Порой мне казалось, что по-настоящему до этого я никогда и не любил.
А разве нет? Стоило мне подумать об Айюнар, как сердце начинало биться быстрее, а под ложечкой начинало до невозможности приятно сосать. О, как же я хотел её видеть снова и снова! Один только аромат её кожи и волос заставлял меня дрожать, будто юнца, увидевшего обнажённую женскую грудь впервые в жизни.
Воистину, пока ты сам её не испытаешь, ты не поймёшь, что такое есть любовь, и при этом, познав это, ты всё равно не сможешь никому это объяснить - что есть любовь. Любовь, она у каждого своя.
Стоило мне прильнуть к её губам, как всё внутри начинало трепетать. И главное, я знал, что она испытывает то же самое. Мне не нужно было никаких доказательств - я просто это знал, я это чувствовал, я это ощущал всем своим нутром.
И мне было глубоко плевать на то, где я оказался, что со мной происходит и что меня ждёт в будущем. Я наслаждался каждой минутой, каждым мгновением, что проводил вместе с Айюнар.
Кто-то скажет, что я потерял контроль над собой. Да и пожалуйста! Значит, вам элементарно не понять! Значит, вы не испытывали настоящей любви!
Скажете, что это просто страсть? Обычное, острое сексуальное влечение?
А какая, собственно, разница? Ну, реально? Если мне хорошо, ей хорошо, то почему кто-то имеет наглость утверждать, что это не любовь, а что-то менее важное?
Нет уж, увольте! Пускай, я оказался здесь случайно или нет, но я готов был благодарить Бога, да и вообще всех богов, какие только существуют, за то, что они свели меня с ней.
Иногда я даже подумывал забыть бросить мысли о возвращении в с свой родной мир, лишь бы быть рядом с ней. Ведь стоило мне прикоснуться своими губами к её губам, я буквально забывал обо всём и готов был порвать любого, кто бы решился стать между нами.
Единственное, что меня удерживало в реальности это то, что Айюнар хотела уйти из этого мира, и все мои рассказы о Земле её ничуть не переубеждали. А ведь я на самом деле её пытался переубедить, приводя уму примеров, что у нас ничуть ни лучше, чем здесь, в её родном доме.
Нет, я не утверждаю, что на Земле и в России в частности всё очень плохо, грязно, продажно и т.п., как это любят делать некоторые мои сограждане и иностранцы. Муха везде д*рьмо найдёт, как говорится. Я о другом, о том, что оказавшись у нас, она может столкнуться с такими примерами несправедливости, что разочарование от увиденного будет гораздо больше, чем у любого другого человека моего мира, имевшего аналогичный опыт. Нет ничего хуже, чем разочаровываться в мечте, картину которой ты так ярко изобразил у себя в голове.
Но нет, почти каждый наш разговор скатывался к возможности уйти в мой мир. Это было странно, это было непонятно, но это было так.
Я уже не говорю, что сама такая возможность становилась всё более призрачной по мере того, как мы удалялись от хребта с тоннелем. Да и как включить систему перехода ни я, ни кто-либо из знакомых мне сайхетов не знал. Я непроизвольно вспомнил, как рассинхронизировался (о, какое словечко-то мне в голову пришло!) и красочно дезинтегрировался подозреваемый в покушении на меня. Тоже хотел уйти тоннелем.
Кстати, а почему я решил, что он хотел пробраться в мой мир, скрываясь от преследования? Мысль о том, что он просто пытался скрыться в тоннеле, или уйти на ту сторону хребта – она же тоже имеет право на существование, разве нет?
В общем, я хотел остаться здесь, а она хотела отсюда уйти.
И, признаюсь, я понимал её мотивы. На уровне не логики, но интуиции, я понимал. Я осознавал, что она, скорее всего, разочаруется, когда познакомится с моим миром поближе, но в какой-то момент, я даже перестал пытаться её переубедить. Хочет верить – пусть верит. К тому возможность возвращения была настолько призрачной, насколько вообще это возможно.
Тем более, что стоило мне её поцеловать, как я забывал обо всём. Это и есть любовь?
Но при всём при этом... я понимал, что воспринимаю происходящее не совсем так, как она.
Да, я любил, был влюблён, но... но... но...
Что-то внутри моего сознания подобно якорю не позволяло окончательно сорваться мне в пропасть, потеряв всякие ориентиры, позволив мне отдаться на волю волн. Нет! Что-то заставляло меня на уровне подсознания смотреть на всё происходящее вокруг меня как бы со стороны. Заставляло меня действовать меня с холодной расчётливостью при абсолютно внешней противоположности.
И эта двойственность порой заставляла меня просыпаться среди ночи и смотреть в скрытый в темноте потолок. Просто лежать и смотреть, пытаясь понять, что же я только что увидел: просто очередной сон или закладку в памяти, когда-то оставленную моим отцом.
Я, кстати, тебе папа даже благодарен, ведь это благодаря тебе я сорвался с места и встретил Айюнар. С другой стороны, из-за тебя я теперь не могу быть ни в чём уверен. Я даже не уверен в том, что я это я! И если раньше я мог искренне посылать Даута с его подозрениями куда подальше, то сейчас уже всё было иначе – мне приходилось врать. Но нимеец наверняка что-нибудь да пронюхал, уж больно хитёр и напорист. Чего стоит только устроенная им засада на превосходящих по численности дайхеддов, когда я сам был уверен, что мы идём к ним в лапы, будучи практически беззащитными.
С Белым Лисом, однако, такие фокусы не прокатывали, этот почти сразу определил, что со мной что-то не так. Наверняка ещё пичкал меня каким-нибудь зельем из разряда нейролептиков. Что у них тут в ходу – экстракт дехрем-фет?
Ну, вот снова! Откуда не возьмись, в памяти всплыло название этого растения с галлюциногенными свойствами! А я ведь даже не знал, что такое существует!
А если дехрем-фет усилить синтетическим аналогом секрета земноводного соджу из северных предгорных болот, то смесь вообще получится адская! И ты даже не поймёшь, что тебя опоили!
Твою же м@ть! Я даже сел в постели. Мало того, что я открыл новую опцию по ядовитым местным саламандрам, так у меня ещё и сердце подскочило от осознания того, что я мог уже наговорить с вагон и маленькую тележку, сам того не ведая.
Но мне оставили относительную свободу передвижения, так? Так. Пускай мы с Айюнар любовники, но Сутер ан Сайет не поставил бы интересы своего народа, да и свои собственные, ниже наших отношений. Придумал бы что-нибудь правдоподобное, чтобы объяснить Айюнар моё внезапное исчезновение, или заражение смертельной неизлечимой болезнью. Ну а что, я человек из другого мира, подхватил местную ветрянку, помер, вопрос закрыт.
Ан нет, пока я жив. Что это может означать: либо я не сказал ничего опасного для себя, либо сказал, но Сутера это вполне удовлетворило. Так? Так.
Я снова лёг и посмотрел на лицо мирно спящей Айюнар. Не буду пытаться заснуть – дурацкое занятие и бессмысленное. Буду просто лежать и отдыхать. Если сон захочет – придёт. Попробую отвлечься. Считать овец – не моё. Мне всегда помогал образ прибоя. Морского прибоя, мирно накатывающего ленивые волны на песчаный берег под ночным звёздным небом.
Море. Прибой. Лёгкий запах йода. В волнах опалесцирует планктон. В океане отражается звёздное небо. Звёзды наверху, звёзды внизу. За спиной на ветру шуршат раскидистые пальмовые листья.
- Что с тобой? Ты меня слышишь?!
Я открыл глаза. Нет, это была всё та же комната во дворце. А голос… голос не принадлежал Айюнар, она всё так же спала, только теперь повернувшись спиной ко мне.
Голос прозвучал у меня в голове. Во сне. Или не во сне? Или это было очередное воспоминание, которое мне ещё предстоит распаковать? Знакомый голос. Но чей, совершенно непонятно. Как будто, говорившая – знает меня. Ну, спасибо тебе папочка ещё раз!
А ведь ещё совсем недавно я считал себя абсолютно психически здоровым человеком. Забавно будет, если всё, что происходит со мной – результат предсмертного бреда, и я лежу умирая от жажды в пустыне, или вообще под завалами в тоннеле. А лишённый достаточного количества кислорода мозг закинул меня в лимб, растянутый во времени, и все последние недели всего лишь несколько минут в реальности.
Я ущипнул себя. Сильно так ущипнул – больно. Тихо рассмеялся, чтобы не разбудить любимую.
Иногда я ощущал себя заложником ситуации, не имеющим никакой возможности повлиять на события, а лишь вынужденным следовать по подготовленной специально для меня колее. Канва событий уже предопределена и я должен всего лишь дойти до конца.
И, главное, при всём том, что я испытывал к Айюнар, я понимал, что это лишь, пусть и яркий, красочный, но всего лишь поверхностный слой, а под ним целая бездна неизвестности. И от этого становилось не по себе. Становилось страшно. Страшно и любопытно одновременно. Хотелось узнать, чем всё это закончится и куда приведёт тебя след из хлебных крошек.
Но, глядя в её янтарно-карие глаза, я забывал о том, что творилось снаружи, о том, где и как я оказался. И да, я был благодарен всем тем обстоятельствам, которые меня сюда привели. И пусть весь мир утонет, сгорит или, наоборот, иссохнет, но это стоило того!
Вот только... Но об этом потом. В это мне необходимо разобраться для начала самому...
В общем, пока снаружи бушевала стихия, мы предавались далеко не духовным утехам. И скажу, мне нисколько не было стыдно, и уж, тем более, я ни о чём не жалею. И лишь блеск молний и раскаты адского грома, доносящиеся даже до наших апартаментов, заставляли меня осознать тот факт, что мир крутится не только вокруг нас двоих.
В какой-то момент, я начал думать, что низвергшиеся на нас потоки воды и разбушевавшийся ветер, вовсе не дар божий, как выразился Сутер, а самая что ни на есть божья кара. Ибо снаружи творилось что-то совсем уж невообразимое, никаким образом не вязавшееся с образом того жаркого и засушливого мира, к которому я уже начал привыкать. А тут просто какой-то жуткий ураган! Нет, ты, конечно, понимаешь, что вода это благо для этих мест, но когда её становится так много, то само собой начинаешь задумываться над тем, чтобы этого блага уже стало как-нибудь поменьше. Так и хотелось выкрикнуть: горшочек не вари!
Порывистый ветер сбивал с ног любого, кто осмеливался по какой-то причине выйти на улицу. Где-то всё-таки не выдержали постройки, и их крыши снесло в самом прямом смысле этого слова. Что стало с жителями – не знаю, подозреваю, что ничего хорошего, и ладно, если бы они остались живы, укрывшись у соседей. В общем, была крыша - и нет крыши! А там, глядишь, и стены не выдержат.
Оно и понятно: если таких погодных явлений не бывает десятки лет, то люди, хочешь-не хочешь, будут уделять прочности своих жилищ и построек заметно меньше внимания, чем, если бы сталкивались с таким буйством стихии хотя бы раз в год.
Что ты делаешь, если ежегодно тебя накрывают наводнения? Правильно, ставишь дом на высокие сваи. Ну, или переселяешься в другую менее мокрую местность.
Правда глядя на то, как торнадо каждый год разбирает на щепки дома американского среднего класса, невольно начинаешь задумываться о логичности своих выводов и адекватности представителей этого самого среднего класса. Но там походу во главе всего стоят интересы строительных компаний: чем проще дом разрушается при урагане, тем больше у тебя будет работы при постройке нового дома, а там уже и банки с их ипотеками подтягиваются.
В общем, ливень лил так, что в определённый момент, мне показалось, что мы утонем ко всем чертям. Ощущение усугублялось тем, что большую часть времени мы проводили в подземной части крепости, которая идеально подходила для жизни в засушливом жарком климате, но могла стать настоящей ловушкой при наводнении.
Но то ли измученные многолетней жаждой пески впитывали в себя жидкость намного быстрее, чем она успевала выливаться из низко нависших туч, то ли крепость имела какие-никакие системы отвода лишней воды, построенные кем-нибудь из первых высокородных владельцев этой крепости, кому не посчастливилось столкнуться с таким природным явлением… В общем, стены оказались вполне герметичными, и нас ничуть не залило.
С другой стороны, высший класс, дворяне, если здесь такие были, или жрецы, вполне могли быть в курсе того, чего им следует ожидать, независимо от того сколько лет проходит между погодными явлениями. Если уж на Земле периодичность затмений просчитывали с завидной точностью даже жрецы племён, застрявших в каменном веке, то регулярность выпадения осадков тоже могли определить без особых проблем. Особенно когда обзавелись письменностью. А потом, как и полагается настоящим служителям культа, использовать это в своих интересах. Ну а как без этого?
Как бы то ни было, сайхеты и дайхеты, с которыми я за эти дни познакомился гораздо ближе, особой религиозностью не отличались. Ну да, они совершили некий обряд, перед нападением дайхеддов, но, во-первых, тогда мы все думали, что эта ночь вполне может оказаться для нас последней, а во-вторых, кроме поминания в разговоре неизвестных мне божков (имя той же Сехнет произносили примерно в тех же ситуациях, когда у нас вспоминали Чёрта или Дьявола) я не заметил каких-то особых мест поклонения. Ни храмов, ни часовен. Допускаю, что им было достаточно возможности отправления культа в домашних условиях. Тот же жрец, который причащал воинов перед боем, оказался обычным офицером, который сам принял на себя роль своеобразного капеллана. Он, кстати, не выжил в том бою, и теперь гарнизон остался без штатного священника.
Сайхеты с дайхетами, как мне показалось, были больше зациклены на том, что у нас бы назвали кодекс чести. И то, в больших городах, как я понял, нравы были ещё проще. Ну и культ холодного оружия, это да, этого у них не отнять.
Совсем другое дело представители местных племён, как та старуха, что назвала меня «белым дьяволом», у этих наверняка куча суеверий и поверий, впитавшихся с молоком матери. И пантеон божков в отдельной комнате их жилищ или в шатре.
Пока мы пережидали ураган, я то и дело обдумывал благосклонное отношение ко мне со стороны Сутера, который, я должен признать, мог повести себя совсем иначе, как во время общения со мной, так и после. Моя связь с Айюнар могла вызвать у него, как минимум, негодование гнев, как это обычно бывает у южных народов, там такие вещи просто так не прокатывают. Однако, почему я сужу о сайхетах по шаблонам земных культур? То, что они смуглые совсем не значит, что они должны вести себя так же как жители Кавказа или Ближнего Востока. Здесь могут быть свои нюансы. Да, Айюнар его племянница, но она, как ни крути, незаконнорожденная, а то и что похуже, а, значит, и обязательства Сутера перед ней могут иметь довольно ограниченный характер. К тому же Белый Лис был из столицы, а там, как я сказал, нравы были попроще.
К тому же он, при всех прочих обстоятельствах, довольно комплементарно отзывался о пребывании в нашем плену (в «нашем», ого, я уже ассоциирую себя со строителями пограничного городка!), и потом рассказывал, как участвовал в торговых сделках с землянами.
Допускаю, что он хочет максимально втереться в доверие, преследуя некие, возможно личные, интересы – тоже вариант. Ну, на то они и спецслужбы, чтобы преследовать интересы и втираться в доверие.
Тем временем, холодные пруды оазисов превратились в самые настоящие озёра, полные мутной бурой воды, некоторые даже соединились между собой, что привело к образованию самых настоящих островков. Видимо всё-таки земля полностью напиталась водой. Но это я увидел уже потом, когда всё закончилось, и мы, не рискуя быть унесёнными ветром или грязными потоками, а то и быть убитыми молнией, смогли спокойно выбраться из крепости и направиться в сторону столицы сайхетов.
А пока стихия буйствовала, я невольно размышлял о том, что в мире всё взаимосвязано и жуткий ураган, который на нас обрушился, по своему уравновешивает те годы, что прошли здесь без осадков. И что, теперь всё будет чуточку по-другому, по крайней мере какое-то время, до следующего дождя, который обрушится на раскалённые пески через тридцать лет.
Надо будет, как-нибудь к слову уточнить периодичность осадков. Оригинальный здесь всё-таки климат. По-моему, даже в Сахаре дождь идёт чаще. Не исключено, что знай наши об этих особенностях, они бы постарались здесь задержаться, или, как минимум, держать какой-нибудь пост наблюдения.
Подозреваю, однако, что пограничники ушли отсюда совсем не из-за того, что отчаялись дождаться дождя, уж слишком заброшенным выглядел тот тоннель, по которому я сюда попал.
В один из дней, когда мы пережидали непогоду, Айюнар за обедом мне рассказала, что бывали случаи, когда замешкавшиеся путники, которых стихия заставала в пустыне, могли даже утонуть. Либо в потоках воды, либо их засасывало размокшим песком. На этих словах я против своей воли вспомнил Красные пески, которые лежали, на секундочку, совсем рядом с крепостью, и высказал опасение, а не нанесёт ли их к нам водой? На что получил ответ, что нет, можно не беспокоиться: красные пески кочуют, но никогда не выходят за границы определённой территории. Иногда их площадь сокращается, иногда увеличивается, но, как правило, за обозначенные границы не выходят.
Хм... при этих словах, закинув в рот очередной кусок жареного и острого мяса, но довольно приятного на вкус, я подумал о стекляшке набитой этой гадостью, которая была спрятана в моих вещах. Слова Айюнар подтвердили мою мысль о том, что красный песок не такой уж и песок, о чём, должно быть, догадывались и сами сайхеты. Почему Красный песок не кочует дальше? Теряет свои свойства? Насколько вообще имеет тогда смысл тащить его с собой, рискуя попасть под раздачу со стороны сайхетов? Хотя, если вспомнить, то сразу после того, как мы вышли из Песков, они мне ещё некоторое время обжигали спину, значит, были активны. До сих пор шрамы остались. Ладно, пусть лежит, даже в таком виде красный песок может иметь научную, а то и коммерческую ценность.
Пожалуй, дни, пока бесновался ураган, были чуть ли не лучшими за всё моё время пребывания здесь. Хотя бы потому, что меня с Айюнар никто не беспокоил, и мы могли насладиться пребыванием наедине друг с другом.
Но уже через несколько дней, когда я, проснувшись, решил подняться на поверхность, меня встретило всё то же жаркое солнце, хотя и не настолько жгучее, каким я его запомнил, оказавшись здесь впервые.
Небо было чистым, голубым, и по нему лениво ползли остатки отбрасывающих контрастные тени облаков. На выходе меня встретили «будь готов - всегда готов!» братья Дейс и Сет, я махнул им рукой, они мне также приветливо ответили.
Да, поднявшееся солнце было жарким, но вот воздух... воздух явно стал прохладнее, если учитывать то, каким он тут обычно бывает, из-за чего наши тридцать по Цельсию могли показаться мне вполне комфортными. Проблема в том, что до сих пор, оценивая температуру, я полагался исключительно на свои субъективные ощущения, основанные на моих путешествиях по жарким странам на Земле. Я, конечно, мог прикинуть, сколько тут было в привычных нам градусах, но сказать точно не мог. Приходилось прибегать к таким категориям как "жарко", "очень жарко", "просто жуть" и "всё, я сейчас сдохну".
Ну, субъективно, опираясь на мой опыт... хм... сейчас было минимум двадцать пять градусов. Но надо же учитывать и другие факторы, верно?
Похрустев шейными позвонками, я поднялся на крепостную стену, и вот тут меня ждала настоящая неожиданность: пустыня, к которой я так привык за последние недели, преобразилась до неузнаваемости.
Там, где некогда были оазисы, как я и говорил, разлились настоящие озёра, пускай и с довольно мутной водой, с играющими на ней яркими солнечными бликами.
Насколько хватал глаз, всё кругом было покрыто густой зеленью. Я посмотрел вниз со стены и увидел как по ней, прямо на глазах ползут вьюны, цепляясь за малейшие трещины и выступы. Кусты и цветы буквально лезли отовсюду, а над ними мельтешили неизвестные мне насекомые, на которых, в свою очередь, охотились местные аналоги птиц, больше похожих на ярких цветных колибри размером с воробья и больше. Были ли это птицы в моём понимании, не знаю, но меня заинтересовало совсем другое: откуда они здесь все взялись? В спячке что ли пробыли десятки лет? Или пришли сюда, следуя за дождём?
И, кажется, ещё кто-то мельтешил в образовавшихся зарослях зелени. Разглядеть со стены этих зверюшек, мне не удалось.
Краем глаза я заметил движение на стене рядом с собой. Повернув голову, увидел, что в метре около меня сидела ящерка (ну как ящерка, сантиметров тридцать, если без хвоста) и пялилась на меня своими периодически мигающими глазками, а на спине у неё красовался пятнистый, красный с зелёным, кожистый гребень, который она то складывала, то вновь расправляла.
Я осторожно шагнул в её сторону и протянул руку.
- Не стоит, - услышал я рядом голос Сутера, мысленно обругав себя за то, что опять не услышал, как он подошёл.
- Ядовитая? - спросил я, не сводя глаз с ящерицы.
- Да, может парализовать конечность. В лучшем случае. Сами они на существ, крупнее них не нападают, но если посчитают, что им угрожает опасность, могут зацепить, очень острые зубы и ядовитая слюна. И хорошо, если укусит за предплечье или голень. Чем ближе к сердцу, тем больше вероятность смертельного исхода. Детёныши тоже ядовиты, но не в такой степени, как взрослые особи.
- Это – детёныш? – спросил я.
- Нет, это уже вполне взрослый самец.
- Наверное, в медицине используете? - предположил я.
- Используем, - подтвердил мою догадку Сутер. – Но без подготовки лучше не пытаться их поймать.
- И надолго это? - спросил я, возвращаясь к созерцанию пустыни, что расцвела
- На несколько ваших недель, - ответил старший полковник, - обычно спустя месяц всё начинает возвращаться на круги своя и пустыня вернёт свой прежний облик. Самый долгий период Цветения длился почти год, но это было очень-очень давно. И почему так случилось, никто не знает. Потом будут ещё дожди, но они будут слабее и всё реже и, в конце концов, на долгие годы единственным источником воды здесь снова останутся оазисы.
- Ну, с ними вроде больших проблем нет, их тут больше, чем можно было бы ожидать.
- В этой части пустыни, - ответил Сутер.
- Понятно, - произнёс я и, вспомнив, что нас ждёт далёкая поездка, спросил. - И когда мы выезжаем в столицу, если не секрет?
- Ещё пара дней, пока вода окончательно не спадёт.
- Я так понимаю, что большая часть прибывших солдат пополнит гарнизон крепости. Разве мы не рискуем столкнуться с дайхеддами по пути в столицу?
- Разведка говорит, что они отошли далеко, - с готовностью ответил Сутер, - не думаю, что они рискнут оставшимися людьми ради ещё одной самоубийственной атаки. А пока они будут собираться с новыми силами, мы будем уже далеко.
- Значит, через два дня, - сказал я сам себе, и продолжил наслаждаться открывающимся со стены видом. Остаётся только догадываться, что ждёт меня в самом ближайшем будущем.
