Ветер, действительно оказался прохладным, осень, хоть и ранняя, даже в этих сказочных краях чувствовалась. Джемма вообще была мерзлячкой, старалась всегда одеться потеплее, несмотря на недовольство матерей, которые считали, что это излишняя изнеженность. Вот и теперь тонкая ткань совершенно не спасала от порывов, несущих с моря колючую прохладу, но Джемма гордо шла вперед, не обращая внимания на то, что у нее заледенело все, даже уши. Эдванс молча шел рядом, задумчиво смотрел на волны, чуть шевелил губами, и казалось, что он разговаривает с кем-то невидимым и этот разговор и радует и печалит его.
А набережная была прекрасна. Неширокая, мощеная белым камнем, она то опускалась вниз к белоснежному песку пляжа, теряясь в загадочных зарослях тенистых пальм, то поднималась вверх, к заросшим дикими хризантемами холмам, торжественно взмывала к облакам. опираясь тонкие серебристые опоры, и тогда казалось, что ты тоже летишь в этом темно лазурном небе, неуверенно цепляясь за ажурный и прохладный металл перил.
- Эдванс, ты не можешь забыть ее? Она давно не с вами, а ты не пускаешь в себя жизнь. Твоим телом овладевает смерть. А ты отвечаешь не только за себя. Разве это логично? Оправданно?
Джемма чувствовала, что она говорит не о том. Что ее точная и чистая логика совершенно не годится в этом ломаном мире этих странных людей, где чувства побеждают разум. Но самое необъяснимое в том, что это отсутствие логики заразно. И, похоже, она тоже подхватила эту инфекцию. Эдванс остановился, оперся спиной на ажурный парапет, медленно поднял глаза.
- Откуда в тебе, пластмассовой кукле, такие мысли? Вас что, учат человеческим чувствам? Или ты нестандартный образец? Кто вообще дал тебе право лезть мне в душу? Даже Линали этого не делала!
Эдванс был очень рассержен. Его бледное лицо стало еще бледнее, губы странно высохли, на впалом виске билась жилка, и было видно, что ему нехорошо.
- Да!!! Да!!! Я без нее жить не собираюсь. Я не знаю, кто и что сделало это с нами! Если бы знал, то грыз бы эту тварь до последней капли крови, пока не уничтожил. Топтал бы ее, пока не сравнял бы с землей. Но некого! Понимаешь ты, вылупившаяся из яйца - некого!!! Эта тварь не существует!
Джемма испугалась… Эдванс тяжело дышал, у него посинели сухие губы, горло сжимали спазмы. Она хотела было успокоить его, прикоснулась к руке, судорожно сжимающей перила, но он вырвал руку, кричал прямо в лицо, и ночная темень его глаз превратилась в пустоту.
- Леся могла бы быть прекрасной! Такой, как мать! Но вирус убил мать и изуродовал дитя, и никто, слышишь, никто за это не ответил. Я хотел избавить девочку от мук, но у меня не поднялась рука. Я не смог нажать поршень шприца, у меня окаменели пальцы. У меня потом полгода эта рука была парализованной, да и сейчас она еще не совсем в порядке. Леся осталась жива, но она обречена на одиночество, потому что в этой лживой части уродливого мира ее не принимают. Она нарушает красоту этого мира, от ее вида у этих сраных прекрасных людей сжимает под ложечкой. Им это мешает! Жрать не дает сладко!
Эдванс как-то обмяк, опустился на лавочку, опустил голову, замолчал. Джемма с трудом справлялась с непривычной болью в груди, глотала слезы, но, взяв себя в руки, присела рядом.
- Послушай… Линалия ушла, но она бы спросила тебя про вашу дочь, если бы была жива. И ей не понравилось бы, что ты решил ее бросить. Она бы тебя не простила. Ты должен быть с ней, иначе и она умрет.
Эдванс судорожно сглотнул, прошептал бессильно, заваливаясь на Джемму, он терял сознание
- И пусть. Это выход, Вареничка. Единственный…
…
Какие-то люди суетились вокруг лежавшего на лавочке Эдванса, кто-то растирал ему грудь, кто-то подносил к лицу остро пахнущий платок, а вдалеке жутко выла какая-то машина. И через пару минут его уже укладывали на носилки, люди с отливающих металлом костюмах что-то говорили на незнакомом языке громко и гортанно.
- У медиков свой язык, вы не поймете. Но ваш спутник теперь в надежных руках, можно чуть успокоиться. Может быть вас отвезти?
Джемма тупо посмотрела по сторонам, как будто искала откуда идет голос. Рядом с ней стоял симпатичный, плотноватый блондин средних лет, он улыбался ласково и жалостливо, исподволь разглядывая Джемму такими глазами, что ей стало не по себе. Онав чуть отодвинулась, пожала плечами. И ее растерянность придала блондину уверенности, он взял ее под локоток и повел к длинному, темно-серому аэрону, отливающему в закатных лучах бордовым огнем.
- Скажете адрес. Вы знаете куда вас везти?:
Джемма снова пожала плечами, она совершенно не видела выхода из этой беды.
- Ну тогда ко мне. И уже от меня вызовем поиск, найдут ваш дом, потеряшка… Вас как зовут, не секрет?
Джемма послушно уселась на бархатное сиденье, позволила укутать себя пледом.
- Не секрет. Я Джемма. Мы живем где-то на берегу, там кипарисовый лес.
Блондин угнездился за панелью управления, кивнул
- Разберемся, Джемма. Я Гурий.