Читаю книгу, но не понимаю ни слова. Губы автоматически произносят, но до мозга не долетает ничего. Он занят мыслями о другом человеке, которому сейчас плохо.
Я сочувствую, но это все, что я могу в данный момент сделать. И в большом больно мое сочувствие тонет как в море снежинка. Чувствую себя маленькой и беспомощной.
Мозг судорожно ищет выход из беспомощности. Тревога беспокойным зверем крутится внутри.
Думаю о том, что психологи встали на место богов.
На них надеются, их молят, ненавидят. А мы в ответ считаем себя вершителями судеб человеческих. Что мы делаем кого-то счастливыми, ну и, как следствие, — несчастными тоже. Тщеславие — любимая болезнь. И из нее выхода только два: или выздороветь, или умереть профессионально. Выгорание никого не щадит.
В профессию психолога часто приходят из несчастного детства. Маленькие брошенные девочки и мальчики становятся вдруг всем нужными и для всех важными. И это пьянит. Обезболивающим элексиром стекает на гноящуюсь рану детской травмы.
Но за все есть цена. И как наркотик берет свое ломкой. Так и тщеславие берет свое падением в пропасть беспомощности и невозможности что-то сделать. От нее порой воешь. Злишься. Хочется перекроить этот дерьмовый мир, чтобы наконец-то уже все стали счастливы. Хочется запихнуть свою помощь поглубже в глотку просящему, чтобы он наконец-то удовлетворил потребность осчастливить. Так звучит злость внутри. И дай ей волю, она будет уничтожать все на своем пути. В первую очередь мою же душу.
Нутро хочет уйти от горячей боли бессилия. И находит выход в смирении.
Блаженны нищие духом.
Что я могу сделать? Малость — выслушать, поделиться опытом, да книжными знаниями, упражнение дать, поплакать вместе или посмеяться. Принимать всегда и всякого. И на этом все. Остальное не в моих силах.
Для тех, кто ждет чуда, такого списка недостаточно. Но я не могу дать больше. Смиряюсь и у-мал-яюсь.