Разговоры о призраках должны начинаться сбивчиво, и еще «не факт», что голос рассказчика окрепнет, тон станет уверенней, когда он увидит, что завладел вниманием аудитории.
Так же ведут себя, всплывая в памяти, слова и мелодии песен, чьи исполнители вместе с ними давно числятся в списке без вести пропавших, пополняемом не по нашей воле.
Дело в том, что каждый призрак, будь то мираж постройки на скале, силуэт в окне или морда собаки на шее другой собаки, всё это когда-то существовало на самом деле, но оказалось сохранено для опознания тобою, когда этого не сумеет сделать никто кроме тебя.
Робость напоминания о себе – её испытывают не только поклонники, но и вкусившие мирской славы таланты. Дух погасшей звезды может полвека скитаться в пустынных местах, чтобы, внезапно вынырнув на радиоволне, вновь испариться на неопределенное количество лет.
В годы моего обособленного увлечения Лучо Баттисти несколько его ранних песен не выглядели так, будто это он их написал. Те же «Десять девчонок», выпущенные у нас гибкой пластинкой для самых необеспеченных и экономных. Слишком панибратски просто для автора Fiori Rosa, Fiori di Pesco.
На самом деле такой оказалась всего одна. La Compagnia, нарочито бесхитростный итальянский кантри-поп а ля Мэри Хопкин.
Раздобыв сингл Ancora Tu (через одну полу-путану, воротившуюся в наш городок зализывать столичные ссадины), я не обратил внимание на сторону Б, отметив лишь фамилию Могол. Слова типично его. Место возлюбленной занимает песня. Акустический фантом. А куда пропала сама возлюбленная, знает только печь в подвале особняка.
Оказывается, «Компанию» пели Серджо Эндриго (с чьею Adesso Si дебютировал Баттисти на Сан-Ремо ’66) и Мариза Санниа, чью версию я мог слышать по радио «Бухарест». Отсюда и ощущение выходца с того света, проникающего в материальную действительность через динамики.
Надо сказать, что Баттисти, реакционер-романтик, чуткий к запросам современности, реанимировал старую песню ювелирно. В замедленном темпе она звучит как Oh, Sweet Nothing, подавляющий волю псалом Лу Рида, в котором солирует его талантливый кузен Даг Юл.
Но с героем нашей статьи Баттисти объединяет совсем другая вещь. В сущности, она и является тем спасательным кругом, что удерживает имя Майокки на поверхности летейских вод.
Prendi fra le Mani la Testa. Что предлагают авторы песни слушателю – взяться за ум или просто схватиться за голову?
Зажми уши и не вертись. Можно и так перевести, разнообразия ради. В эпоху технических подстрочников разнообразие дефицитнее хорошего черного гуталина на краковской толкучке при немцах.
Маниакально-монотонная «Пренди» не сплющилась и не потускнела, пережив исполнителя и композитора. Соблазн за неё взяться по-прежнему силен. Представляя собой помесь Уитфилда и Стронга с Генсбуром, она легко поддается модернизации. Казус в том, что ни Уитфилд и Стронг, ни Гензбур еще не сочиняли в таком стиле, когда она прозвучала впервые.
Одна из первых экспериментальных работ Баттисти досталась исполнителю с почти советской интонацией. Я называл его «человек из Сопота».
Не удивительно, что посреди повальной англомании Майокки, моде наперекор, записал ретро-шлягер Portami Tante Rose, приделав к нему экспрессивное интро а ля Mr. Moonlight – чао, британское нашествие. И старинная, довоенная вещь Чезаре Биксио выстрелила.
«Год среди хамелеонов» – подходящий заголовок для записок герпетолога. Именно столько провел Рики Майокки в качестве поющего гитариста в составе бит-группы I Camaleonti. Только это был не простой, а шестьдесят шестой год.
Год The Who и Small Faces с «Ша-лала-лали». Эти сведения верны, однако Хамелеоны пленили местных волосатиков – I capelloni – при помощи «ша-лала», а не «ша-лали».
«Ша-лала-лали» не самый типичный хит для Small Faces. Поющий крикетист Кенни Линч и Морт Шюман сочинили его по шаблону «Ду-ва-дидди» и «Даду-ран-ран», где абракадабра подразумевает интимную близость как цель знакомства, недопустимую в песнях для подростков, для которых Барри Манн и Синтия Вайль, Кэрол Кинг и Джерри Гоффин изобрели специальную тайнопись еще в начале шестидесятых.
Одним из любопытных феноменов swingin’ 60’s я бы назвал музыкальное «алаверды», то есть исполнение англичанами итальянских песен, совпавшее, как ни странно, с апогеем битломании. Сочинения итальянских авторов вывели на орбиту Дасти Спрингфилд и Силлу Блэк. Обложки дисков Хампердинка и Мэтта Монро пестрят не английскими фамилиями типа Ортолани и Панцери.
Одну из песен в не слишком обширном репертуаре Рики Майокки заимствовала Марианна Фейтфул, как обычно, изрядно её подморозив на фоне тактичной оркестровки Майка Леандера.
В период размолвки с Миком у неё возник роман с молодым итальянским плейбоем, описанный с её слов у Энтони Скадутo в его, пожалуй, лучшей биографии Джаггера. Молодого человека звали иначе, но на его месте почему-то хорошо смотрится Рики Майокки.
Впрочем, читал я об этом сто лет назад, подробностей не помню, просто этим путем легче свернуть на новую тему в общем контексте разговора.
Некоторые песни Роллингов, и таких песен достаточно много, не только напоминают, но и являются демо, изначально предназначенными для продвижения других артистов. Это полноценные записи с отклонениями от магистрального стиля группы, заметными только специалисту. Отсюда такая популярность сборника Flowers у советских поклонников Стоунз, свободных от промывки мозгов еженедельными хит-парадами.
Строго говоря, и первый альбом Баттисти состоял из демонстрационных образчиков потенциальных хитов, многие из которых впоследствии стали классикой мировой поп-музыки.
Как это случилось с «29 сентября», ставшим визитной карточкой Equipe 84 в шестьдесят седьмом. А ретроспектива Баттисти вышла в шестьдесят девятом, когда новаторство двухлетней давности уже успело стать нормой.
Инструменты и аккомпанемент звучат в ней как на первом диске Пола Маккартни. Которого скромный до аскетизма Баттисти, не мудрствуя, называл одним из главных катализаторов своего творчества, наряду с Диланом и Джаггером. Я бы добавил Отиса Реддинга. Оба гения поют и мыслят «пугливыми шагами», приближая себя и слушателей к апофеозу откровения.
В авторской версии Il Vento неотесанная искренность заглушает попсовый пафос I Dik Dik. Однако без него эту искренность было бы труднее заметить и оценить.
Если не знаешь, чем заняться, можешь петь, «пока не станешь еще одним среди нас» – Uno in piu.
Эту вещь, своего рода марш разочарованных идиотов, Майокки записал параллельно с квинтетом I Dik Dik, и у него она звучит по-иному, не в настоящем времени, а как будто в изложении человека, переросшего советы, заложенные в тексте Могола.
Однако знаковая Prendi fra le Mani la Testa в первом альбоме Баттисти отсутствует. Так же, как Guarda Te e Vedo Mio Figlio, великолепно интерпретированная теми же I Dik Dik в шестьдесят седьмом. Вторичная, но стильная поделка под Spencer Davis Group.
Перфекционист во всем, Баттисти обратится к ней только в семьдесят третьем, когда каноны поп-музыки в очередной раз претерпят значительные изменения.
Неужели из-за того, что версия Майокки так безупречна? Да, это, безусловно, «капсула времени», чье содержимое рискует рассыпаться в прах при неосторожном вскрытии. Но, будучи погребено, оно продолжает жить, и вместе с ним, стимулируя наше воображение, живет легенда о неповторимом и невозвратном.
👉 Бесполезные Ископаемые Графа Хортицы
Telegram I Дзен I «Бесполезные ископаемые» VK