Истории первая. Оживший хлеб.
Солнце уже по-летнему теплое освещало, разросшиеся без человеческой руки кустарники и покрытые мхом, местами растрескавшиеся надгробия. Старое городское кладбище – заросшее и забытое. Ну или почти забытое. Нет-нет, да и встретишь старушку, тихо плачущую и сморкающуюся в платочек, над полустертой фотографией. Энное количество лет назад в уставшей тяжелой земле запретили хоронить. Город разрастался и как следствие, разрастание кладбища в самом его сердце, ни самая приятная глазу перспектива.
Когда-то Эмма очень боялась и недолюбливала кладбища, теперь же, это вместилище нездешнего покоя, стало частью ее дня. Она любила ходить через него домой. Да собственно, так было и короче. По центральным улицам от гипермаркета нужно было пройти почти три квартала, а через кладбище можно было срезать путь почти напрямую. Общественный транспорт пожилая женщина не любила, да и ходьба была весьма полезна для здоровья. За полуразрушенными входными воротами Эмма привычно замедляла шаг и погружалась в мысли.
Сегодня она обещала Асе испечь торт. Ася очень любила ее торты, поэтому, помимо привычного набора продуктов, нынче в сумке лежали сгущённое молоко, два десятка яиц, свежие ягоды и фрукты, а также пачка, изумительно нежного сливочного масла.
«Герасим Петрович Бородинский» - значилось на железном кресте с замудреными завитушками. «Хлеб испекли, а он ожил, как пряничный человечек» - подумала Эмма. С фотографии, полусмытой дождями, смотрел пухлый улыбающийся человек.
Герасим Петрович Бородинский был очень похож на человека, любившего хлеб. И он действительно его любил. Неизвестно, отвечал ли хлеб, Герасиму Петровичу взаимностью, для последнего это не имело значения. Он и сам был, как хлеб, заботливо замешанный, выношенный и выпеченный, то бишь, вскормленный в горячих руках его, не в меру заботливой мамы.
Елизавета Петровна Бородинская – мать Герасима, полностью соответствовала своему имени. Она была поистине императрицей и внешне, и внутренне. Происходила она из семьи потомственных московских врачей. Папа был известным хирургом, спасшим не одну жизнь, а мама педиатром. Познакомились они, будучи студентами, да так и прошли весь земной путь вместе. Единственная дочь – Елизавета была воспитана в лучших традициях советской интеллигенции. Уроки музыки, иностранного языка, рисования. Естественно девочка была отличницей и, как и следовало ожидать пошла по стопам родителей и стала замечательным хирургом. Когда Елизавета подошла к возрасту пригодному для создания семьи, вдруг выяснилось, что мужчины не торопятся брать замуж нашу умницу и красавицу. Что было причиной этому – неведомо. Может тяжелый, почти мужской характер, может непреступная и холодная красота, но так сложилось, что даже короткой интрижки со слезами и поруганной честью у Лизы не случилось. Да и сама она собственно замуж не торопилась, нарисовав в своей голове образ, генетически и физически идеального мужчины от которого родит такого же идеального сына. Конечно сына, никаких психически неустойчивых девочек, только мальчик. Опора, надежда и мамина гордость. Ясное дело, что подходящего кандидата не было, да и учитывая внушительный список требований, быть не могло.
Случилось все до крайности банально. Елизавета отправилась в отпуск к Черному морю. Горячий местный красавец без особого труда взял опьяненную местным вином и перегретую солнцем, крепость. Утром лежа на измятой постели Лиза кляла себя на чем свет стоит, но было поздно. Через девять месяцев на свет появился Герасим, мальчик, как и мечталось Елизавете, хоть и полученный не совсем так, как ей мечталось. Почему Герасим, да потому что имя должно быть редким и необычным, не таким, как у всех. Отчество дали Петрович в честь дедушки. В графе «отец» стоял молчаливый и не вполне приличный прочерк.
Ребенок рос болезненным и слабым, несмотря на горячую, казалось бы, кровь папы. При этом был невероятно красив и каждый невольно заглядывался на смуглого мальчишку с невероятными синими глазами. И вот эту красоту таскали по всем детским и не только детским врачам. У мальчика была стойкая непереносимость половины известных медикаментов, аллергия на все, что цвело, летало, росло и плавало, слабый иммунитет и пара тройка других трудновыговариваемых диагнозов. Как только не лечили, к каким только специалистам не водили бабушка с дедушкой такого неожиданного и все-же горячо любимого внука. Так он и рос окруженный со всех сторон безмерной заботой, опекой, тысячами запретов и ограничений. Лиза надежды вырастить идеального сына не теряла и определила его на музыку, спортивные танцы (для укрепления здоровья и мускулатуры) и иностранные языки. Языки с музыкой шли неплохо, а вот мускулатура и здоровье не укреплялись ни в какую. На одном из очередных визитов в поликлинику врач предположил, что ребенку быть может не подходит климат и, если попробовать его поменять организм отреагирует положительно. Был проведен семейный совет и вскоре Елизавета Петровна, взяв Герасима переехала жить к морю. Ко всеобщей радости мальчик действительно перестал болеть. Видимо папина кровь почувствовала родные места. Лишь изредка беспокоили приступы аллергии да небольшая сезонная простуда. Поправка в здоровье нисколько не снизила маминой опеки и лишь увеличила количество кружков, в которые был в скором времени определен Герасим. Мама следила за каждым его шагом, за каждым его словом, за каждым его действием. При этом она еще и успевала быть ведущим хирургом в местной больнице.
Жили мама и Герасим дружно. Герасим был мальчиком послушным, следовал всем правилам, которые установила для него мама и в скором времени вообще был не способен принять решение самостоятельно. Время шло мальчик продолжал расти, а Елизавета продолжала, как ей казалось растить идеал. Закончив школу с золотой медалью, Герасим без проблем поступил в университет на исторический факультет. Закончив и его с красным дипломом, он по предложению руководства остался в этом же университете преподавателем.
В скором времени стало ясно, что несмотря на красоту и ум женщины рядом с Герасимом не задерживаются. Во-первых, он сам их сторонился и побаивался, а во-вторых мама не считала не одну из них достойной союза с ее мальчиком. У них сложились свои ритуалы, свои семейные традиции и Елизавета Петровна делала все, чтобы в их жизнь больше никто не вмешивался. По выходным Герасим ходил в библиотеку. Себе, как правило брал журналы, а затем звонил маме (благо к тому времени появились первые мобильные телефоны) и заботливо начинал перечислять ей названия стоявших на полках книг, с неизменным вопросом: - Мам, а это ты читала? Закончив эту странную процедуру, выбрав в конце концов книгу он записывал ее на свой формуляр и покидал помещение библиотеки. То же самое повторялось и в продуктовых магазинах, лишь вопросы был несколько другими. Так они и жили, маму распирало от гордости, а Герасима от любви к хлебобулочным изделиям.
Однажды теплым осенним днем в их маленький странный рай пришли плохие новости. Скончался отец Елизаветы Петровны. Оставив Герасима дома, дабы не травмировать ребенку психику, (мы не ошиблись – именно ребенку и именно психику) она срочно вылетела в Москву. Вскоре за отцом ушла и мать и у Елизаветы не осталось никого кроме Герасима. Он был ее гордостью, ее надеждой, ее мужчиной и ее нисколько не волновал тот факт, что сын был безволен, одинок и совершенно беспомощен. Зато он играл матери по вечерам на фортепиано, водил ее в театр, ресторан, а на семейных праздниках танцевал с ней вальс.
Как-то весной Елизавета Петровна, взяв отпуск за несколько лет, решила съездить в Москву, проведать старых подруг, а также навестить квартиру, оставшуюся после родителей, в которой в тот период она сдавала в наем. У Герасима Петровича в университете была горячая пора весенней сессии. Он впервые остался без мамы так надолго, на целых три месяца. Герасим был несколько растерян он не знал, что делать с этой внезапно свалившейся свободой. После работы у него обнаружилась масса свободного времени. Стал много размышлять над своей жизнью, а в отсутствии матери это было для него занятием крайне неблагоприятным, засматриваться на женщин, думая о том, почему у него их не водится. Не то чтобы он не хотел семьи или женщин, просто мама не оставляла ему времени для мыслей или действий в этом направлении. При этом постоянно внушая мысль, что ни одна из этих вертихвосток не достойна его. Он конечно хотел отношений, но прятал эти мысли очень глубоко. Для всех и особенно для мамы он был милым, культурным и очаровательным толстеньким человеком. Внутри же бродил целый сонм мыслей и чувств, тщательно скрываемых и подавляемых. Делать что-то без разрешения мамы он не мог, не привык, а делится с ней навалившимися душевными проблемами не решался. Мать отчитала бы его и перестала с ним разговаривать очень надолго. А этого Герасим боялся больше всего – гнева матери и брезгливости по отношению к нему. Но так в данный момент, сдерживающего фактора в виде мамы не было, мысли могли свободно разгуливать в его голове, заставляя смотреть на женщин и думать о них. Но не подходить и уж тем более не знакомиться. Так же сильно, как хотел женщин, Герасим их боялся и презирал. Ведь именно они были источником мужских проблем, неведомых болезней и могли выесть мозг (так говорила мама, а мама никогда не врала).
Закончилось все тем, что в один день к нему на пересдачу пришла миловидная студентка. Недолго думая, а хотя следовало бы, Герасим Петрович поддался зову голодной плоти, запер дверь кабинета и взял ее силой. Что заставило его это сделать? Отсутствие вездесущей мамы и, как следствие присутствие неограниченной свободы, которую он не знал, куда деть, проснувшаяся вдруг мужественность, то же видимо по причине отсутствия мамы, и мысли, долго подавляемые им мысли, и злость, извечная, как оказалось злость на то что другим мужчинам доступно, а ему нет. Не будем вдаваться в подробности, но через час Бородинский сам явился в полицию с повинной. Да и студентка с подачей заявления медлить не стала.
Ему разрешили позвонить маме из участка.
Когда Елизавета Петровна узнала, что натворил ее сын, она с час сидела не шевелясь, затем взяла билет на ближайший поезд и выехала домой. Ей разрешили встретиться с сыном и сидя напротив него и глядя прямо его невероятно растерянные и грустные глаза она заявила, что не хочет больше его знать и дальше по жизни он пойдет сам. Герасим не успел и рта открыть, как она встала развернулась и ушла. В тот же день она отбыла в Москву на постоянное место жительства.
Во время дальнейшего следствия, если его можно так назвать, учитывая явку с повинной, несчастный Герасим сидел, обхватив себя руками, раскачивался из стороны в сторону, плакал и повторял, что он не хотел, что на него, что-то нашло, что он не специально. Следователь оказался человеком не только умным, но и добрым. Он повидал на своем веку преступников, и Герасим на них был похож, как попугай на динозавра. Герасиму была назначена психиатрическая экспертиза, которая показала целый букет психических расстройств, быть может и не опасных, но могущих вылиться в непредвиденное изнасилование, избиение, а может, постучим по дереву и убийство. Герасима Петровича взяли под белы ручки и поместили в заведение, где он мог пребывать, не причиняя вреда ни себе ни окружающим.
Елизавета Петровна, находясь за много сотен километров от сына, рыдала над своим одиночеством, жалела, что так и не завела себе мужчину, кляла свою случайную связь, от которой на свет появился, не оправдавший надежд ребенок. Вот они не проверенные гены, вот он закономерный результат. Она винила всех: учителей не так учивших, врачей не так лечивших, бабушку и дедушку слишком баловавших, всех, но только не себя.
А Герасим Петрович вскоре скончался, тихо во сне. Быть может тоска, одиночество и брошенность стали тому причиной или может избыток лекарств, неизвестно. Тут же сообщили матери, найдя ее данные через знакомых семьи. Она молча приехала, быстро и без затей похоронила сына и так же молча уехала. Сама Елизавета Петровна умерла в Москве прожив еще довольно долго. Так они и лежат на разных кладбищах в разных концах страны. Мать, мечтавшая об идеальном ребенке и ребенок не вынесшей груза этой мечты.
Эмма вышла с противоположной стороны кладбища, дошла до дороги и стала спускаться вниз к побережью. Именно Эмма, когда у них с Асей появились приличные средства, предложила купить участок на берегу моря в первой линии. Вскоре на участке стоял домик в английском стиле, почти сказочный, как они и мечтали. В доме была просторная терраса, а у дома замечательный уютный сад. Эмма спустилась к набережной и пошла вдоль нее. Вскоре стало видно их дом на холме сплошь увитый девичьим виноградом, плетущейся розой и любимыми Асей плющами. Ася поливала цветы, стоя на балконе второго этажа, там у них была комната для творчества и размышлений. Она подняла голову, увидела идущую Эмму и замахала ей рукой. Эмма улыбнулась и замахала в ответ. Какие они разные думала она, а ведь уже сколько лет бок о бок.
Вечером они сидели на веранде, пили ароматный чай и ели приготовленный Эммой торт. Солнце садилось, рисуя на поверхности моря ярко-алую линию. Ася что-то рассказывала. Эмма кивала и соглашалась. Было удивительно спокойно и хорошо. В саду звенели цикады и пахло сиренью.
Продолжение следует...
