«Театр начинается с вешалки», — утверждал Константин Станиславский.
Мой театр начался с запертых дверей и замурованных запасных входов. А еще с осознания, что я никогда не попаду в святая святых сего архитектурного шедевра со столетней историей: не увижу кинематографичные интерьеры в стиле ар-нуво, декорированные зрительские ложи и глубокую оркестровую яму.
Оставалось сдаться или рискнуть жизнью в прямом смысле слова.
Нужно ли уточнять, что выбрала я?
Действие первое
Декорация: строительная свалка, тонкий карниз и отвесная стена.
Я стою, дрожа от волнения и предвкушения, около грязной стены, высота которой превышает мой рост в несколько раз. У меня ни лестницы, ни стремянки, ни каната.
За этой стеной — он.
Построенный в XIX веке, совершенно блистательный, удостоенный звания культурного памятника. Он не ждет меня. Упивается своим статусом и бережет под импровизированной крышей, сотканной из железных листов, остатки былого величия: зрительские сиденья, три яруса лож на сотни человек да нежные балкончики с витиеватыми арками.
Он самодостаточен.
Уже пережил пару реставраций и сейчас, ослепленный надеждой на генеральную реконструкцию, бережет ресурсы.
Единственное, чего я хочу, это прикоснуться к его сердцу. Взойти на сцену. Заглянуть в яму, прислушаться к призракам музыкальных гениев и вдохнуть привычный аромат чуть сгнившей штукатурки.
Я решаю рискнуть: забыв о здравомыслии, заглушив инстинкт самосохранения, каким-то фантастическим чудом оказываюсь по ту сторону стены.
Едва не сорвавшись, ступаю на хлипкий карниз. Руки потеют, дыхание замирает, тело дрожит. Я балансирую, стараюсь не смотреть вниз. Нахожу какую-то опору и — не помня себя — спускаюсь на твердую площадку, что тонет в строительном мусоре.
Вдыхаю. Вот он, аромат штукатурки, который давно стал главным аккомпанементом всей моей жизни.
Действие второе
Декорация: гнилой пол, алые ленты и зияющие раны, испещрившие всё здание.
Итальянский театр, расположенный в крохотном городишке и окруженный жилыми домами, начал погибать еще в 1950-х.
Да, в начале века он блистал: арии, оперы, балет, всё было при нем. На каждое представление — аншлаг. На громких премьерах — именитые звезды. Будущее — предопределено и прекрасно.
Так было ровно до тех пор, пока маленький город не зарекомендовал себя локальной культурной столицей. Тогда в нем начали строить другие театры, что потеснили нашего гиганта. Он по-прежнему оставался самым роскошным, самым величественным, самым архитектурно наполненным. Но уже не таким желанным.
Как это часто бывает, местные спохватились слишком поздно: «Что имеем не храним, потерявши — плачем». Осознав, что здание погибает, его попытались законсервировать. Спрятать от вандалов, укрыть от стихий, сберечь от времени.
Отчасти — миссия удалась. Однако театр уже никогда не будет прежним.
Сегодня он держится из последних сил: деревянный пол под гигантской ложей сгнил, опустевшие коридоры замарались стыдными надписями незваных гостей, а потолок без неумело поставленных стяжек давно бы уже обвалился.
Я ступаю так аккуратно, как только могу. В голове стучало странное желание: превратиться на ближайшие несколько минут в невесомое создание, отказаться от своей плоти и крови, лишь бы театр позволил задержаться еще ненадолго.
Желание безумное, но объяснимое.
Каждый шаг действительно мог стать для меня последним. Красно-белые ленты, предупредительно обнимающие некоторые пролазы, не врали: за ними чернели полностью обвалившиеся этажи. Доски скрипели так убедительно, что я всем своим существом чувствовала под ними пустоты. Пустоты, простирающиеся на десятки метров в глубину. Крыша из железных листов, отыгрывающая заунывную кадриль, казалось, вот-вот обрушится на мою голову.
Еще никогда мне не было так страшно. Так страшно — и так будорожаще красиво.
Действие третье
Декорация: гипсовая лепнина, суфлерская будка и главная сцена
Я добрались до последнего этажа — с него открывался самый прекрасный вид на ложу.
Маленькая площадка в несколько метров, где едва умещалось пару человек, словно насмехалась над нами. Крохотная, беззащитная, она вибрировала, скрипела, пыхтела. Пугала мрачными обрывами, что тянулись до нижних этажей.
Я боялась даже дышать.
С этой высоты театр напоминал смертельно больного капризного гения. Он все еще вызывал уважение и страх, но мне стало в мгновение очевидно, что красавцу осталось недолго.
Здание пережило страшнейший снегопад в 1970-х, после которого обвалилась крыша. Пережил косметическую реконструкцию крыши. Пережил вандалов. Но сколько ему еще терпеть?
Я взглянула на хрупкие деревянные сиденья, которые олицетворяли весь ужас его положения. И моего тоже. Кресла эти, вздувшиеся и умирающие, когда-то купались в дорогих тканях. Вздрагивали от оглушительных оваций. Прятали в бархате позолоченные бинокли. Сегодня же они едва стояли на пыльных ножках.
Спустившись вниз, я заглянула еще в несколько помещений: подсобки, суфлерскую будку и странную комнату с зеркалами, в которых отражалась дивная гипсовая лепнина великолепной сцены. За одну эту лепнину хотелось отдать если не полцарства, то добрую часть городского бюджета.
Видимо, только мне.
Эпилог
Что ждет один из самых красивых театров?
Город обещает привести его в порядок. Пока что эта мысль оформлена лишь в формате благородной идеи: не подписаны бумаги, не ведутся работы. Театр требует немыслимых денег. Одно только укрепление этажей обойдется в гигантские суммы.
Стоит ли оно того? Для меня ответ очевиден.
Остается верить, театр дождется своего ренессанса. А пока что единственное, что мне остается, это осыпать его виртуальными овациями. Он заслужил.
----------------------------------------
Подписывайтесь на канал , вас ждёт много интересного!
Для связи со мной: инстаграм @urbex_terapia ссылка .
Или email: alternative-italy@yandex.ru
Фотографии и тексты являются интеллектуальной собственностью автора и не могут быть использованы без разрешения
