Продолжаем знакомство с рассказами из старинных дамских журналов, среди который встречаются весьма занимательные! И сегодня у нас рассказ из журнала за 1914 год, автор не указан - но помечено, что это перевод с итальянского.
И мне очень, очень интересно знать, что вы думаете по поводу этой истории!
Как всегда, просто обираю "яти" и сохраняю особенности орфографии.
"Как ни старались окружающие — муж и две сестры — скрыть от больной серьезность ея положения, госпожа Беатриче дель-Пропоста не могла ея не сознавать. Она была слишком умна и образована, чтобы не отдавать себе отчета в прогрессе пневмонии, которая день за дчем приближала ее к смерти. Она не так жалела свою уходящую жизнь , как жалела мужа, свою любовь к нему, счастье, которое в течение семи лет замужества он ей давал. Она еще пробовала верить в выздоровление, в будущее, но в глубине души отчаивалась, хотя ничем этого не выказывала.
Сестры нежно ухаживали за ней, но не без грусти. Беатриче смотрела на них, молодых, красивых, цветущих здоровьем и радостью жизни, которая ее покидала. Обе они были похожи на больную, Джильда, немного смуглее, a Мария блондинка. У них, как и у нея, была осанка богини, роскошные волосы, ослепительный цвет лица и дивные искрящиеся глаза, изменчивые, как игра дня.
Раз вечером, измученная лихорадкой, Беатриче уснула; около десяти часов она проснулась и очень удивилась, что ея грудь пронизывала боль такая острая и нестерпимая, что ей казалось, что пришел ея последний час. Она нажала кнопку электрическаго звонка: никто не явился . Она позвонила еще: тишина Между тем, боль усиливалась, такая сильная и раздирающая, что молодая женщина встала с постели; она едва не упала, так была слаба, ухватилась за портьеру, добралась до двери и, там, задыхаясь, без сил, упала в кресло. Почти сейчас же боль прошла, ей опять стало легче дышать, и, радуясь этому облегчению, она вдруг услышала разговор в будуаре, рядом с ея комнатой, от которой он отделялся только портьерой. Она насторожилась и узнала голоса: это был Паоло, ея муж, разговаривающий со своей невесткой, Джильдой Буонавентура".
"— Зачем ты мне говоришь это? Воскликнула молодая девушка тоном очень живого упрека.
— Я не могу больше молчать, Джильда, ответил г-н дель-Пропоста. У меня уже нет сил скрывать это чувство; оно меня жжет , убивает, душит! Джильда, умоляю тебя, сжалься надо мной!
— Замолчи, Паоло! Ты меня приводишь в ужас!
— Это неправда, Джильда. Ты борешься сама с собой. Но я прекрасно знаю, что делается в твоем сердце: ты меня не оттолкнешь.
— Как тебе не стыдно это мне говорить? Беатриче в комнате рядом, она умирает, она приговорена, а ты, несчастный, ты говоришь мне о каком-то безумии!
— О безумии, Джильда? Но я тебя люблю, люблю....
Что значила физическая боль, которую только что испытала Беатриче в сравнение с тем, что она почувствовала теперь? В сравнении с этой бездной, в которую она упала, вовлеченная каким-то вихрем ужаса? В сравнении с этими железными тисками, раздавившими ее и заставившими ее теперь обратиться к смерти, как к единственному другу, могущему ей принести помощь и утешение? Она напрягла свое внимание, чтобы слышать еще, чтобы упиться этим ядом, ужасом, отвращением...
— Замолчи же, Паоло, замолчи, говорила Джильда; я не хочу больше тебя слушать...
— И ты все-таки не уходишь, и ты меня слушаешь!
— Мы в отчаянии, мы убиты горем, а ты осмеливаешься говорить мне о любви!
— Ах! я знаю, что это мерзко, чудовищно, но эта атмосфера смерти, болезни лишает меня самообладания. Раньше я тебя любил, не смея об этом говорить, но с тех пор, как Беатриче слегла, с тех пор, как я постоянно с тобой, я обезумел Прошлую ночь, когда жена позвонила, и ты пришла полуодетая, в накинутом на плечи пеньюаре и с распущенными волосами, ты была так прекрасна, что я чуть сдерживал себя... И потом, мысль об одиночестве, которое меня ожидает, постоянная скорбь и тревога — ты, ведь, знаешь, как я люблю Беатриче — все это выводит меня из равновесия и заглушает моральное чувство, которое бы во мне заговорило в другое время...
— Но, если ты еще любишь Беатриче, как же ты можешь любить меня?
— Это не имеет никакого отношения. К Беатриче у меня та глубокая, серьезная нежность, которую дает супружество. А ты, ты молодость, красота, желание, ты Беатриче в 20 лет, когда я ее узнал, ты возвращающейся ко мне тридцатый год моей жизни
— Паоло, оставь меня, я тебя умоляю!
— Скажи, что ты меня любишь!
— Оставь меня, оставь меня!
— Сознайся!
— Ну да, я тебя люблю, ты это прекрасно знаешь… Ах! мы с тобой двое несчастных! Я тебя люблю с тех пор, как тебя знаю, с тех пор как ты женился на Беатриче".
"Беатриче услышала звуки рыдания, затем поцелуев. Тогда она встала—она знала прекрасно, что приговорена к смерти, но ей хотелось, чтобы это кончилось скорее — и близко подошла к открытому окну. Холодный декабрьский воздух проникал в комнату, она разстегнула сорочку и обнажила грудь; холодный ветер обдувал ея пылающее тело; она чувствовала, что понемногу цепенеет, и стала стучать зубами. Дрожа, она закрыла окно и снова поплелась к своей постели, попробовала влезать на нее, но силы ее оставили, и она тяжело упала на пол.
На шум упавшаго тела прибежали муж и Джильда; они с трудом уложили ее в постель.
— Мне было так больно, объясняла молодая женщина, дрожа, что я хотела встать и упала.
У них не явилось никакого подозрения.
Состояние больной резко ухудшилось. Врач не скрывал своего безпокойсгва и потребовал новаго консилиума. Два известных врача приехали на совещание, и все трое пришли к заключению, что дальнейшия старания напрасны.
Когда доктора уехали, Беатриче позвала к себе мужа и обеих сестер. Ея глаза светились какой-то злой радостью и скрытым удовлетворением.
— Паоло, сказала она, мне не в чем тебя упрекнуть: ты был прекрасным мужем; я хочу теперь доказать тебе мою благодарность. Я хочу, чтобы после моей смерти ты не был одинок, чтобы ты был так же любим и окружен заботой, как при мне. Я знаю о любви, которую ты с одной из моих сестер питаете друг к другу. На смертном одре я прошу, поклянись мне, что ты женишься на ней.
Паоло взглянул на Джильду; и со слезами в голосе, взволнованный, дрожащий, пробормотал:
— Я тебе клянусь в этом, Беатриче!
И близость смерти сообщала этой клятве характер ненарушимой, такой, которая непременно будет исполнена, и от которой ничто никогда не освободит".
"Тогда с последней улыбкой, в которой была вся горькая радость мести, перед Паоло и Джильдой, изумленными и уничтоженными, Беатриче позвала свою другую сестру и сказала ей:
— Mapия, я тебе вверяю моего мужа, выйди за него замуж и сделай его счастливым...
И она навсегда закрыла глаза на этот мир измены!
***
Ну, ну? Ваши мнения? Не буду высказывать своё, чтобы никак не повлиять.
PS Хотите больше статей? Подписывайтесь на мой канал по истории моды здесь, в Дзене, и на второй, в Телеграме, где материалов ещё больше. :)