первые звезды.
Мы с сестричкой, наряженные в праздничные одежки, сидим за столом на кухне и наблюдаем, как мама накладывает в прозрачные вазочки кутью. Именно так в наших местах называют то рождественское угощение, с которым ходят колядовать. Это сладкий вареный рис, с изюмом, украшенный поверху кусочками мармелада или разноцветными леденцами.
Наполнив вазочки, мама кладет под крышку каждой по блестящей чайной ложечке и завязывает их в белые полотняные хусточки. Дымящий у печки папиросой отец, хитро поглядывает на нас и дает советы, как побольше набрать святочных гостинцев.
- Ну, а колядки вы хоть знаете? - спрашивает он, - а то ведь кроме медного пятака кугуты* ничего не дадут.
- Знаем, - хихикает сестричка, - нас мама учила, и заводит тоненьким голоском,
Щедрык, ведрык, дайте вареник,
Грудочку кашки, кильце ковбаски...
а вот еще,
Щедрый вечер, добрый вечер,
Добрым людям, на здоровье...
-Добре, улыбается отец, - с такими колядками, все гостинцы ваши.
Затем мы ужинаем необычайно вкусной колбасой из васьки и ватрушками с творогом, запивая их овсяным киселем.
Через полчаса, тепло одетые, с кутьей в руках и полотняными торбочками через плечо, мы с сестричкой гордо шествуем к хате хаты нашего второго деда - маминого отца. Они с бабкой живут на другом конце улицы, и там же дом еще одного нашего дяди по линии мамы.
Вообще-то родственников на селе у нас было как собак нерезаных, - вздохнув, сказал Хлебойко. - Родные и двоюродные деды и бабки, дяди и тети, их дети, крестные отцы и матери. Имелась даже пробабка Литвиниха, которой было под сто лет. А еще соседи. О-го-го! Так, что, развернуться было где.
Для начала мы заходили в дом дяди. Это тактический ход. Там жили два наших брата - моих одногодков. Юрка и Сашка и нужно было сбить компанию, чтоб пацаны с "нижних" улиц не накостыляли. Не помню почему, но мы постоянно дрались, хотя и ходили в одну и ту же школу.
Юрка и Сашка уже наготове. В одежках, с узелками и торбочками.
Как только сестренка с порога затягивает колядку, они начинают вопить, что нужно спешить, а то другие пацаны соберут все лучшие гостинцы.
Однако, получив по загривкам от тетки, тут же умолкают. Старшие дослушивают "щедровку" до конца, а затем, когда мы "засеваем" пол комнаты горсточкой припасенной в карманах пшеницы, пробуют и хвалят нашу кутью.
После этого, тетка щедрой рукой опускает нам в торбочки первые гостинцы: конфеты, мандарины, орехи и пряники. А еще выделяет по серебряному рублю. Мы в восторге. Братья завистливо косятся на нас, но им дулю с маком - хозяевам не положено.
Затем веселой гурьбой мы вываливаем из дому, заходим во двор к дедушке, стучим в резное окошко и дружно поем колядку.
Через минуту на крыльце загорается свет и нас встречает бабушка. Она целует всех по очереди и ведет в дом.
В жарко натопленной горнице, углубившись в газету, в деревянном кресле перед столом, восседает наш второй дед - Никита. Ростом и статью он еще больше деда Левки, с лихо закрученными усами и густым седым чубом. Он из потомственных козаков, был на двух войнах и полный георгиевский кавалер. Что такое "кавалер" я не знаю, но мне кажется, что-то почетное. Деда глубоко уважают в селе, на хуторах и часто обращаются за советом. К тому же он местный кузнец, плотник и бондарь.
Стол перед дедушкой уставлен праздничными гостинцами для всех тех, кто зайдет с рождественскими поздравлениями. Для детей - сладости, пахучая антоновка и горка монет, для парубков и дивчат - колбасы, пироги, вяленые лещи и бумажные рубли. Ну, и конечно горилка, с наливками.
Дед глуховат, и специально для него мы еще раз поем щедровку, да так, что в окнах звенят стекла, а во дворе испуганно взлаивает Тобик.
Никита Панасович одобрительно кивает головой, утирает рукой повлажневшие глаза и благосклонно кивает бабушке.
Та крестится на иконы в красном углу и, радостно причитая, пополняет наши торбочки новыми гостинцами, а затем вручает каждому из внучат по полтиннику. Дед же, дав нам знак оставаться на местах, грузно встает с кресла и уходит в боковушку.
Оттуда он появляется со святочной звездой в руках. Она сделана из серебристой фольги и прикреплена к фигурному деревянному жезлу, увитому яркими лентами.
- Гарно спиваетэ онукы, цэ вам, - произносит дедушка и протягивает звезду мне. Раньше он давал этот святочный знак, пользующийся особым расположением у набожных хозяек только парубкам, теперь приберег для нас.
- Знать услужили, - сказал один из боевых пловцов, - старики это любят.
- Может и так, - пожал плечами кок и продолжил дальше.
- Потом, держа над собой звезду, мы направляемся вдоль заснеженной улицы к хате деда Левки, а затем к другой родне и скоро едва передвигаемся от тяжести напиханных в торбочки гостинцев.
Договариваемся оттащить все по домам, а затем двинуть к соседям и на дальние улицы. Тем паче, что сестричка устала и ей пора спать.
Дальнейшее путешествие продолжаем вчетвером - к нам пристает соседский Женька. Там и сям по улицам села снуют группы колядующих детей и подростков. Окна всех хат мерцают теплым светом, да и ночь на диво звездная, с ярко блестящим в небе месяцем.
- Как в том рассказе, что Гоголь написал, а Тарас Юрьевич? наклонился к мичману сидящий рядом интендант.
- Вроде того, - согласился Хлебойко и стал плести нить дальнейшего повествования.
- Мы, значится, торопимся, вот-вот по селу пойдут куролесить парубки и дивчата. Некоторые из них уже маячат в темных переулках, у сельсовета и церкви. Оттуда доносятся веселый смех, переборы гармошек и звон бубнов.
В отличие от нас, взрослые кутью не носят. Карманы парубков и рукавички девчат доверху набиты отборным зерном. Посевают в хатах они по настоящему, так что потом хозяйским курам на день хватает. Колядки с щедровками поют тоже здорово - с разными смешными присказками. И подают им радушные хозяева не конфеты и пряники, а кольца домашних колбас, оковалки сала, а то и целую смаженую курицу или утку. Ну и по стопке наливают. Хлопцам горилки, девчатам сладкой наливки или вина.
- Да, попасть бы в такую компанию, - мечтательно переглянулись многие. - Тут тебе и девчата, и колбаса и чарка.
Попасться такой компании на пути, себе дороже, - назидательно сказал кок. - Парни тут же поймают и, дурачась, заставят бороться и вываляют в снегу, а девчата полезут обниматься и звать в женихи. Хотя не все. Меня, к примеру, хуторская Ленка Панкова, за которой приударяли многие парубки, помнится не дала в обиду - отняла, жарко чмокнула в щеку, да еще угостила целой жменей духовитого подсолнуха.
- Ну и Юрьевич, молодца! - весело загоготали подводники. - Так ты уже в детстве приударял за прекрасным полом?
- А под утро по селу пойдут с песнями ряженые, - не обращая на них внимания, продолжил мичман. - С гармониями, бубнами, в кожухах, и свитках. Это совсем уже взрослые мужики и бабы. И обязательно с песнями. Старыми, как мир. Теми, что пели их отцы и деды.
А потом, сделав последние визиты и проводив домой братов, мы с Женькой, сидим на лавке под старым явором. Хрустим пахнущими сеном яблоками, которыми нас щедро одарил в своей хате пасечник дед Высочин и слушаем набирающую силу рождественскую ночь. Малые, а понимаем, какая-то она особенная, не такая как все, - вскинул на слушателей глаза Хлебойко.
- Прошли годы, - снова вздохнул он. - Давно на старом кладбище за Донцом спит почти вся моя родня, которую я уж и не припомню, когда видал в последний раз.
Но, знаете хлопцы, порою по ночам, откуда-то издалека, из светлого детства, мне чудится тоненький голосок сестрички.
« Щедрый вечер, добрый вечер, добрым людям, на здоровье...»
Такие вот значит дела, - завершил свой рассказ Хлебойко, и в кают-компании наступила тягостная тишина.
- Да, Тарас Юрьевич, совсем ты ребят в уныние привел своими воспоминаниями, - сказал через минуту старший лейтенант Коньков. - А вот теперь послушайте кое-что повеселей.
- Давай старлей повеселей, - раздались сразу несколько голосов. - Это мы любим.
- Значит так, - принял глубокомысленный вид Коньков. - После окончания Калининградского высшего военно-морского училища меня, как молодого и перспективного лейтенанта, распределили на Краснознаменный Северный флот.
Флотские кадровики в Североморске усилили эту перспективу и определили место службы - гарнизон Западная Лица, 1-я флотилия ДПЛ*. Выезжать немедленно, с первой оказией. Тебя, мол, там уже командующий заждался.
- Есть! - лихо козыряю, сгребаю свои манатки и топаю в порт, ловить эту самую оказию.
Да не тут-то было. На Кольской земле объявили штормовое предупреждение "ветер раз", и все плавающее по заливу и ползущее по серпантину сопок, попряталось в укромные места. Шторм бушевал двое суток и к месту службы я добрался на каком-то буксире поздним вечером третьего дня.
Выяснив у бдящего на пирсе морского патруля место расположения штаба флотилии, я споро двинулся к нему и через полчаса бодро карабкался по крутому трапу на борт плавказармы финской постройки, где располагался этот самый штаб.
Дежурный по соединению - хмурый капитан 2 ранга не особенно обрадовался появлению молодого дарования, долго изучал представленные мною документы, а потом заявил, - а вы мол, еще позже не могли явиться? Ведь уже второй час ночи, штаб отдыхает.
- Никак нет, товарищ капитан 2 ранга! - чеканю я, - залив был закрыт.
- Знаю, - бурчит тот, - значится так. Переночуете здесь, в каюте одного из офицеров, а утром, после подъема флага, представитесь адмиралу. И давит кнопку на пульте.
Вслед за этим в дверном проеме возникает фигура сонного старшины, и капдва приказывает проводить меня в каюту к какому-то Орлову.
Тот козыряет, берет переданный ему ключ и приглашает меня следовать за собой.
Мы выходим из помещения дежурного, спускаемся палубой ниже и, поблуждав по бесконечным переходам и коридорам, останавливаемся у двери каюты под № 312.
Старшина осторожно стучит в дверь и, не дождавшись ответа, открывает ее полученным у дежурного ключом.
- Прошу вас, товарищ лейтенант, отдыхайте.
Захожу. Каюта двухместная и по сравнению с теми, в которых на курсантских практиках мне приходилось обитать - роскошная. Что-то вроде мягкого купе в поезде, но значительно просторнее, со стильным платяным шкафом, книжной полкой, шторками над койками и фаянсовым умывальником.
- Да, каюты на таких коробках шикарные, - солидно сказал штурман. - Не то, что на наших отечественных плавбазах.
- Ну и вот, - продолжил Коньков. - Я, значит, отпускаю старшину, снимаю плащ с фуражкой и открываю дверцу платяного шкафа. Там парадная форма капитана 3 ранга, а рядом потертая шинель и китель с погонами старшего лейтенанта.
Интересно, думаю, кто же мой случайный сосед - каптри или всего лишь старлей?
Тем более, что традиционных в таких случаях снимков хозяина и его "боевой подруги" в каюте нету.
Да и сама она при ближайшем рассмотрении показалась нежилой: книги и журналы на полке отсутствовали, туалетные принадлежности, за исключением казенного полотенца и жалкого обмылка тоже, графин для воды пуст.
Когда же, чтоб определить, какая койка в каюте свободна, я поочередно выдвинул находившиеся под ними рундуки, там весело заблестели десятки пустых бутылок из-под горячительных напитков, начиная от марочных коньяков и заканчивая банальным портвейном "Три семерки".
Да, думаю, хозяин видать не подарок, с такими-то аппетитами. Затем отдраиваю иллюминатор, присаживаюсь в кресло, и, решив дождаться соседа, барабаню пальцами по столу.
Через пару секунд, невесть откуда, на нем возникает рыжий громадный таракан и начинает неспешно дефилировать по крышке.
Тараканов на флотских посудинах я повидал немало. Но таких, честно скажу, не доводилось.
Понаблюдав с минуту за наглым стервецом, я отпустил ему здоровенный щелчок и когда незваный гость свалился со стола, поднял, бросил в раковину умывальника и смыл струей воды. Затем вымыл руки, снял ботинки и, не раздеваясь, прилег на одну из коек.
Спустя некоторое время за дверью раздаются какие-то звуки - кто-то пытается открыть ее ключом и невнятно чертыхается.
Открыто! - кричу я и принимаю вертикальное положение.
Дверь широко распахивается и через комингс переступает здоровенный и хорошо поддатый старлей.
- Ты хто? - непонимающе пялится на меня.
- Лейтенант Коньков, - отвечаю. - Прибыл для дальнейшего прохождения службы. Определен к вам на ночь.
- Коньков говоришь? - сопит хозяин. - На ночь? Ну, добро, давай знакомиться. Я старший лейтенант Орлов Константин Иванович. А тебя как величать?
- Виталий, - отвечаю.
- Ясно, - кивает старлей. - А что заканчивал?
- КаВВМУ*.
- Добро, - ухмыляется он. - Знать однокашники. Я тоже его, десять лет назад.
У меня глаза по полтиннику - как так?! А он смеется, - ну да, а на погоны не смотри. Был старпомом на лодке, капитаном 3-его ранга, да интриганы смайнали. Теперь старлей, командую плавмастерской. Ну, да плевать. Давай отметим встречу. У меня как раз есть с собой, - и плюхается на койку.
- Однако серьезно погорел товарищ, - переглянулись слушатели. - Ну-ну, давай дальше.
- Ну а дальше, - продолжил рассказчик, - достает он из кармана плаща бутылку коньяка и ладонью вышибает из нее пробку.
- Тащи стаканы, - тычет в сторону умывальника, а сам достает из ящика стола вскрытую банку тушенки, несколько галет и раскуроченную плитку шоколада.
Потом разливает коньяк по стаканам, мутно на меня смотрит и со словами, - ну, будем! - выплескивает свой в раскрытую пасть и с хрустом грызет галету.
Я следую его примеру, выпиваю коньяк и закусываю шоколадом.
Затем Орлов вспоминает курсантские годы и рассказывает мне о своей жизни.
- Вот так, Виталька и стал я через десять лет службы старлеем и командиром на долбаной "пээмке", - заканчивает он свое повествование.
- Ни семьи, ни перспектив, ни друзей. Хотя нет, друг у меня есть. Единственный. Вот смотри.
И вытряхивает из пустой посудины каплю коньяка на крышку стола, крошит рядом кусок шоколада, а затем начинает выстукивать пальцами частую дробь.
Проходит секунда, другая, я ничего не понимаю и с опаской пялюсь на Орлова. Может, думаю, у него крыша поехала?
А старлей, продолжая стучать, ласково басит, - Яша, друг, ну где же ты, выходи!
Когда его призывы остаются без внимания, мой знакомец досадливо крякает и доверительно сообщает, что Яшка это прирученный им таракан. Большой любитель сладкого и спирта.
- Видать не проспался после вчерашнего, стервец, - умильно сокрушается старлей и опять начинает выстукивать на столе частую дробь.
Ну, я молчал, молчал, а потом ляпнул, что пришиб на столе какого-то таракана.
После этих слов в каюте воцарилась почти осязаемая тишина, а еще через секунду она взорвалась плачущим басом Орлова. - С-суки! Последнего друга и того пришибли!!
- Ха-ха-ха! го-го-го! - схватились за животы подводники, и кто-то с грохотом упал со скамейки. - Что, так и сказал?!
- Ага, - невозмутимо кивнул головой Коньков, - именно.
- Ну а потом? - утер выступившие слезы минер. - Что потом?
Ту ночь я спал в рубке дежурного, - пожал плечами Коньков. - И снились мне тараканы.
Впрочем, байками увлекались не все. В команде обнаружились несколько поэтических дарований и их почитателей, которые в свободное время собирались у майора Штейна в изоляторе, устраивая там что-то вроде литературных чтений.
Первый и общепризнанный, был сам доктор, который пописывал еще с лейтенантских времен, не раз публиковался во флотской «На страже Заполярья» и мечтал издать свой сборник. Все стихи у него получались лирическими и посвящялись морю.
В отличие от Штейна, второе местное «светило» - старший лейтенант Хорунжий, он же командир дивизиона живучести, писал только юмористические пасквили, которые очень веселили команду и на пару лет задержали его продвижение в звании.
Ну, а третьим оказался полковник авиации Георгий Иванович Буев, большой поклонник Гете, и других зарубежных классиков.
Собравшись в очередной раз у «дока», так заглазно называли Яков Палыча, вся тройка удобно расположилась на клеенчатой кушетке и двух разножках у штатного столика, с парящими на нем стаканами изготовленного по северной рецептуре пунша, включающего в себя крепко заваренный чай, с небольшим количеством сахара и ректификата.
Для начала все отхлебнули по глотку, настроились на лирику и выслушали очередной перл Хорунжего, который он не так давно накропал в своей каюте.
- Называется «Знай и умей», - обвел он всех глазами, откашлялся и начал читать, подчеркивая ритм взмахами волосатого кулака.
Гальюн на лодке это дело,
Он хитро сделан и умело,
А чтобы вам туда сходить,
Все нужно толком изучить.
Как действует система слива,
Что так опасно говорлива,
И для чего в ней клапана,
Манометр, датчик и фильтра.
Когда и как педаль нажать,
Чтоб к подволоку не попасть,
В момент интимный некрасиво,
И выглядеть потом плаксиво.
Любой моряк, придя на лодку,
Обязан сразу, за два дня,
Знать все устройство гальюна,
И лишь потом ходить в моря.
Ну, а не знаешь, будет плохо,
Тебе все это выйдет боком,
На первом выходе твоем,
Ты попадешь впросак на нем!
- Ну, как для начала? - отхлебнув глоток из стакана, вопросил пиит.
- Да вроде ничего старшой, давайте дальше, - благодушно кивнул летчик.
- Даю, - набрал тот в грудь воздуха
Однажды к нам с Москвы, из штаба,
Один начальник прибыл рьяный,
Второго ранга капитан,
А в поведении болван.
Молол какую-то он лажу,
Спесив был и не в меру важен,
Всем офицерам стал хамить,
Решили гостя проучить.
Хоть был москвич в высоком чине,
Не знал он свойств всех субмарины,
Ел, пил, в каюте много спал,
И в нарды с доктором играл.
хитро посмотрел Хорунжий на Штейна.
- Не отрицаю, было, - улыбнулся майор, - а почему нет? Продолжай.
Хорунжий кивнул и стал декламировать дальше.
Но рано утром, ровно в семь,
Он нужный посещал отсек,
Где в командирском гальюне,
Сидел подолгу в тишине.
Вот и решили мореманы,
Устроить с ним одну забаву,
Чтоб лучше службу понимал,
И их «салагами» не звал.
Баллон наддули в гальюне,
На два десятка атмосфер,
А все приборы «загрубили»,
И вентиляцию закрыли.
Вот снова утро и на «вахту»,
Идет неспешно наш герой,
Вошел в гальюн и дверь задраил,
Стальную, плотно за собой.
Затих. Вдруг раздалось шипенье,
И в гальюне все загремело,
Затем раздался дикий крик,
И мы в отсеке в тот же миг.
Открыли дверь, там на «толчке»,
Лежит москвич, ни «бе» ни «ме»,
Весь мокрый, чем-то он воняет,
И лишь тихонечко икает.
Часа два в душе его мыли,
И уважительны с ним были,
Чтоб понял этот идиот,
Здесь не Москва - подводный флот!
с чувством закончил старший лейтенант и впечатал кулак в крышку стола.
Стаканы с пуншем чуть звякнули, и он гордо оглядел слушателей.
- Ну что, тут сказать, - помешал ложечкой в своем полковник. - Мне лично понравилось. Вполне здоровый военный юмор. И рифма вроде ничего.
- Слыхал свежее мнение? - толкнул Хорунжий в бок доктора. - Ну, а ты что скажешь?
- Да то же что и раньше, - саркастически улыбнулся Штейн. - Кончай продергивать начальство, для тебя это однажды уже хреново кончилось.
- А мне пофиг, - обиделся комдив, - я теперь вольная птица и буду продергивать, кого хочу, хотя бы того же Ельцина со всей его бандой.
- Да-а, боец, - восхищенно протянул доктор. - Кстати, Георгий Иванович, обратился он к летчику, - желаешь узнать, почему этот тридцатилетний вюношь так и застрял в старших лейтенантах?
- Можно, если не секрет, - благодушно сказал полковник.
- Да, ладно, Палыч, чего старое вспоминать, - прихлебнул пунша Хорунжий.
- Он имел несчастье подшутить над адмиралом, - сделал круглые глаза доктор. - А ну-ка, барзописец, тисни это творенье!
- Отчего же, можно, - с готовностью ответил комдив и решительно пошевелил плечами. - А называется оно «Смерть шпионам».
- Одно название чего стоит! - поднял вверх палец доктор.
Стоит у трапа с автоматом,
Матрос в канадке, вахту бдит,
Вдруг видит, «волга» подъезжает,
В ней хмурый адмирал сидит
выдал первый куплет Хорунжий, и у полковника в глазах возникла смешинка.
Выходит важно из машины,
Перчаткой утирает нос,
- Ну что, ракеты погрузили?
Матросу задает вопрос.
Так точно, все давно уж в шахтах,
В ответ ему матрос сказал,
Как доложить о Вас по вахте?
Товарищ вице-адмирал.
Что ж ты дурак, мне открываешь,
Тот государственный секрет,
Вдруг я шпион, а ты болтаешь!
Промолвил адмирал в ответ.
ГромЫхнул выстрел автоматный,
Матрос наш сплюнул и сказал,
- Ты посмотри, какая сволочь,
А видом, вроде адмирал
завершил стихотворение старший лейтенант и победно оглядел слушателей.
- Однако, - сдерживая улыбку, хмыкнул Буев. - Случай прямо скажу, из рук вон выходящий.
- Вот-вот, - заерзал на кушетке доктор. - То же подумали и в особом отделе, когда кто-то притащил чекистам экземпляр этого творения, его, кстати, многие переписали. Вьюношу, - кивнул он на Хорунжего, - взяли за попу и туда. Это, мол, идеологическая диверсия! Потом подключился политотдел и доложили командующему. Он, кстати, был вице-адмирал. Ну и зарубили шутнику очередное воинское звание. Что б служба раем не казалась.
- Даже не знаю, что и сказать, - развел руками летчик. - Хотя написано забавно и чем-то походит на стихотворный анекдот. Я думаю, Евгений, вам надо больше читать классиков, ну там Пушкина, Блока.
- Читал, - кивнул Хорунжий. - Пушкин он и есть Пушкин, а вот Блок мне не понравился. Написал на его вещи пару пародий.
В соседнем доме окна жолты,
Видать не моют их жильцы,
Скрипят задумчивые бОлты,
А с ними гайки и шплинты
гнусаво провыл старший лейтенант и хитро поглядел на соседей.
- Или вот, - вскочил он с разножки.
Ночь, улица,
Фонарь, аптека,
Таблетка -
Нету человека!
и поочередно ткнул пальцем в подволочный плафон, шкафчик с лекарствами и почему-то доктора.
- М-да, - переглянулись майор с полковником. - Талант, несомненный талант.
- А вы думали? - солидно изрек комдив и уселся на скрипнувшую под ним разножку.
- Ну а теперь, Яков Павлович, давайте немного лирики, - сказал мечтательно Буев и подлил себе пунша.
-Хорошо, - прищурил выпуклые глаза Штейн, - слушайте.
Где-то в Южных морях,
Каравеллы Колумба,
Синь морскую пронзая,
К горизонту летят.
И поет в парусах,
Свежий бриз, налетая,
Волны плещут за бортом,
Ванты тихо звенят.
Хорошо кораблям,
На бескрайнем просторе,
Уноситься вперед,
За своею мечтой.
Горизонт убегающий,
Ветер и море,
И в кильватере сзади,
Пенный след за кормой
закончил он, и все некоторое время молчали.
- Да, красиво, - нарушил первым тишину Хорунжий. - При бризе под парусом всегда здорово, одно слово, романтика. Не то, что у нас, сирых, плывем словно в валенке. А ну, давай, тисни еще
- Можно, - улыбнулся доктор. - Теперь про нас, - и стал читать дальше.
Бескрайняя Атлантика, ночь, океан.
На небе мириады звезд мерцают,
Под ними лунная дорога,
Блестит, у горизонта тая.
А посреди дороги, той,
Стуча чуть слышно дизелями,
Крадется лодка, словно тень,
Покой вселенский нарушая.
Давно видать в морях она,
Покрыта рубка ржи налетом,
Погнуты стойки лееров –
Пучин таинственных работа.
В надстройке мрак и тишина,
На мостике ночная вахта,
Команда изредка слышна,
С центрального, и вниз, обратно.
Стоим у выдвижных, молчим,
Озоном дышим, жадно курим,
Как мало нужно для души,
Подводным людям.
- Хорошо, очень хорошо, - проникновенно посмотрел на майора летчик. - Чем-то напоминает морские стихи Байрона.
- Да ладно вам, Георгий Иванович, - смутился Штейн. - Куда мне до него. Почитайте нам лучше что-нибудь из Гейне.
- С удовольствием, - ответил полковник, на минуту задумался и негромким голосом продекламировал
Горные вершины
Спят во тьме ночной,
Тихие долины
Полны свежей мглой;
Не пылит дорога,
Не дрожат листы...
Подожди немного -
Отдохнешь и ты.
- Здорово, всего несколько строк и наяву картина, - почему-то шепотом сказал Хорунжий. - Георгий Иванович, а можно еще?
- Отчего же, можно, - ответил Буев, и в тиши изолятора снова зазвучали вечные стихи Гейне, Байрона и Петрарки...