В медико-санитарные батальоны поступали раненые со штыковыми и ножевыми ранами. Всё свидетельствовало о необычайной жестокости боев на правом берегу Днепра.
Это ответственность за самую кровь, ибо малейшая небрежность, неточность, малейшая неслаженность в работе военного хозяйства заставляет платить драгоценной, святой кровью бойцов.
Статья, опубликованная в газете КРАСНАЯ ЗВЕЗДА 15 октября 1943 г., пятница.
В НАСТУПЛЕНИИ
Первым вышел к Днепру батальон старшего лейтенанта Гаврилина. Быстрая, прозрачная вода бесшумно бежала вдоль песчаного берега. Белый, необычайно чистый песок зашуршал под ногами. Дно Днепра было покрыто таким же чистым песком, и вода, бегущая у берега, казалась светло-желтой, а песок мягко светился под ней то голубоватым, то зеленым цветом.
Впереди лежал плоский песчаный остров, поросший кустарниками. Дальше снова блестела полоса воды, а за ней в дымке вставал лесистый правый берег Днепра. Люди сошли к воде, начали умываться. Многие становились на колени и пили днепровскую воду. Они делали это не потому, что им хотелось пить после долгого и мучительно-утомительного перехода, а потому, что и умывание и питье днепровской воды, — всё приобрело в эти минуты значение торжественного символа.
Год тому назад дивизия генерала Горишного отражала атаки 6-й германской армии, предводительствуемой фон Паулюсом, на великом волжском рубеже в Сталинграде. Бои шли у Мамаева Кургана. Таких боев не знал мир. То не были бои за один только Сталинград. Тo были бои за судьбу России, Думал ли кто-нибудь из тех, кто в сентябрьские дни 1942 года среди развалин Сталинграда, на крутом берегу Волги, среди дыма и пламени под вой пикировщиков отражал зловещий натиск германских танковых и пехотных дивизий, что через год войска Красной Армии огромным победоносным фронтом, от Смоленска до Днепропетровска, выйдут к Днепру? Мечтали ли об этом сталинградцы?
И потому-то в торжественном и молитвенном волнении люди становились на колени и пили светлую днепровскую воду. Они были свидетелями и участниками величайшего торжества нашего народа, за спиной их лежали сотни километров дороги. Когда-нибудь расскажут по радио об этом страдном пути нашей бессонной пехоты — о метелях и вьюгах, о морозах и ветрах, об осенней распутице и холодных дождях, о страшном огне немецких миномётов и тяжелых самоходных орудий, и танки «T-VI» нападавших из засад на передовые цепи идущей без дорог через леса и поля, реки советской пехоты.
Когда-нибудь расскажут о том, как в декабре 1941 года красноармейский ансамбль в темный морозный вечер пел перед бойцами песню:
Ой, Днипро, Днипро! Ты течешь вдали,
И вода твоя, как слеза...
Это было в глубоких воронежских снегах, и бойцы, слушавшие эту песню, и сами певцы плакали — такими далекими казались им Днепр, Украина. Людям, которые вышли к Днепру в осенний день 194I года, не нужно было рассказывать и напоминать обо всем этом. Они несли всё это в душе своей. Вскоре вся дивизия вышла к Днепру.
Днём мы пришли на командный пункт командира стрелкового корпуса. Генерал сидел в хате у открытого окна.
Перед ним на столе лежала карта, расчерченная красным карандашом. Наша артиллерия, расположенная неподалеку, вела огонь через Днепр. При каждом выстреле стекла позвякивали. Где-то значительно впереди сухо раздавались редкие разрывы — это немец «кидал», как говорят красноармейцы, с того берега мины. Генералу докладывали начальник штаба и командующий артиллерией. Человеку, работавшему раньше на заводе, могло бы показаться, что он снова попал в кабинет главного инженера большого завода. Недаром принято называть у нас части и соединения «хозяйствами».
«Хозяйство» генерала было огромным и сложным организмом. Нормальная деятельность такого хозяйства определяется десятками условий. О чем только не приходится думать, чтобы обеспечить все эти условия. Речь у генерала и двух полковников, докладывавших ему, шла о дорогах о переправах, о мостах, о зенитных средствах, о горючем, о ремонтных базах, об отставших понтонах, о многих видах боеприпасов, о продовольствии, о моральном состоянии бойцов, о плотах, о лодках. Говорили они негромко, просматривая донесения о подвезенных на огневые позиции снарядов для полковых пушек и дивизионной артиллерии, о наличии боеприпасов на «допах» и о боеприпасах, находящихся в пути. Они озабоченно совещались, глядя на карту и отмечая, как растянулись коммуникации, по которым шел подвоз всего необходимого для их большого хозяйства. Они взволнованно говорили, как бы поскорей подтянуть застрявшие в пути «цехи» своего «завода». Десятки, пожалуй, не десятки, а сотни вопросов нужно было разрешить, согласовать, чтобы стрелковый корпус, снабженный огромной, сложной и многообразной техникой, действовал во всю мощь своего огня, действовал с наибольшим эффектом и с наименьшими потерями.
Вот один из элементов нормальных действий военного хозяйства — связь. Но, право же, работа Московского узла связи вероятно немногим сложнее работы какого-нибудь военного хозяйства, где нужно беспрерывно, — в условиях вечного движения, внезапных изменений боевой обстановки, в условиях, когда опытный и хитрый враг делает всё возможное, чтобы помешать нормальной работе, — ежечасно и ежеминутно связывать роты, батальоны, полки и дивизии в единое, гармонично работающее целое. И ведь кроме того надо поддерживать связь с «верхом» и соседями, со средствами усиления, с танками, авиацией, — с соседями справа и слева. Радио, телефон, телеграф, посыльные, офицеры связи участвуют в этом деле.
Велик почет, который создан для наших генералов—командиров дивизии, корпусов и командующих армий. Велики и почетны награды, которых удостоены они. Но велика, огромна, тяжела и ответственность, легшая на их плечи. Ни на секунду, днем и ночью, не должны и не могут они забывать о ней. Это ответственность за успех боев, за скорейший и полный разгром врага, за очищение нашей земли от захватчиков. И, во-вторых, это ответственность перед миллионами матерей, пославших на войну своих сыновей, это ответственность за самую кровь, ибо малейшая небрежность, неточность, малейшая неслаженность в работе военного хозяйства заставляет платить драгоценной, святой кровью бойцов.
Мы познакомились с несколькими переправами через Днепр. В первые часы и дни дело всюду шло под знаком величайшего порыва, стихийного народного энтузиазма. Всю великую тяжесть этого дела рядовые и офицеры Красной Армии с охотой и радостью приняли на себя. Люди не дожидались подхода понтонов и прочих табельных переправочных средств. Достигнув берега Днепра, они стремительно переправлялись через широкую и быструю воду на плотах, рыбачьих лодках, на самодельных понтонах, устроенных из бочек и досок.
Этот стихийный порыв помог нашей Красной Армии быстро закрепить плацдармы на правом берегу Днепра. Когда подтянулись к Днепру мощные табельные средства, когда началось строительство мостов и наведение понтонов, когда двинулись танки и тяжелая артиллерия, могучие залпы зенитной артиллерии огненным плащом прикрыли переправы и рев моторов наших истребителей с рассвета до заката слышался над Днепром, — в это время на правом берегу уже находилась наша пехота, вооруженная пулеметами, полковыми пушками, миномётами. Она вела ожесточенные бои с немцами, перепутав все их расчеты.
Так смелость, дерзость помогли победно разрешить сложнейшую задачу современной войны — форсирование Днепра, одной из самых больших рек нашего материка.
В этом синтезе, в единстве дерзкого вдохновения и холодного расчета, в единстве партизанской удачи с могучей силой наших пушек танков и самолетов, в единстве мудрой науки войны и вдохновенного безумства смелых и заключается одна из отличительных черт нашей Красной Армии.
Эта черта отсутствует у вымуштрованной, вооруженной техникой и опытом ремесленной армии немецких фашистов.
...Такие, вечера часто бывают на Украине в осеннюю пору. Широкие, как на рисунках Доре, полупрозрачные лучи заходящего солнца освещали западный берег Днепра. Облака на горизонте светились, как огромные, легкие фонари, полные розовых лучей. Далекий сосновый лес темнел под небом, полным мирной прелести и вечернего света. А на земле красное большое пламя вырывалось из беспокойного дыма, стоявшего над горящей деревней, и ослепительно вспыхивал прямой, яркий блеск снарядных разрывов и пушечных выстрелов.
На земле шла битва за Правобережье. Темные немецкие самолеты низко проносились над прибрежной землей. Слышались каркающие очереди их пулемета. И, удивительно, какая-то глубокая, полная внутреннего смысла связь была между этим светлым вечерним небом и адом, бушевавшим на земле. Грохот освободительной битвы гармонировал с благородной тишиной и покоем неба.
В этот вечер мы сидели на бревнах возле командного пункта командира гвардейской дивизии генерала Горишного. Командный пункт помещался в брошенном немцами дзоте. Массивные бревна пахли сосновой смолой.
Горишный негромким, спокойным голосом рассказывал о ходе боя. Ожесточение битвы на правом берегу Днепра напоминало бои в Сталинграде, на правом берегу Волги. Десятки злых контратак предпринимали немцы. Самоходные пушки, огонь тяжелых минометов, артиллерия и авиация поддерживали немецкую пехоту, поднимавшуюся много раз на день в тщетном стремлении сбросить наших бойцов в Днепр. Многократно возникали гранатные бои, завязывались рукопашные схватки в которых наши бойцы кололи немцев штыками, рубили лопатками. В медико-санитарные батальоны поступали раненые со штыковыми и ножевыми ранами. Всё свидетельствовало о необычайной жестокости боев на правом берегу Днепра.
Трудно было окапываться в первое время, когда бои шли на самой прибрежной полосе. Едва бойцы вырывали в песке окоп глубиной в полметра, как выступала вода, и стены окопа заваливались. Теперь, когда шаг за шагом наши войска расширяют плацдарм, когда на правом берегу обосновалась не только пехота, но и мощная наша техника, когда под ногами бойцов твердая почва, а за спиной уже не десятки и сотни метров, а километры Правобережья, — нет уже теперь силы, которая могла бы нас отбросить обратно, нет силы, которая может помешать нашему движению вперед.
Иногда Горишный подходит к телефону, находящемуся в неглубоком окопе и разговаривает с командирами, ведущими бой. Он говорит с ними таким же спокойным, несколько протяжным голосом украинца, каким беседует с нами. Многих командиров называет он по имени и отчеству. Ведь людей дивизии связывает долгая боевая дружба, братство сталинградских боев. И может быть потому так спокойно звучит его негромкий голос здесь, на Днепре, что крепка и непоколебима его вера в людей, сражавшихся вместе с ним у Мамаева Кургана и на заводе «Баррикады» — год назад, на великом волжском рубеже.
Горишный прислушивается иногда к хаосу звуков и по слуху определяет, что происходит на поле боя, какой из его дивизионов открыл огонь, по какому батальону пришелся огневой налет противника. Хаос боя не был для него хаосом, он уверенно разбирался в нем и читал его. В этот вечер, когда в высоком небе стояла ясная тишина, а на земле, в дыму, среди туч земли и песка, поднятых взрывом, шел бой, — пролилось много крови сталинградцев. Донесли, что убита сотрудница медико-санитарного батальона Галя Чабанная. Горишный и его заместитель полковник Власенко оба вскрикнули. Горишный сказал:
— Ах, ты, боже мой, когда после победы мы уезжали из Сталинграда, на остановках выбегали и в снег друг дружку бросали. И ее, помню, мы купали в снегу, и она смеялась так, что весь эшелон слышал. Никто во всей дивизии не смеялся громче и веселей...
Пришел на командный пункт заместитель командира батальона старший лейтенант Сурков. Шесть ночей не спал он. Лицо его обросло бородой. Но не видно усталости в этом человеке, он весь ещё охвачен страшным возбуждением боя. Может быть, через полчаса он уснет, положив под голову полевую сумку, и тогда уже не пробуй разбудить его. А сейчас глаза его блестят, голос звучит резко, возбужденно. Это человек, бывший до войны учителем истории, словно несет на себе огонь днепровской битвы. Сурков рассказывает о немецких контратаках, о наших ударах, рассказывает, как три раза откопал засыпанного в окопе посыльного своего земляка, когда-то бывшего его учеником в школе. Сурков учил его истории. Сейчас они оба — боевые участники событий, о которых будут через сто лет рассказывать школьникам.
А вечернее небо становилось всё величавей, всё торжественней и выше. И под этим небом на холодном песке у Днепра лежала мертвая девушка, смеявшаяся громче всех в дивизии, пришедшей с далекой Волги. ДЕЙСТВУЮЩАЯ АРМИЯ. (Василий ГРОССМАН)
Несмотря на то, что проект "Родина на экране. Кадр решает всё!" не поддержан Президентскими грантами, мы продолжаем публикации проекта "День в день 80 лет назад". Фрагменты статей и публикации из архивов газеты "Красная звезда" за 1943 год. Просим читать и невольно ловить переплетение времён, судеб, характеров. С уважением к Вам, коллектив МинАкультуры.