Командир корабля. СССР, 1954. Режиссер Владимир Браун. Сценаристы: Леонид Зайцев, Григорий Скульский, Григорий Колтунов (по мотивам романа Л. Зайцева и Г. Скульского "В Далекой гавани"). Актеры: Михаил Кузнецов, Анатолий Вербицкий, Людмила Соколова, Борис Смирнов, Нина Крачковская, Владимир Балашов, Игорь Горбачёв и др. 28,3 млн. зрителей за первый год демонстрации.
Режиссер Владимир Браун (1896–1957) в своем творчестве тяготел к морской тематике. Пять его фильмов («Максимка», «Командир корабля», «В мирные дни», «Матрос Чижик», «Мальва») вошли в тысячу самых кассовых советских кинолент.
Довольно схематичная по драматургии драма «Командир корабля» (1954) совмещала в себе линию служебную (морскую) с линией любовной и вышла через год с небольшим после смерти Сталина, когда советский кинематограф постепенно взял рост кинопродукции.
В год выхода фильма зрители встретили «Командира корабля» с большой симпатией, во многом благодаря обаянию актера Михаила Кузнецова (1918-1986).
Киновед Иван Корниенко (1910–1975) писал в своей монографии, что фильме «Командир корабля» «отразилось стремление повести серьезный разговор о современнике на материале из жизни нашего флота, его будней. В центре ленты — нравственные конфликты, поданные, правда, с известной облегченностью. Но самое главное — это интерес к моральным проблемам и обращение к драматургии, построенной на реальных жизненных противоречиях. Фильм отличается удачным актерским ансамблем и профессиональной культурой, он был поддержан критикой и хорошо принят зрителем» (Корниенко, 1975: 164).
В XXI веке киновед Петр Багров был куда критичнее: «В фильме «Командир корабля» (1954) жена храброго, но самоуверенного командира в педагогических целях уходила от него к более дисциплинированному товарищу и возвращалась, лишь когда муж понимал свою ошибку. В результате характеры в картинах подобного рода были достаточно примитивными. Браун создавал «галерею образов» — в данном случае этот штамп абсолютно уместен. Две-три характерных черты, своеобразная внешность или запоминающаяся речевая характеристика — этого вполне хватало, чтобы персонаж занял свое скромное место в крепкой сюжетной схеме» (Багров, 2021).
Этот фильм многие зрители вспоминают и сегодня.
Мнения «за»: «Возможно, средний по сценарию, но очень милый фильм. И сейчас смотрится очень хорошо. Такой красивый – за счёт моря и кораблей. Прекрасно сыграл Михаил Кузнецов. Ещё понравилось исполнение Игоря Горбачёва» (Артемида). «Замечательный фильм. Посмотрела с большим удовольствием, хотя фильм о службе на морском корабле, где служат одни мужчины. Море очень красивое, корабли красиво ходят по нему. Хорошая операторская работа. Артисты талантливейшие… достоверно сыграли свои роли. … Коллектив – это сила. Благодарна всем, кто создал этот фильм» (Альфия).
Мнение «против»: «Я не понимаю, как вообще можно находить слова похвалы для этого откровенно слабого фильма. Всё, всё в этом фильме – ложь. Никакие прекрасные актёры не могут вытянуть это убожество. … Забавен диалог офицера и моряка в фильме. Офицер спрашивает, что читает моряк, а тот бодро отвечает: устав. Этого невозможно было выдержать – ни в год выхода фильма, ни сейчас. И не надо делать сравнения с современными киноопусами. Мы должны обсуждать произведение искусства само по себе, а не сравнением с лучшими или худшими образцами. Тоскливое положение в современном кино не есть оправдание для награждения лаврами такого пещерного фильма, как "Командир корабля"» (Дальний).
Киновед Александр Федоров
Летят журавли. СССР, 1957. Режиссер Михаил Калатозов. Сценарист Виктор Розов (по собственной пьесе «Вечно живые»). Оператор Сергей Урусевский. Актеры: Татьяна Самойлова, Алексей Баталов, Василий Меркурьев, Александр Шворин, Светлана Харитонова, Константин Кадочников, Валентин Зубков и др. 28,3 млн. зрителей за первый год демонстрации.
Режиссер Михаил Калатозов (1903–1973) поставил 12 полнометражных игровых фильма, пять из которых («Верные друзья», «Летят журавли», «Валерий Чкалов», «Заговор обреченных», «Вихри враждебные») вошли в тысячу наиболее популярных советских кинолент.
«Летят журавли» – бесспорно, главный фильм «оттепели» и единственная отечественная картина, получившая «Золотую пальмовую ветвь» Каннского кинофестиваля.
Наверное, о «Журавлях» спорили больше, чем о каком–то ином советском фильме 1950–х. О нем писали и пишут лучшие перья отечественного киноведения.
К примеру, кинокритик Майя Туровская (1924–2019) писала о том, что «мощный темперамент режиссера невольно увлекает за собой. Действительно, мастерство оператора таково, что, покидая зал, не знаешь, кому больше обязан образ Вероники своим обаянием — таланту и искренности молодой актрисы Т. Самойловой или искусству С. Урусевского, сумевшего уловить в повороте головы, в мимолетной позе, во взмахе ресниц актрисы беспомощность и упорство, нежность и гордость этого своеобразного женского характера. … Там, где судьбой Вероники движут глубокие и общие причины, где эта судьба даже в своей исключительности выражает большие жизненные закономерности, там фильм трогает, волнует, даже потрясает. Там, где этой судьбой движет случайный мотив, эффектный сюжетный ход, где автор, а за ним режиссер и оператор в целях большей назидательности или занимательности вмешиваются в судьбу своей героини — там их произведение падает и идейно, и художественно, и просто эмоционально. … эпизод неудавшегося самоубийства задуман режиссером и снят оператором с великолепным кинематографическим мастерством, — мастерство это почти раздражает своим нарядным, казовым блеском. Нужды нет, что эпизод со спасением малыша написан автором со свойственным ему психологическим изяществом, — изящество это лишь подчеркивает сентиментальную банальность ситуации. … Последняя сцена встречи солдат, до деталей до отдельных лиц, до мелодии марша повторяющая сцену проводов на фронт, в лучшем случае формально завершает фильм, но не разрешает его. Что это? Апофеоз героини? Но она не заслужила апофеоза. Быть может, это выход героини из душевного одиночества и кризиса? Не поздно ли в таком случае? Вернее всего, авторы фильма хотели сказать этим финалом и цветами, которые Вероника, не встретив Бориса, раздает другим, что если даже горе ожесточает и сушит человеческую душу — у сильной души всегда находятся богатства, чтобы отдать их людям. Но эту мысль хотелось бы увидеть воплощенной во всем развитии фильма, а не в одной его концовке» (Туровская, 1957).
У кинокритика и литературоведа Льва Аннинского (1934–2019) была иная точка зрения на фильм. Он считал, что «Калатозов был способен ставить любой сценарий, потому что его властное и чисто кинематографическое мышление могло работать параллельно сценарию—оно опиралось не на литературно–сюжетную и не на актерскую, а на экранно–пластическую логику. Строго говоря, взрывной, неожиданный, мощный темперамент Калатозова был абсолютно противоположен акварельной нежности розовской пьесы; эту пьесу Калатозов мог бы лишь начисто переосмыслить и пересоздать, найдись только человек, который сумел бы перенести на пленку все калатозовское неистовство. Этот человек нашелся, и именно он стал решающим союзником Калатозова — Сергей Урусевский. … Калатозов и Урусевский круто переложили рули: они испытали розовскую душевность «на излом». … Невыносимая, абсурдная, мелодраматичная сцена «соблазнения» Вероники Марком работает не на мелодраматический, а на совершенно другой художественный эффект, и эта мелодрама есть, в сущности, не что иное, как объект трагического переосмысления. Это никакое не «падение» женщины в пошлом смысле слова, — это трагедия войны, обрушившаяся на самую незащищенную, на самую наивную душу. Построив сцену душевной гибели. Вероники на бутафорски–лживых, обманно–романтических элементах, Калатозов мгновенно же и взорвал весь этот, «культурный антураж» монтажным стыком, перебросив действие — с туфель Марка, давящих стекло на паркете, — к солдатским сапогам Бориса, утопающим во фронтовой грязи. Душевная несломленность Бориса искупает здесь душевную сломанность Вероники, вот почему сцена гибели Бориса — главная в фильме. Эти восемьдесят метров пленки вошли в золотой фонд мирового кино, и воистину ни до, ни после ни Калатозову, ни Урусевскому не удавалось создать ничего подобного. Гибель человека, в какую страшную, в какую длительную агонию вытягивается это мгновение... В течение нескольких минут экранного времени мы ощущаем бесповоротность и бесконечную печаль смерти. Все причудливое движение картины собрано здесь, как в фокусе … Эта страшная, разрывающая душу сцена недаром находится точно посередине фильма; она есть философский, нравственный и художественный центр его. Гибель Бориса не «возмездие», но искупление измены героини, потому что в самой измене она была жертвой. В этом — гуманистический пафос фильма М. Калатозова и его неповторимая сила» (Аннинский, 1976).
А кинокритик Ирина Шилова (1937–2011) особо подчеркивала метафорическую значимость главного женского образа фильма «Летят журавли»: «Образ Вероники отпечатался в сознании как незарастающая рана. О ней спорили до бешенства, ее осуждали, ею восхищались, ее опровергали. Но ровесницы и младшие современницы Татьяны Самойловой уже примеряли на себя ее черный свитер, уже подводили глаза, внутри себя искали сходства с ней. Осознавали ли они, что появление Вероники было вторжением чистого воздуха для всех, что уже и в общественное сознание входил особый строй нравственных чувствований? Режиссер Михаил Калатозов, открывший Самойлову вопреки сопротивлению всех, кто сомневался в безупречности выбора (среди них был и сценарист фильма Виктор Розов), приведший ее к триумфу и международному признанию, — словно бы заранее догадывался о преждевременности появления такой актрисы и такого экранного образа. Но в «Журавлях» он верил в катарсис, в способность Вероники спуститься с экрана в зал и быть понятой, принятой, прощенной, — верил, что продолжится жизнь открытого им образа в сознании кинематографа и общества» (Шилова, 1993).
Уже в 1990–х, анализируя восприятие калатозовского шедевра советскими кинокритиками эпохи «оттепели», киновед Нея Зоркая (1924–2006) вступала с позицией Майи Туровской 1957 года в своего рода спор через десятилетия, вспоминая, что «советская кинокритика была скорее кислой. Не говоря уже о тех могиканах сталинского кино, которые попросту уверяли, что легкомысленная девица типа Вероники, изменившая фронтовику, вообще не имеет права быть героиней военного фильма, но и мы, молодая, так называемая «прогрессивная» поросль периода «оттепели», приведенная на страницы прессы XX съездом, цедили сквозь зубы свои альтернативы «да» и «нет». По правде сказать, читая сегодня иные рецензентские пассажи, краснеешь от поучительной самоуверенности и, как ни печально, близорукости, точнее, зашоренности профессионально–критического зрения. Понятно становится, почему так не любят нас, критиков: «эффектный ход», «подмена правды бутафорией», «высота художественных взлетов едва ли не равна глубине падений», «разменивая масштаб больших жизненных вопросов на мелочь душевных изломов и киноэффектов», «картина талантливая, но неровная» и т.д. и т.п. И это о фильме «Летят журавли»! И не просто чей–то просчет, а критическое клише, общие места прессы конца 50–х — начала 60–х годов. … Оглядываясь, замечаешь бурную стремительность кинематографического движения. «Летят журавли» всего лишь на пять–шесть лет отстоят от «Падения Берлина» и «Незабываемого 1919–го» Михаила Чиаурели, этих эпопей–гигантов «зрелого сталинизма», от неизбывно унылых и кустарных фильмов–спектаклей, которые оставались на расчищенном почти до нуля экране на рубеже 40–х и 50–х. … «Летят журавли» по сути дела обозначили некий мощный толчок, сдвиг.
… О влиянии фильма Михаила Калатозова на все дальнейшее развитие экрана, о поистине революционном воздействии пластики Сергея Урусевского немало написано историками. Речь, разумеется, не только о шлейфе подражаний закружившимся березам из сцены гибели Бориса и даже не о возрождении эксперимента и формальных достижений авангарда 20–х годов после театральной статики и помпезности «малокартинья», но в изменении концепции Человека и Истории. … Шли годы, и зритель «догонял» полет журавлей — кстати, еще один из секретов прелести фильма — образ нерасшифрованный, образ вечной красоты. Все больше и больше трогала своей человечностью, вызывая слезы сопереживания и сочувствия, горестная судьба Вероники» (Зоркая, 1995).
Любопытно, что уже в XXI веке негативную позицию «могикан сталинского кино» активно поддержал кинокритик Денис Горелов, утверждавший, что «Журавли» впервые в советской истории развели по разным углам интеллигенцию и народ, обозначив появление второго колена образованной публики. Интеллигенция стала потомственной и снова оторвалась от ширнармасс. … Фильм стал первым в длинной череде изгоев, потрясших мир и перевернувших сознание касты, но оставивших глубоко равнодушной нацию. … Фильм, оправдывающий измену общей красивостью ситуации, а откос от фронта — музыкальными пальцами, пролился живительным бальзамом на душевные раны нации коллаборантов (Д. Горелов здесь имеет ввиду Францию – А.Ф.). В России все было иначе. … Пусть патриотизм глуп — это не делает менее отвратительным холеный дезертирский скепсис. Не вышло. Поколение, избравшее эталоном мужества циничных пацифистов Ремарка и Хемингуэя, на роль главной женщины возвело пошлую рабу эмоций, ложащуюся под кого попало в связи с вовремя прозвучавшими бетховенскими аккордами, на известие, что жених уходит воевать, дующую губки: «А я?», а после картинно избывающую свой грех в платочке госпитальной сиделки. … Со своим мелодраматизмом, романической позой, фальшивой публичностью и мильоном терзаний героиня прослойки Вероника оказалась по ту сторону своей просто и хмуро, по–толстовски воюющей страны. В конце она признала это сама — раздавая цветы не фронтовикам, как мнилось многим, а всем встречным — и назойливому деду–буквоеду, и девушке с орденами, и новорожденной внучке какого–то старшины. Чужому для нее народу, выигравшему эту войну. Интеллигенция конституировала сей разрыв, сотворив культ из этой первой по–настоящему классовой картины» (Горелов, 2018).
На мой взгляд, Денис Горелов ернически обнаружил свое полное непонимание авторской концепции фильма «Летят журавли» (или, цинично – ради провокации – сделал вид, что не понял).
Таким образом, фильм «Летят журавли» и сегодня продолжает быть в сфере интеллектуальных споров, рождает противоположные мнения.
Есть такое понятие – бесспорная классика. «Летят журавли» – классика мирового киноискусства, до сих пор вызывающая споры…
Быть может, кто–то из нынешней аудитории фильма «Летят журавли» и согласен с мнением Дениса Горелова, но большинство из двух тысяч отзывов, оставленных зрителями XXI века на портале “Кино–театр.ру» примерно такие: «Этот фильм один из самых лучших за все время существования мирового кино. Впрочем, я и не настаиваю, но каждый человек, кто бы он не был, должен хоть раз в жизни посмотреть этот очень человечный фильм. Такие фильмы пробуждают в нас самые лучшие человеческие качества и заставляют задуматься о жизни, ведь мы же люди. Давайте будем добрей друг к другу, и мир изменится. Я в этом уверен. Желаю всем вам счастья!» (Просто человек).
Киновед Александр Федоров