Мужчина на кровати громко всхрапнул и от своего же храпа проснулся. Увидел лежащего Ивана:
-Новенький? -спросил у Михалыча.
-Новенький, Иваном зовут. Да видно, на душе у него смурно, разговаривать не хочет.
-У нас всех поначалу смурно было. А теперь привыкли. На обед ещё не звали?
Тут же раздался громкий голос:
-Ребятки, обед!
-Во, зовут. Может, разбудить новенького, а -то голодным останется?
Михалыч подошёл к Ивану, осторожно потряс за плечо:
-Сосед, на обед пошли, зовут.
Но Иван, не открывая глаз, буркнул:
-Не хочу.
-Ну, не хочешь, так не хочешь -они с Борисом, шаркая тапками, вышли из комнаты.
Ужинать Иван Григорьевич тоже не пошёл. Не пошёл и завтракать.
-Есть отказывается -доложили мужчины врачу утром.
-Иван Григорьевич, так нельзя. Вам после инфаркта обязательно нужно режим соблюдать: и питаться регулярно, и на прогулки ходить, и выполнять посильные физические нагрузки. Вы ещё довольно молоды, нужно поддерживать своё здоровье, если хотите жить полноценной жизнью.
-А если не хочу?
С Иваном Григорьевичем стала работать психолог. В столовую он ходить стал; правда, старался приходить попозже, когда основная масса жителей дома уже поест. Тогда он садился один за стол и ел, не испытывая ни вкуса, ни удовольствия. На прогулки во двор тоже выходил, но старался уединиться: ходил в одиночестве по заснеженным аллеям и вдыхал полной грудью морозный воздух. Общаться с другими жителями дома желания у него так и не появилось. На вопросы соседей отвечал коротко, неохотно и, в конце концов, они перестали к нему обращаться, а жители других комнат обходили стороной хмурого, неулыбчивого мужчину и никто не пытался с ним даже заговорить. Одни жители дома престарелых по вечерам садились в холле на диване: смотрели телевизор или разговаривали; чаще всего, вспоминая свою жизнь или обсуждая свои болезни. Другие играли в шашки или шахматы, третьи читали. И только он ходил из конца в конец длинного коридора и молчал. Он был один среди людей. Геннадий два раза навестил отца; привозил разные фрукты и пытался расспрашивать о его жизни. Но Иван Григорьевич, как замороженный, молча сидел рядом с сыном, не отвечая на его вопросы и слушая о новостях, которыми хвалился сын; а потом вставал и говорил:
-Ты иди, спасибо, что навестил; мне пора -и уходил, не оглядываясь.
-Папа, фрукты возьми -окликал его Геннадий, но Иван Григорьевич словно не слышал.
Наступила весна. Весело щебетали птички за окном, радуясь солнышку и тёплым денькам. На берёзках появились серёжки и маленькие ярко -зелёные листочки. Жители дома словно ожили и помолодели. С удовольствием выходили на прогулки, щурились от солнечных лучей, радовались молоденькой травке и жёлтым одуванчикам. И только Иван Григорьевич отходил от улыбающихся соседей подальше и медленно шагал по тропинке, оглядывая зеленеющий парк. Однажды, медленно прогуливаясь по дорожкам, увидел женщину, одиноко сидящую на скамейке. Она что -то читала и, когда Иван Григорьевич стал проходить мимо, подняла голову, посмотрела на него и улыбнулась. В груди Ивана Григорьевича всё похолодело: это была улыбка его Машеньки. Только она так могла улыбаться – открыто, светло и возле глаз в этот момент собирались лучики морщинок, которые совсем её не старили.
-Добрый день -голос незнакомки был очень мягким.
-Здравствуйте -буркнул Иван Григорьевич и постарался быстрее уйти подальше.
Когда прогулка закончилась и всех позвали в здание, незнакомки на скамейке уже не было. На следующий день он был на прогулке, как обычно, один. Вдруг кто -то взял его под руку. Он вздрогнул и повернул голову – это была незнакомка:
-Я Вас напугала? Извините -она убрала руку и медленно пошла рядом – я вижу, Вы любите одиночество? Мне тоже одно время нравилось быть одной, хотя раньше много друзей было, знакомых. Но после трагедии всё изменилось: тяжело стало видеть счастливые, улыбающиеся лица, стала избегать общения. На работе молчала, на вопросы не отвечала, только плакала постоянно. От горя мне хотелось умереть. Но помогла мне бабушка -соседка. Однажды ко мне за маслом зашла, заговорила со мной, а я молчу. Она спрашивает: «Как себя чувствуешь?» А я отвечаю:
-Умереть хочу.
Тогда она меня, как маленькую, отчитывать стала: « Выбрось глупые мысли из головы! Не имеешь ты права своей жизнью распоряжаться. Бог тебе её дал, только он и забрать может». А ещё она мне сказала:
-Огромное горе тебя постигло, но нельзя в себе замыкаться; к людям иди.
-А если я весёлые лица видеть не могу? -отвечаю, а у самой на глазах слёзы.
А она:
-Эх ты, разве можно ненавидеть людей за то, что у них всё хорошо, когда тебе плохо? Вот в доме престарелых одинокие, часто брошенные своими детьми, люди живут. Ты просто не представляешь, как бы им хотелось снова среди счастливых людей оказаться, а не среди таких же, как сами – больных и обиженных? На лицах людей улыбки видеть, а не слёзы. Но ведь они за жизнь цепляются и никого в своих бедах не винят. Вот сходи туда, поговори с людьми; может, тогда твоё горе отступит и снова тебе жить захочется? Помнить о близких нужно, а вот предаваться скорби годами -нельзя.
Я послушалась её. Теперь в свободное от работы время сюда прихожу.
-Так Вы здесь работаете? А я думал…
-Что я здесь живу? Нет, я волонтёром здесь, со многими уже перезнакомилась, даже подружилась; а вот Вы, я вижу, всегда один.
-Да, мне одному думается лучше. А что у Вас случилось? Извините, может, я не имею права спрашивать?
-Почему же, я отвечу. Мужа потеряла, любимого. Мы 25 лет очень дружно жили, а потом он заболел. Я осталась одна, детей не было. А у Вас дети есть? Почему Вы здесь?
-Родных детей нет. Но мы с женой усыновили и вырастили, как родного, маленького мальчика. Мальчик вырос, женился и отец ему стал не нужен.
-А Ваша жена?
Так же, как и Ваш муж, покинула меня. Мы тоже замечательно прожили 40 лет и мне без неё очень плохо.
-Это давно случилось?
-Два года уже нет моей Машеньки. Меня тоже раздражать люди стали после её ухода.
-И я?
-Вы -нет. В Вас я вижу свою Машеньку. Вы улыбаетесь так же, как улыбалась она.
Они замолчали и дальше шли, каждый думая о своём.
-Мы с Вами даже не познакомились -улыбаясь, сказала незнакомка -меня зовут Марина Викторовна, а Вас?
-Иван Григорьевич.
-Иван Григорьевич, спасибо Вам за прогулку. Завтра меня не будет, а послезавтра, если Вы, конечно, не против, можем снова погулять по аллее.
-И Вам спасибо, Марина Викторовна.
Он вернулся в свою комнату, где Михалыч лежал на своей кровати, а Борис в толстых очках сидел за столом с газетой в руках. Он из -под очков посмотрел на Ивана Григорьевича:
-Нагулялся?
-Нагулялся -ответил Иван, и Борис удивлённо поднял очки на лоб:
Иван первый раз не буркнул недовольно, а ответил спокойно, даже доброжелательно.
Он с нетерпением ждал, когда Марина Викторовна появится в их доме. Наконец, увидел её. Она улыбалась своей светлой улыбкой и здоровалась со всеми жильцами, попадающимися ей на пути.
-Доброе утро, Иван Григорьевич! Как Ваше здоровье?
-Спасибо, чувствую себя прекрасно. После обеда будем гулять в парке?
-Обязательно. Вот только дела необходимые переделаю.
Они снова гуляли по парку и Иван Григорьевич рассказывал Марине о себе, своей жизни, своём приёмном сыне. Марина умела слушать так, что хотелось рассказывать; а потом уже она стала рассказывать о своей работе. И им не хватило времени, чтобы поведать обо всём, что так болело и мучило.
-Что со мной? Почему недолгий разговор с этой маленькой светлой женщиной погасил во мне злость на весь мир? Она волшебница -улыбаясь в душе, думал Иван Григорьевич, когда вернулся в свою комнату
Они подружились и, когда у Марины Викторовны выдавалось свободное время, гуляли по парку. Иногда, прогуливаясь, просто молчали; и молчание их не было тягостным. Они словно понимали друг друга.
-Неужели я влюбился? -думал Иван Григорьевич – да нет, что я выдумываю: какая любовь может быть в моём возрасте? А если и так, что могу я дать этой прекрасной милой женщине? Я не имею даже своего угла. Хватит мечтать о несбыточном! – приказывал он себе; но в глазах постоянно стоял образ светловолосой невысокой Марины Викторовны с её приветливой улыбкой.
Однажды он прогуливался по парку и с нетерпением оглядывался, ожидая, когда появится на дорожке знакомая стройная фигурка. Но вдруг увидел, что знакомая фигурка идёт по парку не одна: рядом идёт Андрей Алексеевич из соседней комнаты. Он что -то ей рассказывал, а Марина весело улыбалась. В сердце Ивана Григорьевича кольнула ревность. Он быстро повернулся и зашагал в дом. Вошёл в комнату и улёгся на кровать. Он ощутил мучительное чувство собственника, эгоизм и желание, чтобы Марина принадлежала одному ему; чтобы только с ним гуляла по парку, только ему рассказывала о своей жизни.
-Я схожу с ума? -думал Иван Григорьевич – ведь Марина Викторовна не моя жена, даже не моя женщина. Она здесь работает и со всеми обязана одинаково общаться; но почему же мне так тяжело и тревожно? Почему хочется, чтобы она смотрела только на меня своими лучистыми глазами, только мне улыбалась своей заразительной улыбкой? Эх, почему она не встретилась мне раньше, когда у меня была собственная уютная квартира, а не эта комната в доме престарелых?
Он уткнулся в подушку, потом подушку закинул сверху на голову, словно хотел закрыться от всего мира.
-Иван Григорьевич -тихо раздался женский голос – Вы спите? – не дождавшись ответа, дверь закрылась.
Ужинать Иван Григорьевич не пошёл, так и лежал на кровати в своих мыслях. А потом, внезапно, ему стало плохо -грудь словно сжали тисками; стало трудно дышать и он, как рыба, только открывал рот. Побежали за врачом, прибежала со шприцем медсестра. Приехала скорая.
На следующее утро Марина Викторовна, войдя в дом престарелых, первым делом заглянула в комнату Ивана Григорьевича. Она его вчера не видела на прогулке и волновалась: не заболел ли он?
На стуле сидел Михалыч и подслеповато щурился на открывшуюся дверь.
-Доброе утро, Валентин Михайлович! Как Ваши дела? А где Иван Григорьевич? – приветливо спросила Марина.
-Увезли его в больницу. Похоже, инфаркт – хрипло ответил Михалыч.
После обеда она побежала в кардиологическое отделение:
-Скажите, вчера привезли Ивана Григорьевича Полежаева; как он себя чувствует?
Женщина в регистратуре открыла журнал, поводила пальцем:
-Умер Полежаев. Ночью умер.
Слёзы выступили на глазах Марины:
-Умер? Как же так, всё ведь хорошо было? – у неё даже мысли не возникло, что причиной инфаркта у Ивана Григорьевича стала ревность; что он испытывал к ней, Марине, совсем не дружеские чувства.
-Да много ли пожилому человеку надо? Чуть понервничал -и готово – сочувственно проговорила женщина.
Марина Викторовна возвращалась в дом престарелых с твёрдым решением, что больше не будет там работать. Да, пожилые люди ждут её, радуются, как дети; она тоже с ними словно расцветает, но… Они, к сожалению, уходят и уходить будут; а она слишком близко к сердцу принимает потерю людей, к которым привязаться успела. Марина вытерла слёзы и открыла входную дверь.
-Ой, Мариночка Викторовна! -навстречу ей ковыляла на двух костылях старенькая Дарья Семёновна – а я Вас так жду! У меня радость такая, что боюсь, сердце остановится -говорила она старческим скрипучим голосом и улыбалась.
- Да что случилось? – остановилась Марина.
-Письмо мне пришло от внучки. Они с мужем квартиру купили и меня к себе забрать хотят. Я всё Вас ждала, чтобы похвастаться.
Марина обняла старушку за худенькие плечи:
-Я очень рада за Вас -искренне сказала она и подумала:
-Ну, и вот как их оставить? – они так и пошли по коридору: бабушка, опираясь на костыли и радостно что -то рассказывая, и Марина, поддерживая её под руку и слушая с улыбкой.