Когда я была совсем маленьким врачом, я часто приставала к взрослым коллегам с вопросом «а зачем?». Зачем мы спасаем всех больных детей наркоманов? Зачем выхаживаем детей с несовместимыми с жизнью пороками, чьи родители предпочли не делать УЗИ, а потом просто отказались от того, что родилось?
Вопрос не в юридической стороне дела, тут всё понятно, все мы под прокурором ходим. Да и не может один человек решать, кому жить, а кому нет. Особенно если это ребёнок.
Но как оправдать некую бесполезность работы? Если знаешь, что всё равно этот ребёнок не начнёт ходить и думать, а так и будет лежать овощем, но – живой. Если порок сердца закончится сердечной недостаточностью, потому как это неоперабельно и не совместимо с жизнью? Если ребёнок наркомана уйдет в дом ребёнка и с большой долей вероятности повторит судьбу родителей?
И тогда один очень опытный реаниматолог сказал мне:
- Мы так тренируемся.
На таких детях мы тренируемся, оттачиваем навыки, чтоб спасти того, кого действительно можно спасти.
Да, это цинизм. Это не счастливый фильм, это скорее драматический спектакль, тёмное небо с единичными просветами между туч.
А теперь история.
Привозят малыша.
28 неделя гестации. Мальчик. Автотравма. Второй малыш погиб.
Водитель фуры заснул и врезался в крошечную Тойоту, в которой будущие родители ехали на очередной осмотр гинеколога. Основой удар пришёлся на пассажирскую часть.
У женщины разрыв селезёнки, множественные переломы. Отслойка плаценты. Хорошо, что это было около крупного города-спутника. Скорая приехала быстро, быстро отвезли в стационар.
Одного малыша успели спасти. Второй умер. Тоже мальчик.
Маме удалили селезёнку. В селезёнке большой кровоток, при разрыве начинает страшно кровить. Проще удалить, тогда есть хоть какой-то шанс спасти жизнь.
Матку удалили тоже.
Ребёнок провёл неделю в реанимации. Потом перевелся к нам, на рутинное выхаживание. У маленьких детей вместо костей – хрящи, поэтому у него не было переломов. Отличный мальчик, только родился слегка рано.
К нему приходили бабушка и дедушка.
Через пару недель – и папа, на костылях.
Маму пытались спасти во взрослой больнице.
Спасли.
Маму и сына выписали из больниц с разницей в неделю. Малыша раньше, маму чуть позже.
Папа с перепугу помимо кроватки-коляски и прочих детских вещей купил домой датчик дыхания для ребёнка и профессиональный аспиратор. Было бы возможно, он бы и аппарат ИВЛ купил, но к нему должен прилагаться тот, кто на этом аппарате умеет работать.
И вот вам просвет голубого неба среди туч.
Сейчас малышу 12 лет. Он начал сварливо себя вести, как и полагается подросткам. У него 40 размер ноги. Занимается капоэйрой и немного – музыкой. Мечтает стать блогером и записывать ролики на ютубе.
Мама от этого делает фэйспалм, папа почти что потакает всем желанием своего малыша. Слишком остры воспоминания, как он однажды всё не потерял.
Отличный здоровый мальчик. Даже когда он пошёл в садик, то болел не больше своих доношенных сверстников.
Родители не знают, но они – это одна из причин, почему я не ухожу из медицины.
Потому что всё остальное – оно только ради таких страшных и светлых историй.