Мария.
- Волнуешься? - ласковый голос мужа заставил меня улыбнуться. Я не слышала, как вазилевс вошел на балкон, завороженная видом городской площади, стараниями плотников превратившейся теперь в маленький городок, раскинувшийся у подножия трибун.
Все было украшено белоснежными и бардовыми лентами, цвета которых не соответствовали ни одному из известных мне гербов, а потому вызывающими во мне искреннее недоумение. Ребенок зашевелился, отвлекая меня от мыслей, и я услышала смешок Максимилиана, почувствовавшего это шевеление под своей рукой.
- Мне жаль, что мы закончили приготовления только сейчас, когда до родов осталось так мало времени.
- Тебе не о чем беспокоиться, - я повернулась к мужу, в очередной раз понимая, что беспокоиться должна я сама.
За прошедшие месяцы вазилевс, казалось, постарел на годы. Волосы его теперь были абсолютно седы, и он коротко подстриг их, так же полностью избавившись от бороды и усов, что южные мужчины делают лишь во время траура. Более он не подводил глаза и одевался лишь в белое, отказавшись снимать траур даже в день моего посвящения. Его взгляд все еще заставлял трепетать мою душу, но в нем навсегда затаилась боль, развеять которую мне было не по силам. Лишь только ожидание рождения нашего ребенка заставляло его время от времени вынырнуть из пучины отчаяния.
Я знала, что грядущая церемония пугает его не меньше, чем меня саму. Сегодня моему супругу предстоит вновь подняться на смотровую площадку, где были убиты оба его сына, и мне оставалось лишь надеяться, что мои заботы хоть немного уменьшат его боль.
- Я сегодня получила письмо от брата. Боюсь, ему так и не удалось обнаружить Танис, мой вазилевс. Но мы обязательно ее найдем. Обещаю.
- Не давай напрасных обещаний, - он вложил мою руку в свою. - Нам пора идти, а иначе толпа растерзает стражу, если те сейчас же не пропустят их на трибуны, - он подошел к краю и кивнул стоящему внизу слуге. Следом за этим затрубил рог, которому вторили десятки других. Взяв мужа под руку, я последовала за ним.
Я чувствовала, как напряглись его мышцы, когда мы оказались у ступеней смотровой площадки, но он не остановился, продолжив путь. Здесь нас уже ждали вазилири, среди которых, к моему глубочайшему сожалению, не было Танис. Дочери повелителя приветствовали меня, опустившись на колени. Стоило мне подойти к одной из них, как та касалась моего живота, произнося слова благословения ребенку, и лишь после этого поднималась. Этот ритуал смущал меня, однако я давно научилась скрывать свои истинные чувства, подчиняясь южным обычаям и странному этикету.
Наверное, самым неприятным был ритуал омовения. Посреди тронного зала устанавливали огромную чашу, в центре которой, обнаженной, вставала я. После этого зал заполняли люди, каждый из которых нес сосуд с водой для моего омовения. Никто не ограничивал их - нося под сердцем официального ребенка вазилевса, я считалась едва ли ни святой. Во дворец стекались паломники, дабы омыть тело своей госпожи. Порой ритуал омовения занимал несколько часов, в течение которых моего тела касались тысячи рук. И это повторялось изо дня в день. Оставшаяся вода аккуратно, чтобы не разлить, вновь наполняла опустевшие сосуды, превращаясь в святыню, которая должна была оберегать семью от любых хворей. Я снова и снова сгорала от стыда, с ужасом представляя, что бы обо мне подумали в родной стране, но была не в силах что-то изменить. Вода всегда была святыней на юге, благословенная касанием кожи вазилики - бесценна.
Сказав приличествующие слова, я заняла свое место, замечая, как Максимилиан нервно теребит края одежд. Если бы я хоть немного могла облегчить его горе. Все ожидали от вазилевса традиционной речи, но он лишь взмахнул рукой, давая знак, начинать церемонию. Столь явное отхождение от традиций не осталось незамеченным, люди перешептывались, но муж едва ли замечал это.
Он устало опустился в кресло и прикрыл ладонью глаза, на несколько минут отрешившись от всего мира. Я кивнула слугам и те поспешно налили вазилевсу кубок южной чакоры, которая не воспламеняла, а наоборот холодила тело, опьяняя разум. Максимилиан вздрогнул, когда служанка предложила ему напиток, но с благодарностью принял его, взволновав тем самым меня еще сильнее. Прежде вазилевс имел обыкновение отказываться от пьянящего напитка, считая выпивку недостойным для мужчины привычкой.
Праздник начался с привычных гладиаторских боев. Если прежде они вызывали во мне ужас и омерзение, то теперь я реагировала на кровавые игрища куда более спокойно. Чтобы будущий вазилевс родился великим воином, во время беременности его мать должна не только видеть кровь, но и три раза в неделю обязательно весь день питаться «черной похлебкой» - супом из свининой крови, уксуса и кусками мяса. Первое время я не могла сдержать рвоты, но чем больше проходило времени, чем больше становился ребенок, тем сильнее мне хотелось этого варварского кушанья, и я с трудом могла дождаться следующего дня.
На этот раз лица гладиаторов были скрыты за масками, а потому о победе любимчика вазилевса воина Юстуса мы узнали лишь когда тот снял свою маску. Его поверженного противника прижгли железом, проверяя, не имитирует ли тот свою гибель, но мужчина и в самом деле был мертв.
Следом за ними на арену вышли женщины. Я даже вздрогнула от неожиданности - прежде мне не доводилось видеть подобные сражения.
- Кто они? - нагнулась я к мужу.
- Жрицы северной богини Тантиры. Культ прекратил свое существование, и теперь девы-воительницы нанимаются к южанам, тешить публику.
Этот бой был куда более жестоким. То, что творили на арене две худощавые женщины, казалось просто невозможным. От брата я нередко слышала истории о клейменных жрицах Тантиры, которые в отличие от остальных сестер, служили своей кровавой богине с мечом в руке, но никогда не думала, что женщина может так драться. Даже Максимилиан подался вперед, словно боясь упустить хоть одно из стремительных движений. Этот бой продлился более получаса, и волею Максимилиана был остановлен. Каждая из женщин заслужила своим умением жизнь и награду, а потому они и были им дарованы.
Когда жрицы сняли маски, я не сдержала изумления - они были едва ли ни ровесницами вазилевса. Подумать только! Публика провожала их оглушительными аплодисментами, и я с удовольствием присоединилась.
Третьим боем всегда выводили приговоренного к смерти, этот день не стал исключением. Выпущенный на арену мужчина пытался что-то кричать, моля о пощаде, но его голос тонул в крике толпы. Против обреченного на смерть выставили волка. Я с изумлением смотрела на зверя.
- Это подарок моей северянке, - усмехнулся вазилевс, видя мое недоумение. Хотя подаренный мне зверь должен был растерзать человека, я была польщена таким вниманием мужа. Зверь, казалось, знал свое дело. Он атаковал мужчину яростно, почти не обращая внимания на отчаянные попытки сопротивления. Шерсть обагрилась кровью. Накаленная предыдущим сражением публика неистовствовала. Даже вазилири, словно позабыв о правилах приличия, кричали. Наконец мужчина рухнул на песок и уже более не поднялся. Чувствуя, что его противник мертв, волк отошел от жертвы.
Слуги тотчас отогнали его к вольеру, а следом за этим направились к поверженному. Подняв его, слуги сняли с мертвого мужчины маску и на площади резко воцарилась тишина. Я с недоумением смотрела на такое знакомое лицо умершего, но не могла понять, когда же я его видела. Может быть один из гладиаторов? Я повернулась за разъяснением к мужу, но он сидел в полном отрешении. Лицо его было невероятно бледным, искаженным ужасом и отчаянием. на лицах вазилири застыло такое же выражение. Я вновь взглянула на мертвого и с ужасом осознала, что передо мной вазихан Расах, родной брат вазилевса.
Максимилиан тяжело поднялся с кресла. Я последовала за ним, но он остановил меня жестом. Все замерли в ожидании реакции повелителя, но едва ли кто-то мог предположить, что Максимилиан обойдется лишь кивком слугам, которые, бережно поддерживая, унесут тело вазихана с окровавленной арены. Словно ничего не произошло, дали старт новому бою, где против Юстуса вышли недавние жрицы смерти. Едва ли этот бой прежде был возможен, очевидно, кто-то наделенный полномочиями решил, что это единственный способ вновь переместить внимание толпы на ритуал.
Мне же было совсем не до игр. Я не могла отвести взгляда от вазилевса. Лоб его покрыла испарина, уголок глаза время от времени нервно дергался, а зубы были стиснуты. Я коснулась ладонью его рук, муж вздрогнул, но, поймав мой взгляд, сумел выдавить из себя печальную улыбку. Так мы и сидели, переплетя пальцы, и найдя поддержку друг в друге. Очень скоро боль и ярость вырвутся наружу, а пока, под взглядами тысяч людей, мы должны оставаться невозмутимыми. Мы правители этой земли. Мы клан Ройглао. Мы не прерываем дыхания, сталкиваясь с горем и смертью, мы его задерживаем, но лишь на мгновение. Таков наш удел.
Вазилири, казалось, уже и забыли о произошедшем. Они с интересом следили за ареной, где совсем недавно был казнен их дядя. Клан, - напомнила я себе. Клан, но не семья. Связи здесь куда слабее, здесь все существуют, как единое целое, но едва ли питая какие бы ни было родственные чувства друг к другу. Не оттого ли мужья Вазилири никогда не присутствуют на семейных сборищах? Я даже не знала их имен.
Между тем бои закончились, и на второй арене появились одетые во все белое люди. Цвет их одежд полностью совпадал с оттенком флагов. Заняв позиции, они медленно затянули южный гимн, слова которого я не могла разобрать из-за старо-южного наречия. Им не вторили музыкальные инструменты, как это бывает в северных странах, но чистота их голосов, слаженность пения не требовали дополнительного обрамления. Одна песня переходила в другую, и я, совершенно очарованная, на какое-то мгновение целиком отдалась этому удивительному звучанию, утопая в безукоризненной симфонии. Постепенно вступали бубны, флейты и на смену певцам в бардовых одеждах вышли танцоры. Они танцевали молитву Песчаного, который я прежде видела лишь в исполнении Танис. Сегодня и мне предстоит отдаться песку и ветру пустыни, я жадно следила за каждым движением, опасаясь, что мне никогда не повторить этого скупого изящества движений, удивительной точности и мягкости. Нет одного единого танца, каждый исполняет молитву полагаясь лишь на собственные ощущения, вторя окружающему миру. Я просила Хестию научить меня азам, но дочь Максимилиана не молилась богу отца, предпочитая Песчаному лучезарную богиню солнца.
От Максимилиана я знала, что стоит танцорам закончить свою молитву, как придет мой черед. Как-то запоздало я вспомнила, что молиться мне придется посреди арены гладиаторов, пески которых были залиты кровью, в том числе и вазихана. Белое и бардовое. Как я была недальновидна! Музыка стихала. Максимилиан ободряюще кивнул мне, и я направилась вниз.
Проходя сквозь ледяные помещения тюрьмы, я с трудом удерживала дурноту, видя вновь и вновь обезображенные тела павших гладиаторов. Выжившая в бою жрица смерти, позабыв о гибели сестры, зашивала рану на спине Юстуса, которую, вероятно, нанес ее собственный меч. Увидев меня, оба почтительно поклонились. Я ответила кивком, и с замирающим сердцем остановилась у решетки, из которой на арену прежде выходили гладиаторы. Какой из южных женщин доведется стоять здесь? Решетка медленно поползла вверх, и, сделав глубокий вдох, я вышла на арену.
Голоса стихли. Не каждый день беременная вазилики посвящает себя Песчаному, молясь на глазах своего народа. Будучи в положении, я чувствовала себя неловкой и нелепой, стоя в белоснежных одеждах в ожидании исполнения изящного танца. Поборов волнение, я кивнула, и медленная трепещущая мелодия наполнила арену.
Я выбрала для своей первой молитвы древнюю песню распавшейся Северной земли. В исполнении южных музыкальных инструментов она представляла собой удивительное слияние двух культур, которое так точно характеризовало меня саму. Я долго тренировалась в своих покоях, желая, несмотря на свою беременность, доказать, что северянка может быть достойной дочерью юга. Приподнявшись на цыпочки, я мягко подняла левую руку над головой. Кисть была расслаблена, средний палец чуть касался ногтя указательного, заставляя руку выглядеть изящнее. Руки должны двигаться подобно морской войне, плавно. Танцует не только кисть, мизинец и большой палец продолжают движение. Касаясь песка кончиком большого пальца ноги, я очертила вокруг тебя полукруг, перенося вес тела назад. Я не могла вращать бедрами, они были почти статичны, вместо этого я выражала все свои эмоций кистями, игрою плеч, едва уловимыми движениями ног. Ребенок зашевелился, но я не могла теперь остановиться.
Удивительным образом, я оказалась полностью вовлечена в этот танец, горячо желая всецело отдаться ему. Прежде мне не доводилось танцевать его под музыку, лишь напевая, и теперь меня захлестнули эмоций. Я понимала, отчего на лице Танис появлялось столь одухотворенное счастливое выражение. Я разделала его, находя успокоение после стольких тяжелых дней и горьких потерь. Я жила, я становилась частью этой земли, дыханием ветра, жаром пустыни. Я была вазилики, самим югом, и Песчаный говорил со мной. Музыка неожиданно быстро закончилась, и мне пришлось остановиться. Я подняла голову вверх и встретилась взглядом с Максимилианом. Теперь он вновь казался тем мужчиной, что я увидела в день приезда в Эсдрас. Казалось, что он, как и я, на мгновение отбросил прочь терзания, восстал душой. Я улыбнулась, и муж ответил на эту улыбку. Мы были почти что счастливы.
Буря грянула ночью. После празднеств мы с Максимилианом разделили трапезу, ни разу не упомянув меж собой трагические события прошедшего дня. Словно два актера, мы говорили о малозначительных теперь вещах, таких как традиции песнопений, нежелание Юмилии оставаться во дворце отца и мои наряды, которые я стану носить после рождения ребенка. Мне казалось, что наши голоса звучат на редкость фальшиво, но не смела потревожить мужа. После его ухода я начала готовиться ко сну, когда до меня донесся полный гнева крик Максимилиана. Набросив на плечи шаль, я бросилась в его покои. В моей беременности был несомненный плюс - стража не посмела преграждать мне путь.
Никогда прежде мне не доводилось видеть мужа в такой ярости. По кабинету словно прошел ураган, зеркало, подаренное ему матерью в день коронации, было разбито. Стоял удушливый горьковатый запах успокаивающих благовоний, от которых я, к удивлению южан, испытывала лишь тошноту. Личный слуга Максимилиана, на деле имеющий полномочия сродни главного министра в Гарте, в ужасе взирал на своего господина. Я ему чуть кивнула, и, поняв меня без слов, мужчина с благодарностью поспешил удалился прочь из комнаты.
- Максимилиан, - позвала я вазилевса, стоящего теперь у окна. Он обернулся, бросая на меня недоуменный взгляд. Кажется, муж даже не заметил моего появления. Гневный огонь погас в его взгляде, и он снова стал моим возлюбленным супругом.
- Я потревожил тебя? Прости, - он усталой походкой подошел ко мне и взял мои ладони в свои.
- Тебе нет причин извиняться. Могу ли я гневаться на тебя в тот момент, когда ты испытываешь подобную боль? Тебе удалось прояснить, что произошло?
- Никто не может ничего сказать толком, - вновь разозлился он. - Кого ни спроси, никто ни в чем не виноват, ни за что не отвечает и соболезнует моей утрате. По их словам получается, что вазихан сам добровольно вышел на арену, отпер вольер и заставил волка перекусить ему горло. Поставщик гладиаторов говорит, что привез десять человек, а не одиннадцать, начальник тюрьмы, что лично проверил бойцов на рассвете, и среди них вазихана не было. Охрана тюрьмы не пропускала внутрь никого, кроме вазилири и нас с тобой. Бред! Всех казню! А там пусть уже Песчаный решает кто и в чем виноват!
- Максимилиан...
- Нет, Мария, - он резко меня остановил. - Не проси у меня пощадить их. Это все тянется с истории с хабесийцами. Кто-то должен быть наказан. Проявлять слабость более я не могу. К тому же, - он прошел к своему столу, чудом уцелевшему после приступа ярости, - я решил, ты уедешь на некоторое время в Гарт.
- Что? - я замерла. О подобном решении вазилевса я даже и подумать не могла. Уехать в Гарт теперь.
- Я все решил. Эпидемия давно улеглась, а король Реймс, безусловно, хотел бы увидеть свою старшую сестру и племянника.
- Ты меня отсылаешь? - боги, за что? Я с трудом сдерживала слезы. Как я могла покинуть дворец теперь, когда он наконец-то стал мне родным домом, народ и бог приняли меня, а муж переживает страшное горе?
- О, ну не стоит слез, мой северный цветок, это лишь временно. Я не хотел бы, чтобы тебе пришлось сопровождать меня на казни, а более того, рожать ребенка во дворце. Ты видела, сколь несовершенны знания наших лекарей в том, что не касается трав. Я не хочу, чтобы вам что-то угрожало.
- И когда я должна ехать?
- Утром, - я опешила. Едва ли он сообщил бы мне эту новость сегодня. - Тебе не стоит переживать, слуги уже занялись сборами.
- Я могу взять с собой Хестию? - к собственному удивлению, попросила я. Это был какой-то секундный порыв, о котором я пожалела прежде, чем последнее слово сорвалось с губ. Вазилевс на мгновение задумался, а затем кивнул.
- Это будет ей полезно.
- Благодарю.
- Оставайся сегодня со мной на ночь. Мое сердце уже бьется болью, не в силах перенести грядущую разлуку.
- Я бы и не смогла уйти, - призналась я, понимая, что вазилевс только что выразил и мои чувства.
Моя любовь не ведала границ. Рожденная в другой вере, традициях, культуре, я отказалась от прошлого ради человека, старшего меня на сорок лет, обретя с ним невероятное счастье, которого я прежде не знала. Лежа с ним в одной постели, держа его за руку, смотря в эти нестареющие глаза, я обретала покой и мир. Глубокие морщинки-лучики у глаз, низкий красивый голос, вдыхающий в слова новый завораживающий смысл - все это был мой мужчина, мой супруг. Прижавшись к нему всем телом, вдыхая пряный запах благовоний, я отчаянно боролась со сном, понимая, что завтрашний день надолго отнимет его от меня. Ни возвращение в Гарт, ни встреча с Реймсом не были утешением моему истекающему кровью сердцу. Я думала, что сегодняшний день принесет лишь радость и единение нашей семье, но он обрек нас на еще большие страдания.
Песчаный, молю тебя, даруй нам счастье, не будь жестоким к достойнейшему из твоих сыновей. Я шептала слова молитвы снова и снова, но не обретала надежды. Максимилиан уже спал, и, прислушиваясь к его ровному тихому дыханию, я и сама заснула.
Утро прошло в суете. Слуги выносили последние мои вещи, собиралась к отъезду Хестия, переполошив весь дворец, готовились к похоронам вазихана. Стоит ли говорить, что вазилевсу было не до меня? Улучив минутку перед отъездом, он попрощался со мной в саду, когда я уже направлялась к карете. При виде приближающегося ко мне быстрыми шагами мужа, я едва смогла сдержать слезы, терзаемая мрачными предчувствиями.
Воздух был пропитан густым запахом роз, в которых утопал сад, но в нем уже чувствовался аромат приближающегося дождя, которого мы ждали уже несколько недель. Стоит ли считать это добрым знаком? Решит ли мой отъезд все проблемы? Мне отчаянно хотелось на это надеяться.
- Как же непривычно видеть тебя в северном облачении, - улыбнулся Максимилиан, приблизившись к моей огромной сопровождающей процессии, каждый из которой пытался сделать вид, что не слышит, о чем мы говорим, не замечая даже появления вазилевса.
- Когда я впервые увидела это платье, то даже не помышляла, что когда-нибудь покину родной Гарт, а теперь я надела его, будучи беременной вазилики юга, носящей под сердцем наше дитя. Хотела бы я, чтобы будущее, ожидающее нас, было столь же непредсказуемо счастливым.
- Оно будет, мой северный цветок, - муж склонился, чтобы запечатлеть целомудренный поцелуй на моей щеке. - Я приеду к тебе, обещаю, - прошептал он едва слышно. - Наша разлука не будет долгой.
- Пусть вас благословит Песчаный.
- И тебя, моя вазилики, - муж медленно повернулся, и, более не одаривая меня взглядом, направился прочь из сада к белоснежной лестнице дворца.
Я обернулась к сопровождающим, но тут же встретилась глазами с раздосадованной Хестией. Запоздало пришло понимание, что Максимилиан не удостоил ее ни словом, попросту не обратив внимания на собственную дочь. Хестия никогда не признается, но я знала, как сильно она привязана к отцу и мечтает хоть раз испытать на себе те чувства, которыми Максимилиан так щедро одаривает Танис.
- Нам пора, Хестия, - я сделала вид, что совершенно не заметила ее боли. В присутствии слуг это лишь унизило бы и без того незаслуженно обиженную девушку. - Я очень рада, что вазилевс предложил мне взять тебя в Гарт. Не понимаю, отчего мне самой не пришла такая идея?
- О, вазилики, думаю, вас слишком захлестнули переживания вчерашнего дня, - щеки Хестии порозовели от удовольствия, а глаза словно стали ярче, превращая девушку в красавицу. Маленькая ложь в какое-то мгновение из отчаяния привела ее в радостное настроение, и, сжав мою руку покрепче, она едва ли не побежала к карете. Мысль о предстоящей поездке, казалось, всецело завладела ею.
Все было готово к отправлению. Я обернулась, желая в последний раз увидеть блестящий вид южного дворца, мучительными усилиями садовников, утопающих в зелени. Это был один из прелестнейших летних дней, когда воздух пропитан цветущим ароматом, солнце не обжигает, и чувствуется прохлада. Как же прекрасно. Как чаруют слух птичьи трели. Как дорого сердцу это место теперь, когда я должна покинуть его. В последний раз, вдохнув нежный аромат, я поднялась в карету, и слуги закрыли за мной дверцу.
Дорога в Гарт заняла у нас на четыре дня дольше, чем я рассчитывала. Я думала, что чем ближе мы будем к столице, тем слабее будет моя тоска по Эсдрасу, но оказалось, что я ошиблась. Всеми своими мыслями, всеми надеждами и ожиданиями я была в покоях дворца. Ни прохлада Срединных земель, ни ее бескрайние поля и леса не могли утешить мою тоску. Дом - место, где живут люди, которых ты любишь. Эсдрас теперь стал моим. Нет, я совершено не разлюбила брата, но моя любовь к Максимилиану была столь горяча и безгранична, что все остальное просто меркло супротив нее. Ради брата я была готова умереть, ради Максимилиана убить. Ради Реймса - склонила бы голову на плаху, ради мужа - вырвала бы свое сердце из груди. Ребенок, чувствуя мое более чем мрачное настроение, был неспокоен все время, что мы провели в пути. Ему было еще рано появляться на свет, однако я чувствовала, что этот день наступит гораздо раньше, чем я ожидаю.
Так же я знала, что этот ребенок южной крови. Прошли те дни, когда я с ужасом думала о том, какую боль принесет мужу рождение лиара. Я знала, в моем чреве растет наследник клана Ройглао. Смерть братьев, жажда черной похлебки - все было не случайно. И чем ближе был час рождения, тем сильнее и сильнее мне хотелось кровяного супа.
В одном из обозов, сопровождающих нас, были свиньи, но голод мой был так силен, что их крови хватило ровно на половину пути, и их срочно пришлось покупать уже в Срединных землях.
Как раз в это время я посещала единственный южный храм на границе с вольными землями. Молиться оказалось гораздо сложнее, чем в прошлый раз, и, закончив неумелый танец, я на северный манер преклонила колени, моля Песчаного защитить моего мужа. Зная, какое неудовольствие вызовет у Реймса моя смена веры, я понимала, что не смогу более общаться со своим богом, соблюдая все каноны, до того дня, когда вновь вернусь в Эсдрас, а потому молитвы мои были особенно горячи.
Храм был полуразрушен, сквозь огромные бреши крыши проникал солнечный свет, а внутрь влетали птицы. Здесь уже давно не было ни жрецов, ни паломников, чему я было безмерно рада. Маленькая пичуга опустилась прямо у моих колен, ничуть не боясь присутствия человека. Я замерла, боясь спугнуть ее неловким движением. Черные глазки-бусинки, внимательно разглядывали меня. Это длилось какое-то мгновение, а затем птица вновь поднялась в воздух, улетая прочь из сырых стен. Хотела бы и я иметь возможность улететь туда, куда зовет меня сердце.
Но путь мой лежал теперь лишь на север, в город-крепость Гарт, давший мне жизнь и направивший меня к моей судьбе. Приближаясь к высоким крепостным стенам, видя снова золотые флаги, я проникалась к Срединным землям той любовью, которой не знала прежде. Гарт более не был моей колыбелью, я, словно дерево, корнями вросла в его благодатную почву, зацвела в его согревающих лучах, но ветер неумолимо кренил мои ветви на юг. О, едва ли можно разорвать такую связь.
Поднимаясь по широкой мраморной лестнице замка, врываясь в распахнутые объятия короля, я возвращался к самой себе, той, что навсегда осталась среди вольных полей пустошей, чей голос слился с ветром, волнующим высокие травы, а слезы с дождем, орошающим плодородную землю.
Мой брат, единый властитель этой благословенной страны, в разлуке обрел силу и величие. Я видела взгляд не юноши, питающего великие надежды на свое правление, но мужчины, познавшего всю его горечь.
Король обречен на бессмертие. Его имя будет звучать тогда, когда угаснет последний голос этого времени. Не оттого ли правители созревают быстрее, чем другие люди? Между нами я более не видела разницы в возрасте. Привыкшая покоряться его статусу, теперь я преклоняла колени перед ним самим. Реймс не давая мне завершить начатого. Его рука крепко ухватила меня за локоть, не позволяя склониться. Одарив меня ласковой улыбкой, он скользнул пальцами вниз по моей руке к кисти, и, приподняв ее к губам, запечатлел поцелуй.
- Я рад, что ты вернулась домой, Мария. Вазилири, - он обратил внимание на Хестию, замершую у подножия лестницы, в нерешительности нарушить наше долгожданное единение. - Благодарю, что почтили меня и Срединные земли своим визитом. Письмо вашего отца достигло меня раньше, чем вы миновали Вольные земли, поэтому комнаты готовы, - он вновь перевел на меня взгляд. Взяв меня под локоть, Реймс направился внутрь замка.
С того дня, когда я была здесь в последний раз изменилось буквально все. Коридоры опустели. Коллекция картин, которой так гордился мой отец, исчезла, оставляя лишь голый камень. Мы не знали, что является первопричиной оспы, а потому, по наставлению лекарей, картины, ковры, портьеры - решительно все, должно было быть убрано прочь и как следует обработано горячим паром. Все понимали, что многие из древних произведений искусства не перенесут подобного испытания, и мы потеряем их навсегда, но каждый неизменно соглашался, что это малая цена, за возможность более не опасаться за свою жизнь.
Лица многих слуг, встречавшихся нам по пути, были обезображены оспой. Я опасалась, что и Реймс навсегда остался отмеченным этой болезнью, но, к счастью, она пожалела лик короля, оставив свой след лишь неглубокой ямочкой на лбу, которая разбавляла его мягкую красоту. Хестия отказалась от праздничного ужина, предпочтя ему мягкую кровать. Я была невероятно рада, что проведу первый вечер наедине с братом. Реймс велел слугам накрыть нам стол в его личных покоях и, к моему удивлению, предложил мне сесть на подушках, как я привыкла в Эсдрасе. Это было так странно, вместо трапезы за столом, выгнать прочь слуг, и, наполнив до краев тарелки, сесть возле камина.
- Мы проводили такие вечера с Танис, - пояснил Реймс. - Ты знаешь, что это она спасла меня?
- Разумеется. Максимилиан рассказывал мне о твоем письме. Ты слышал о ней? Где она теперь?
- Я не знаю, Мария, - в его глазах было то же беспокойство, что я замечала во взгляде вазилевса. - Я знаю, куда она намеревалась идти, но за три месяца после ее ухода не получил ни строчки ни от нее, ни от ее сопровождающего. Боюсь, что в пути что-то произошло. Ее спутник старый человек, и я опасаюсь, что он мог не перенести дорогу. Мои люди ищут их, но пока все напрасно.
- Почему ты о ней так беспокоишься? - я не могла понять его чувств, пусть даже Танис спасла его от смерти.
- Мы женаты, сестра.
- Что? - от неожиданности моя рука дрогнула, и я пролила на пол вино.
- Муж не говорил тебе? - он выглядел удивленным. - Мы с Танис подписали брачный договор. Я не стал противиться ее желанию повидать мир прежде, чем осесть и стать матерью будущих правителей, но, кажется, ее дорога затянулась. Я виню себя, что она не дает о себе знать даже своей семье.
- Не смей, - прервала я его. - Танис сильная и храбрая девушка. Она не стала бы поступать так глупо. Ты ни в чем не должен себя корить.
- И все же я был непозволительно настойчив. Боюсь, события тех дней затуманили мой рассудок.
- Реймс, я не встречала человека более рассудительного, чем ты. И, возможно, мой муж, - мы рассмеялись. - Все будет хорошо. Избитые слова, но так хочется в них верить. Боги не просто так оставили тебе жизнь, а меня сделали вазилики Южных земель. У всего есть свое предназначение, своя суть. Уверена, не пройдет и месяца, как мы получим от нее известие.
Я ошиблась. Лето подходило к концу, а от Танис не было ни строчки. В сентябре нам стало уже не до вазилири - я родила дочь. Роды были мучительными и продлились двое суток. Хестия, напуганная моими криками, умчалась прочь, оставив меня на попечение повитух и брата, который ни на миг не отходил от меня все это время. Мой таз был слишком узким, а помочь мне повитухи опасались - все же перед ними была королева. Лучше дать погибнуть, чем быть обвиненными в рискованности действий. Когда мои мучения закончились, Реймс благословил мою дочь, и я наконец-то смогла увидеть ее маленькое личико. Эмоции, овладевшие мною, были столь сильными, что я и не сразу поняла, что ее коротенькие волосенки сверкают медью. Южной медью! Моя Ройглао, маленькая вазилири.
В честь рождения племянницы Реймс устроил грандиозный праздник. Гарт оглушил колокольный звон и взрывы фейерверков, замок утопал в праздничной иллюминации, и все это чествование было устроено для крохотной девочки. Приходя в мои покои, Реймс снова и снова читал поздравления знати со всего мира. Правитель Востока, Элдред, прислал для принцессы сундук с отрезами великолепнейших тканей, правитель Запада Генрих - золотую купель.
Я ждала письма от Максимилиана, но его все не было. Проходили недели одна за другой, но я не имела ни малейшего представления, что сейчас происходит на юге и знает ли мой муж о рождении дочери. Даже агенты Реймса на юге не были в курсе, где вазилевс. Почти месяц назад Максимилиан объявил о своем желании на время удалиться в храм Песчаного близ разрушенного древнего поселения Дерецеи, и в тот же день ушел в пустыню, оставив страну без какого бы ни было правителя. На юге нет дворян, лишь самодержец и его рабы. Думал ли о нас вазилевс? Он не мог иначе, но его затянувшееся молчание не могло не беспокоить меня. В конце концов, Максимилиану шел шестьдесят седьмой год.
В беспокойстве о нем я не могла наслаждаться радостью материнства. Дочь, Эрлеа, проводила свои дни в окружении кормилиц и нянь, в то время как я снова и снова умоляла Реймса отпустить меня обратно домой. Брат был категоричен - если на юге еще не разгорелся костер беспорядков после смерти вазихана, то это лишь вопрос времени. Слово за вазилевсом, который удалился в пустыню. И даром, что Максимилиан говорил мне об обратном, там, за границами Срединных земель началась игра, повлиять на которую я не могла.
В начале октября я потеряла дух окончательно. Хестия, отбросив стыд и приличия, понесла ребенка от герцога Канттера. Новость достигла моих ушей гораздо позже, чем вышла за стены Гарта в Южные земли. Это было прямое оскорбление клана Ройглао, но вазилевс и теперь остался безответным. Где пропадает мой супруг, что даже эта новость не заставила его оставить свои молитвы? Как бог может ответить на наши призывы, если наш повелитель нем?
Страшнее всего стало то, что мы потеряли наших агентов на юге. Письма от них не приходили более недели, учитывая, что прежде за день мы получали не меньше десятка. Все как один молчали. В их последних сообщениях не было ни слова на какие-то опасения. Связь просто оборвалась разом с десятком людей. И мое терпение лопнуло. Все то время, что я была в Гарте, я жила словно во сне. Все превратилось в один бесконечный день, полный беспокойства и беспомощности. Я устала ждать, прозябая в неизвестности. Довольно.
- Реймс, - я ворвалась в кабинет короля прежде, чем о моем визите успели сообщить.
- Что-то с Эрлеей? - брат захлопнул книгу и поднялся мне навстречу.
- Я уезжаю в Эсдрас, - огорошила я его. - Я приняла решение, и ты не сможешь меня отговорить.
- Не вижу смысла в столь поспешно отъезде.
- Мне стоило отъехать в тот же день, как я смогла сесть в седло после рождения дочери. И да, Реймс, - прервала я его, - Я поеду верхом и одна. Одно лишь попрошу - стань родителем Эрлеи в то время, пока мы с Максимилианом далеко. И позаботься о Хестии. Я не могу распоряжаться ее судьбой без воли на то вазилевса. Как только мы с ним встретимся, я пришлю тебе весточку с его решением относительно вазилири.
- Ты все предусмотрела, - грустно улыбнулся брат, понимая, что у него не осталось ни малейшей возможности удержать меня в Гарте.
- У меня было слишком много времени. Реймс, ты ведь не станешь мне противиться? Прошу тебя, дай мне свое благословение. Позволь мне соединиться с мужем.
- Ты вольна делать что хочешь, Мария. Но ты у края бездны. На юге что-то происходит, и это что-то не сулит ничего хорошего ни тебе, ни клану.
- Я уезжаю, Реймс, - повторила я, понимая, что возможно прямо сейчас обрекаю себя на гибель.
© Энди Багира, Иррьяна, 2013 г.
Понравилась история? Ставь лайк, мне будет приятно)