Ахмад Газали был братом великого богослова Абу Хамида Газали, на которого он оказал, вероятно, какое-то влияние, но "не смог передать ему эту страсть чистой любви, безутешной страсти, буквально прожигающей страницы его книг" (Л. Массиньон). Маленькая книга, настоящий молитвенник любви, написанный на лаконичном и сложном персидском, которую Ахмад Газали озаглавил "Интуиции Верных любви" (Саваних аль-ошшак), имела значительное влияние.(1)
Саваних был написан по просьбе одного из друзей или учеников для чтения в очень узком кругу продвинувшихся мистиков. В истории суфизма к этому труду примерно так и относились. Он никогда не пользовался широкой известностью. Возможно, отчасти причиной тому было весьма непривычное и неординарное содержание книги.
[Их отец] часто посещал факихов, сидел с ними, брался служить им, старался делать для них добро и обеспечивать их по мере своих возможностей, и когда он слышал их разговоры, то плакал. Тогда он воззвал к Богу и попросил Его дать ему сына и сделать его правоведом. Кроме того, он посещал проповеди, и когда эти занятия доставляли ему радость, он плакал и просил Бога дать ему сына-проповедника. И Бог ответил на его мольбу. Что касается Абу Хамида, то он был лучшим правоведом (факих) своего поколения и лидером людей своего времени, мастером в своей сфере, на которого ссылались как те, кто был согласен с ним, так и те, кто выступал против него... Что касается Ахмада, то он был проповедником, чьи наставления могли расколоть твердый гранит и чьи призывы к поминаниям могли бы потрясти потомков присутствующих.(2)
Любовь скрывает душу от себя самой и тем ошеломляет ее пытливый взор. В итоге любовь занимает место отражения души в зеркале и душа видит ее вместо самой себя. Это она говорит здесь:
Твой образ появляется в моих очах так часто!
Что бы я ни узрел, мне кажется — это ты.
Твоя красота превыше моего взгляда.
Твоя тайна за пределами моего знания.
В твоей любви я — «второй лишний».
Когда я пытаюсь описать тебя словами, моя сила оборачивается бессилием.
Более того, знание — это мотылек [свечи] любви. [Иными словами] знание души — это внешняя часть ее привлечения [к любви]. Таким образом, когда душа ступает в огонь [любви], ее знание оказывается первым, что сгорает. Кто тогда принесет вести?
Безупречность любви — это порицание (маламат), у которого три лика: один обращен к тварному миру, другой — к влюбленному и третий — к возлюбленной. Лик, обращенный к тварному миру — это клинок ревности (гайрат) возлюбленной; ревность состоит в заботе о том, чтобы влюбленный не уделял внимания ничему, кроме возлюбленной. Лик, обращенный к влюбленному — это клинок ревности Момента; ревность состоит в заботе о том, чтобы влюбленный не уделял внимания самому себе. Наконец, лик, обращенный к возлюбленной — это клинок ревности любви; ревность состоит в заботе о том, чтобы побудить влюбленного питаться лишь любовью, а также уберечь его от алчности и не позволить ему искать что бы то ни было вовне [сущности любви].
Коль в этом мире мне от тебя не нужно
ничего, кроме любви,
Единение с тобой и отделенность — для меня одно.
Без любви к тебе в моей жизни царит разлад.
Выбирай, что пожелаешь:
единение или отделенность.
Тот, кто думает о соединении (висап) как «совместном пути» и черпает силы в этом состоянии, не понимает истинной Реальности любви.
Я бы стал предателем и не мог выдавать себя
за влюбленного в тебя,
Если бы когда-нибудь воззвал к твоей помощи.
Ты можешь ниспосылать единение или отделенность,
Я равнодушен к этим состояниям;
твоей любви для меня достаточно.
Любовь должна поглощать и отделенность, и единение.
Как только любовь достигает совершенства [во влюбленном], она прячется в сфере невидимого и таким образом покидает знание (илм) [влюбленного], которое является чем-то внешним (захир). [Следовательно, не будучи способным постичь любовь посредством знания] он полагает, что она ушла и оставила его, в то время как на самом деле она живет во внутренних покоях дома. Это одно из чудес духовных состояний. Она разлучается с ним не навсегда, но лишь для того, чтобы войти внутрь [то есть в сферу сокровенного, простирающуюся за пределы знания]. Это одна из самых трудных для постижения тем нашего разговора, ведь она касается высочайшей безупречности [любви], так что не каждому дано понять это. Возможно, поэт имел в виду ту же идею:
Когда страсть достигает крайнего предела,
Дружба оборачивается враждой.
Существует также порицание (маламат), вызываемое осознанием любви, и это происходит, когда любовь отступает, оставляя влюбленного пристыженным перед самим собой, другими людьми и возлюбленной. Таким образом, он чувствует раскаяние из-за исчезновения любви. В итоге место любви на время занимает боль. Затем боль проникает так глубоко, насколько это возможно. Однако она тоже исчезнет [в какой-то момент], чтобы дать начало чему-то новому. [То, что было упомянуто, случается не единожды]. Любовь весьма часто скрывает свой лик, избегая влюбленных взглядов, и вперед выступает боль, потому что любовь — хамелеон; она меняет цвет каждое мгновение. Иногда она говорит: «Я ушла», — а на самом деле остается.
Тайна любви, никому и никогда не открывающей своего лика целиком, состоит в том, что любовь — это сокол царства безначальной вечности (азал). Он прилетел сюда [в бренный мир] как странник, чья цель — царство бесконечной вечности (абад). Здесь [в этом мире] он не откроет своего лика перед взорами смертных, ибо его гнездо — величественное царство вечности без начала и не всякий дом годится для такого гнезда. Время от времени он отправляется обратно в царство безначальной вечности и скрывается за своей завесой величия и славы. Так или иначе, он никогда не открывал полностью своего лика красоты перед взором знания — и не откроет. Однако благодаря этой тайне, только тому будет доверено узреть его таинство, кто избавлен от привязанностей и препон, принадлежащих этому [бренному] миру, и тем самым освобожден от заблуждений знания, геометрии иллюзий (вахм), философии воображаемого (хийал) и соглядатаев-чувств.
Принеси то, что привлекает сердца друзей
друг к другу,
Чтобы утащить печаль из моего сердца,
подобно крокодилу.
Едва извлеку я клинок вина из ножен кубка,
Преходящий мир пострадает
от моей несправедливости.
Принеси [то вино, что называют] детище Волхва
и передай его старому [отцу] Волхву.
Ибо только Рахш Рустама
может вынести на себе Рустама.
И это потому, что оба они «Оттуда», а не «Отсюда».
О мой влюбленный, делай, что бы ни пожелал,
но не ищи другой возлюбленной,
Ибо тогда у меня не останется ничего общего с тобой.
И это потому, что оба они «Оттуда», а не «Отсюда».
Любовь — это узы, соединяющие обе стороны [т. е. влюбленного и возлюбленную]. Если эти отношения упрочены со стороны влюбленного, связь заведомо упрочена с обеих сторон, ибо это прелюдия к Единству.
Око предвечной красоты (хусн) [возлюбленной] закрыто для ее собственной красоты (джамал), ибо она не может воспринять свою совершенную предвечную красоту иначе, нежели в зеркале любви влюбленного. Поэтому красота нуждается во влюбленном, чтобы возлюбленная могла питаться собственной красотой, отражающейся в любви и поиске влюбленного. Это само по себе великая тайна и ключ ко многим другим тайнам.
Я не пьянел бы от нее все сильнее,
Если бы этому не было причины.
В моей радости было вино, таверна,
Но никого напротив меня.
Не говори, что это был я [кто искал ее].
Ибо если кто и искал —
То она, не я.
В этом смысле влюбленный ближе к предвечной красоте возлюбленной, чем сама возлюбленная, ибо только через него возлюбленная питается своей собственной красотой — и предвечной, и проявленной. Вот почему влюбленный ближе к сущности возлюбленной, чем она сама, и поэтому он принимается ревновать ее даже к собственному ее оку. Дабы выразить эту идею, сказано:
О Господь, отомсти за меня душе Александра,
Ибо он сотворил зеркало, в котором Ты узрел Себя.
В любовной связи наступает такой момент, когда влюбленный уверует, что возлюбленная — это он сам. Именно на этой ступени он восклицает: «Я Абсолют» или «Слава мне [сколь бесконечно мое Величие]». И будучи погруженным в состояние изгнания, отделенноcти и нежеланности, он будет считать себя беспомощным и ошибочно верить, что он сам и есть возлюбленная.
Во мне столько гордыни из-за моей любви к тебе,
Что я совершаю ошибку и думаю,
будто ты влюблена в меня.
Итак, либо союз с тобой разобьет шатер у моей двери.
Либо голову долой из-за этих фальшивых притязаний.
Возлюбленная сказала влюбленному: «Позволь себе стать мной, ибо если я стану тобой, то возлюбленная окажется в состоянии нужды, а влюбленный возвысится; тем самым нужда возрастет. Но если ты станешь мной, то возвысится возлюбленная. Тогда все будет возлюбленной, а влюбленного не будет. Не будет больше нужды (нийаз); вместо этого все будет проявлением самодостаточности (наз). Не будет больше нищеты; все будет уже обретено. Все будет богатством и не будет бедности, все будет исцелением и не будет беспомощности».
[Потеря влюбленным себя в возлюбленной] может дойти до такой степени, что он станет ревновать [даже] к самому себе и завидовать собственным глазам. Об этом сказано так:
О возлюбленная, [из-за моей ревности] даже себя
я не считаю твоим другом.
Ревнуя тебя, я враждебен к собственным очам.
Я преисполнен печали не из-за того,
что живу в одном квартале с тобой,
А потому что не могу быть с тобой под одной кожей.
Любовь, по своей истинной природе, — не что иное, как страдание (бала), а близость (унс) и свобода — нечто чуждое ей, взятое взаймы. Причина такова: разделенность в любви — несомненно двойственность, в то время как слияние — несомненно единство. Все, чему недостает единства, является иллюзией слияния, а не его истинной реальностью. Вот почему сказано:
Любовь — это страдание,
и я не собираюсь избегать страданий,
[На самом деле] когда любовь засыпает,
я оборачиваюсь к ней и бужу ее.
Мои друзья уговаривают меня избегать страданий.
Страдание — это сердце,
как я могу отказаться от сердца?
Древо любви растет в моем сердце.
Поскольку ему нужна влага, я проливаю слезы из глаз.
Хотя любовь радостна, а ее печаль неприятна,
Мне радостно соединять их обе — любовь и ее печаль.
Когда цель полета стрелы, выпущенной из лука воли возлюбленной — твоя самость, то нет разницы — несет ли эта стрела притеснение (джафа) или благо (вафа), ибо важно лишь одно — поразит она изъян или нет. [Для того чтобы достичь желаемого результата и поразить твою самость] у стрелы должно быть намерение (назар), а целью должен быть сам Момент. Как может она выстрелить из лука, пока вся целиком не повернется в твою сторону? С другой стороны, чтобы она наверняка могла поразить тебя, ты тоже непременно должен ей поддаться [т. е. поместить себя перед стрелой]. Как может множество уз [которыми связала тебя возлюбленная ради единства] быть [сочтены тобой] недостаточными, тогда как на самом деле довольно такой малости [как единственная стрела]? Вот где говорится об этом:
Достань стрелу из колчана ради меня,
Помести ее в свой мощный лук.
Теперь, если тебе нужна цель — вот мое сердце.
Твой уверенный выстрел — и мой радостный вздох.
В своей реальности любовь — это взаимодействие двух сердец. Но любовь влюбленного к возлюбленной это одно, а возлюбленной к влюбленному — совсем иное. Любовь влюбленного подлинна, в то время как любовь возлюбленной — это отражение любви влюбленного в ее зеркале.
Коль скоро в ходе свидетельствования возникает взаимодействие [т.е. взаимоотношения], любовь влюбленного неизбежно влечет за собой беспомощность, униженность, страдания, презренность и покорность во всех формах его поведения, в то время как любви возлюбленной необходимы деспотичности, гордость и великолепие.
Благодаря красоте и прелести
крушительницы наших сердец
Мы не подобаем ей, зато она подобает нам.
Однако мне неведомо, кто влюбленный, а кто возлюбленная. Это великая тайна, ибо возможно, что сперва [в предначальном состоянии] она притягивает его [своей любовью к нему], а затем он доводит дело до конца.
Дух взирал на Абсолютную красоту любви в вечности (азал) и влюбился.
Когда дух-влюбленный устремляется к возлюбленной и снова свидетельствует красоту, он становится зеркалом, в котором отражается красота возлюбленной. Дух еще раз становится возлюбленным. Вот почему Айн ал-Кузат Хамадани в своем труде Тамхидат пишет, что во время ночного вознесения Мухаммада — да пребудет с ним мир — Бог сказал ему: «В иные времена я был говорящим, а ты был слушателем. Я был раскрывающим [красоту], а ты был взирающим. Но сегодня тебе быть говорящим, поскольку ты восхваляемый [Мухаммад], а Я буду слушателем; тебе раскрывать [красоту], а Я буду взирающим». Причина, по словам Айн ал-Кузата, в том, что на этом уровне Мухаммад — возлюбленный, а Бог — Влюбленный.
Когда влюбленный видит возлюбленную, в нем просыпается волнение; это происходит оттого, что его бытие дано ему взаймы и он оказывается лицом к лицу с не-бытием. В исступлении (ваджд) любви его существо трепещет до тех пор, пока он не обретет покой в реальности любви. Однако [это указывает на то, что] он еще незрел. Стоит только зрелости влюбленного достичь совершенства, как при встрече [с возлюбленной] он оказывается отсутствующим для самого себя; когда влюбленный достиг зрелости в любви и любовь завоевала его сокровенную сущность и в итоге возник аванпост соединения (висал), бытие влюбленного покидает его соответственно степени его зрелости в любви.
Мотылек, влюбившийся в пламя, питается [пламенем], пока находится на некотором расстоянии от его света. Внешняя граница свечения гостеприимно приветствует мотылька и приглашает его к себе, и мотылек продолжает свой полет любви с помощью собственных крыльев усилий в воздухе своей устремленности к огню. Однако полет необходим лишь для того, чтобы мотылек достиг огня. Едва он касается его — и движение вперед прекращается. Теперь пламя надвигается на него. Помимо того, свет более не питает мотылька, но пламя получает свою подпитку. И это великая тайна. На мгновение мотылек становится собственной возлюбленной. Это его совершенство.
С точки зрения истинной природы любви возлюбленная ничего не обретает и ничего не теряет от любви [влюбленного]. Однако благодаря этой свойственной ей щедрости любовь соединяет влюбленного с возлюбленной. Влюбленный неизменно есть объект, который созерцает возлюбленная, и этому служат узы любви.
Вот почему разделенность, которой желает возлюбленная — это единение превыше того единения, которого желает влюбленный. Ибо когда разделенное желает возлюбленная, то [здесь возникает двойственность созерцающего и того, что он созерцает; так что] влюбленный становится объектом созерцания для сердца возлюбленной и объектом ее воли и устремленности. С другой стороны, когда влюбленный желает единения, никакого созерцания нет и ей вовсе нет дела до него.
Это высокая ступень мистического познания [и если вам это понятно, то вы проникли в суть реальности единения и разделенности], но никто не в силах познать это до конца.
Вся мощь, деспотизм, самодостаточность и гордость на стороне любви образуют свойства возлюбленной, в то время как уничижение, слабость, приниженность, нужда (ифтикар), бедность и беспомощность — жребий влюбленного. Следовательно, пропитание любви состоит из свойств влюбленного, потому что любовь — владыка судьбы влюбленного. [Таким образом, то, что служит пропитанием любви, зависит от того, какова] судьба влюбленного. И это подвержено изменениям в Моменте.
Далее, свойства возлюбленной не проявляются сами по себе, пока их противоположности не проявятся во влюбленном, например, ее самодостаточность не проявит себя, пока в нем не проявится нищета, и подобным же образом другие свойства проявляют себя только тогда, когда соответствующие свойства обнаруживаются во влюбленном.
Поскольку это как раз такой случай, влюбленный и возлюбленная — это пара противоположностей. Следовательно, им не сойтись вместе, пока не выполнено одно условие, а именно: принесение [влюбленным] себя в жертву и [его] исчезновение (фана). Вот почему сказано:
Тот зеленый идол,
Глядя на мое пожелтевшее лицо, сказал:
«Не надейся более достичь единства со мной,
Ибо твой облик стал противоположным моему:
Твой цвет — цвет осени, мой же — весны».
Возлюбленная при любых условиях остается возлюбленной, следовательно, отсутствие нужды — ее свойство. [Таким же образом] влюбленный при любых условиях остается влюбленным, следовательно, нужда — его свойство. Влюбленный всегда нуждается в возлюбленной, следовательно, нужда — всегда его свойство. Однако возлюбленная никогда ни в чем не нуждается, поскольку у нее всегда есть она сама. Следовательно, отсутствие нужды — ее свойство.
Каждую ночь я умываюсь кровавыми слезами
из-за страданий по тебе,
И пока тебя нет, мое сердце разрывается на части
по ночам.
О идол мой, сама с собой ты, потому и радостна.
Ведомо ли тебе, каково проводить ночи без тебя?
Ты всегда сокрушаешь сердца — тебе простительно.
Ты никогда не испытываешь горечи —
тебе простительно.
Я роняю кровавые слезы тысячу ночей,
А ты не провела и ночи без себя —
тебе простительно.
Любовь — это своего рода опьяненность (сукр), высшая степень которого оберегает влюбленного от того, чтобы узреть и постичь возлюбленную в ее совершенстве. Причина в том, что любовь — это опьяненность, познаваемая органом [сокровенного] восприятия, следовательно, опьяненность не допускает безупречности восприятия.
И вместе с тем здесь скрыта возвышенная тайна. Пока подлинная сущность влюбленного целиком занята восприятием сущности возлюбленной, может ли он распознать ее свойства и свидетельствовать их? Но даже воспринимая их, нельзя воспринять само восприятие. Вот каков смысл слов: «Неспособность воспринимать воспринимаемое — это тоже восприятие». Эта идея — одна из удивительных тайн, о которой сказано:
О идол, ты всегда со мной
Во времена печали и радости.
Клянусь Богом! Я все еще неспособен
Описать твое великодушие.
Признак безупречности любви проявляется в том, что возлюбленная становится печалью влюбленного и эта ноша ему больше не под силу, он не может выдержать бремя и останавливается в ожидании у двери уничтожения (нисти). В непрерывной печали проявляется непрерывное свидетельствование.
Больше нет таких обездоленных, как я,
Ибо я в печали и когда лицезрею тебя, и когда не вижу.
Более того, он не ведает другого места, где мог бы дышать, кроме не-существования. Но дверь не-существования для него затворена, ибо его существование зиждется на ее самосуществовании. Вот где испытывается непреходящая боль.
Возлюбленная никогда не извлекает выгоды и не претерпевает ущерба в любви. Если бы предвестник любви напал на нее и [таким образом] также принес ее в круг любви, то и у нее открылся бы счет приобретениям и потерям, но не в качестве возлюбленной, а в качестве влюбленного.
Любовь — это принуждение (джабр), которое никоим образом не подвластно присвоению (касб). Следовательно, ее повеления — также целиком принуждения. Свобода воли устраняется из нее и ее царства. Птица свободной воли не летает в ее владениях. Эти состояния — всецело яды гнева (кахр) и козни принуждения. Влюбленный должен быть игральной доской для костей ее принуждения, ожидающей, как она метнет кости и какой стороной они упадут. Таким образом, хочет он того или нет, на доске ему выпадет число.
Причина невзгод, испытываемых влюбленным, такова: он думает, что обладает свободой воли. Но как только он полностью осознает эту идею [которая объяснена выше] и [эта иллюзия] прекратит существование [в его уме], наступит облегчение, потому что он не будет пытаться совершить с помощью своей [предполагаемой] свободы воли действий вовсе его воле неподвластных.
Свободный человек — это игральная доска
для костей судьбы,
Не предназначенная для потакания своим страстям.
Внутри тебя катятся игральные кости
с нарисованными точками,
И ты — изъян даже в собственных глазах.
Дополнительные источники:
1. https://religion.wikireading.ru/hpD932Q1GW
2. https://vk.com/@islamsad-etapy-zhizni-ahmada-al-gazali-chast-1-rozhdenie-i-unye-gody
