Все мы находимся в сточной канаве, но некоторые из нас смотрят на звёзды…
Как это и случается в большинстве случаев с великими художниками, слава к Уайльду пришла после его кончины в одном из дешевых парижских пансионов «Отель д`Эльзац» 30 ноября 1900 года.
Но еще до смерти после череды издевательств, унижений и тюремного заключения, которое он отбывал с самой что ни на есть советской формулировкой – «оскорбление общественной нравственности» – он будет исповедоваться молодому Андре Жиду. Одному из тех, кто не покинул Уайльда в трудную для него минуту:
В мою жизнь я вложил весь свой гений; в мои произведения – только талант…
Эти слова Уайльда могли бы стать эпиграфом к его биографии, и литературой в том числе, если бы не было его знаменитой исповеди «De Profundis» и «Баллады Редингской тюрьмы».
Самые нелепые поступки человек совершает всегда из благороднейших побуждений.
Судьбе, этому гениальному режиссеру-постановщику большинства биографий великих людей, было угодно, чтобы Оскар Фингал О`Флаэрти Уиллс Уайльд родился 6 октября 1854 году в семье дублинского врача-офтальмолога. От отца будущий эстет, приводящий в ужас своим вызывающим поведением и зеленой гвоздикой в петлице викторианскую Англию, позаимствовал проницательность, от матери, увлекавшейся литературой, фольклором и эксцентрическими выходками, страсть, к слову - в частности. Прибавьте к этому то обстоятельство, что Ирландия во все века служила купелью известных литераторов, и стандартный рецепт гения готов.
Никому неизвестный провинциал, покоряющий столицу. Применительно к Англии тех лет, да и не только Англии, нужно подчеркнуть один нюанс. Для того чтобы в Туманном Альбионе на выходца из Ирландии, считавшейся родиной дикарей, обратили внимание, ему надо быть чуть ли не семи пядей во лбу. И Уайльд с блеском покорил одну из вершин университетского образования, окончив с отличием Оксфорд. Однако, настоянный на вольнолюбивом воздухе мастерских художников из «прерафаэлитского братства» и салонов тогдашних властителей дум Джона Рескина и Уолтера Пейтера, не менее эксцентрический, чем у его матушки, талант Уайльда впервые проявил себя не на писательском поприще, а на сцене. Впервые перед публикой он предстал в качестве лектора.
Не выношу вульгарный реализм в литературе. Человека, называющего лопату лопатой, следовало бы заставить работать ею — только на это он и годен.
Поскольку ни первые сборники его стихотворений, ни пьесы не принесли ему успеха. Вполне закономерно, что после этого Уайльд становится газетным обозревателем, словно из-за кулис присматриваясь к будущей жертве своего эстетического мировосприятия.
И вслед за первым настоящим успехом, последовавшим за выходом в свет романа «Портрет Дориана Грея» и скандальных «Заветах молодому поколению», становится заложником собственного триумфа. Блестящий молодой повеса, денди, ведущий светский образ жизни с кутежами и очередными пощечинами общественному вкусу - Уайльд так бы и остался в истории литературы, в качестве автора эстетического манифеста и парадоксалиста. Или, как отметил Корней Чуковский, один из первых редакторов собрания сочинений Уайльда: мастера «блестящей, но бесплодной игры ума», салонного и невыносимо жеманного Нарцисса, шокирующего светское общество.
Но вот Нарцисс на пике своей популярности угодил на два года в тюрьму. Хотя и предостерегал в своих статьях читателей и судей: Нет книг нравственных и безнравственных. Есть книги хорошо написанные или написанные плохо.
Его осудили за то, что сейчас является чуть ли не добродетелью. Как будто отправлять людей на смерть, разворовывать казну и лгать – грехи менее тяжкие, чем гомосексуализм.
Наверное читающая публика, этот зрительный зал в слишком затянувшейся гримасе актера, представляющего пьесу о нравах, где за маской добродетели как правило скрывается лицо порока, отказалась признать свое отражение.
Свои «записки из мертвого дома» Уайльд озаглавил словами католической молитвы – «De Profundis clamavi…» («Из бездны взываю…»).
Баловень судьбы отправляется в паломничество по той области человеческой души, темные паучьи углы которой свет его таланта тускло освещал, словно подземелье ручным фонариком, «в Святую Землю – страдания».
Правда, читая гениальные строки «De Profundis» невозможно отделаться от ощущения, что перед нами – страницы биографического романа, предназначенные для обязательной публикации:
Страдание – напряженнейшая, величайшая реальность мира; Страдание – единственная истина; никакая истина не сравнится со страданием...
Но его строки столь художественно убедительны, что даже Чуковский купился на этот новый пафос, не салонного шута, но проповедника:
Мы, русские, как-то небрежно и скучая проходили мимо Уайльда, когда он являлся перед нами как эстет, как апостол наслаждений. Но когда мы услыхали от него этот гимн о счастье страданий – мы закричали: он наш, мы раскрыли сердца, и Оскар Уайльд уже давно наш русский, родной писатель.
Писатель, добавим мы, окончивший свой роман под названием «жизнь» на площади Изящных Искусств.
Его могилу зацеловали поклонники и поклонницы.
Такова цена подлинного таланта!
Строки Суинберна, посвященные смерти Обри Бёрдслея, который сделал иллюстрации для пьсы Уайльда “Саломея”, наверно, можно отнести и к Оскару Уайльду:
Возвратись к нам — хотя бы во сне, —
Ты, которому равного нет,
Ты, кому безразличен вполне
Мир земных потрясений и бед.
Но любовь, что была внушена
Чудным даром, чей свет не потух, —
Ты расслышишь. И тронет она
Твой свободный и царственный дух…
Кошелёк юмани для поддержки канала:
https://yoomoney.ru/to/41001364992514