Фильм «Айка»/2018/
Режиссер Сергей Дворцевой
Зритель оказывается максимально близко к самой жизни, всю суть которой не понять беглым взглядом со стороны. Мигранты, обдирающие кур в каком-то обшарпанном гараже, моющие полы в ветклинике для богатых или посуду в дорогом ресторане. Всё это происходит рядом, и режиссер предлагает в это всмотреться.
Сюжет «Айки» типичен скорее для документального кино, чем для художественного фильма. 25-летняя киргизка с просроченной регистрацией сегодня бросила новорожденного и отправилась искать любую работу, чтобы выплатить долг бандитам-кредиторам, а несколько лет назад мечтала о своем швейном бизнесе в Москве. Мечты не исчезли, но с каждым шагом становятся несбыточнее. За почти два часа экранного времени возникает множество вопросов о прошлом героини, её целях – режиссер не дает точного ответа ни на один из них. Неожиданно обрывающийся финал определенности не добавляет. Автор «Айки» не поучает и не читает мораль. Он делает проблемно-социальное кино, но главное, пытается точно показать атмосферу мира, в котором живут мигранты. Так, чтобы зритель прочувствовал больше, чем осмыслил.
Для этого оператор создает эффект документального кино, следуя за героями по пятам, стремясь показать не красиво выстроенные кадры, но трясущиеся, неаккуратные, со спины, из самой гущи людей в вагоне метро, сбоку и снизу в адской тесноте коммунальной квартиры, гордо именуемой хамоватым и жадным до денег хозяином «хостелом». Слова в этой истории на втором плане – на первом звуки: города, подвалов, подпольных больниц, автомоек и кафе, коммуналок и подъездов. Словно бессловесное животное Айка боится каждого шороха – крупным планом показано, как напрягаются скулы, сжимаются плечи актрисы, покорно опускаются глаза, а потом снова взгляд бегает, не задерживаясь ни на чем. Непонятно куда бежать, где прятаться. Тесно, грязно, людно, серо. В эту серость яркими пятнами иногда врывается другая жизнь – с дорогими машинами и высокими каблуками, с тренингами вроде «как стать успешным бизнесменом». Та, которую Айке так хочется иметь – хотя очевидно, что ее синий, промокший от растаявшего снега пуховик, не вписывается в картинку глянцевой Москвы.
Непрекращающийся бег в поисках денег, тепла, работы становится воплощением метаний, поиском эфемерного лучшего места. Но каждый новый шаг только добавляет боли – и моральной, и физической. В поисках рая Айка попадает в ад. Она борется с людьми и природой. Выигрывает ли у первых – не ясно. Все же забрав ребенка из роддома, она обнимает его в гулком подъезде обычной многоэтажки. Режиссер обостряет ситуацию: нельзя предугадать, что будет, когда она выйдет из этого ненадежного убежища. А вот природе Айка явно проигрывает – её тело истекает кровью и молоком. И это показано деликатно и грубо одновременно: густая ярко-красная кровь на внутренней стороне бедер, на пальцах рук; белые струи сцеженного молока в плошке или раковине. Белого много и вокруг – снег, много снега.
Долгие крупные планы, длинные переходы без существенного развития действия – чувство безысходности и тупика затягивает зрителя с каждой минутой. Потеря личности в таких обстоятельствах – вопрос не праздный. Режиссер отнимает личность у мигрантов мужским одноголосым безэмоциональным переводом. Лишенные своего голоса в прямом и переносном смыслах, люди перестают жить и начинают выживать. Равенство, присущее младенцам разных национальностей, когда в начале фильма их везут на тележке в роддоме, исчезает стремительно. Зритель видит, как это происходит, но в какой момент это начинается – нет.
Поддержите канал подпиской!
