Я очень долго не разрешал себе отрицательно относиться к Макаревичу, к его песням, хоть мне хотелось отнестись отрицательно. Я даже целую книгу написал, имея в виду, что я против него, его не назвав. Только в названии книги была тень моего «фэ» ему – книга называлась «За КСП и против ВИА». Последняя дата там – весна 1988 года. Там веет дух противопоставления индивидуализму коллективизма. Макаревич объективно был на стороне индивидуализма, но до моего сознания это не доходило. Наверно, потому, что логически как бы режутся широкая популярность, какою пользовались его песни, с… индивидуализмом. У меня только потом-потом родилось два словосочетания: «коллектив коллективистов» и «коллектив индивидуалистов». Всё теперь я понимаю – было просто. Страна перерождалась из прокоммунистической в прокапиталистическую. Это происходило очень постепенно, и потому я не мог это осознать. Я, казалось, сызмала был с большинством. Поскольку я очень давно родился, к тому времени, когда я начал разбираться в мире большинство ещё было прокоммунистическое. Даже когда Хрущёв объявил в 1961-м, что к 1980-му будет построен коммунизм, и я (и окружение моё) над ним смеялись, то я смеялся – как я теперь себя понимаю – как стихийный левый (а не правый) шестидесятник. Которых, левых, казалось мне, большинство. Я, провинциал из Литвы, не знаю, большинство ли их было в стране на самом деле. Но мне так казалось. Я получил некоторое подтверждение своему тёмному чувствованию, когда в 69-м познакомился со своей будущей женой, одесситкой (Одесса – почти столица) и единомышленницей, деятелем, скажем так, во всесоюзном движении КСП (клубы самодеятельной песни). Там левых шестидесятников, казалось опять, было больше. Хоть их флагом (против Галича) был Окуджава, к тому времени уже 6 лет, - потом оказалось, - как повернувший направо. Но мы ещё не замечали. – В общем, как слепые котята. Потому я не смел открыто выступить против Макаревича. Даже, когда он создал телевизионную кухню «Смак», я возмущался лишь в глубине души.
С этой кухней у меня связано негативное воспоминание, которое с точки зрения последовавшего прозрения котёнка не зря по очень большому счёту связано именно с негативностью.
Наверно, моя генеральная установка на коллективизм сделала меня простецом. Дураком, грубо говоря. И это сказалось на преимущественном выражении лица. От него, думаю, впечатление, что меня можно обмануть.
К 2000 году моя жена заболела смертельной болезнью. Отправилась из Одессы в Москву лечиться. Вскоре вызвала меня, чтоб присутствовал при операции. И вот я вышел из вагона, иду по перрону, издали на меня набегает группа с киноаппаратом. Говорят, что мне повезло, что меня вставят в телепрограмму «Смак», показывая людям мою материальную удачу. Мне передают – и мне протягивают в сумке – комплект кухонных приборов стоимостью (забыл, какую сумму назвали) даром, единственное, мне надо оплатить услуги фирмы, доставившей этот комплект от офиса «Смака» на этот вокзал (и опять сумму назвали). А мне всё равно, какие суммы называются. Все деньги у меня лежат в кармане, который я нашил в трусы. И в кармане брюк у меня только сколько-то российских рублей, на которые я проеду на метро и автобусе до родственников. А мороз. Доставать деньги из трусов очень неудобно, плюс на фиг мне нужны кухонные приборы. Я говорю, что денег у меня нет. Они злы: потратили на меня время зря. – У родственников меня просветили, что это теперь ходовая такая обираловка. А я мысленно ругнул и Макаревича за предпринимательство, которое на дух не переносил. Я, инженер со стажем, к тому времени уже подметал лестницы в 4-х пятиэтажных жилых домах. Все мои предпринимательские усилия к тому времени провалились. На деньги, оставленные покойной мамой (несколько тысяч рублей), я накупил в магазинах – в больших давках – золотых украшений, но сперва не сообразил, что купить мало – надо устроить продажу по цене немного дороже. Но я не рискнул торговать неподалёку от ювелирных магазинов. Я тогда был всё же ещё инженер, и мне, если и грозило увольнение, то в последнюю очередь. Гордость… Не долго я зарабатывал на машинописном заполнении комплекта документов для подачи в целях получения загранпаспорта. Бланки всё время менялись. Надо было входить в контакт с кем-то из паспортного отдела, чтоб мне продавали образцы новоизменённых бланков. Я не мог себя заставить пробовать войти в такой контакт. В общем, я возненавидел предпринимательство и капитализм. А с этим – потенциально – и Макаревича.
А тот во всём этом был, как рыба в воде. И выражал, когда пел, индивидуализм, и его победную поступь.
И вот страна стала леветь. И обвально – с началом СВО на Украине. Макаревичу не впервой было быть против власти. Но, когда та была мол-советская, она формально была за коллективизм. И была достаточно терпима к бунтарям – ибо перерождалась . И сейчас, когда запахло, что левеющую страну хотят на этот раз уничтожить полностью, Макаревич мудро понял, что лафа ему кончилась. И уехал. Оставшись принципиальным.
А в чём была его принципиальность до того? Разве он, предприниматель и выразитель свойственной тому свободы, не примыкал идейно к компрадорам, помогающим Западу оббирать Россию? Примыкал.
Не то, чтоб я знал это фактически, но я чую это – не знаю, как сказать – логически.
И даже по собственному опыту.
Одной из моих провалившихся предпринимательских потуг была мысль издать книгу о картинах Чюрлёниса, оснащённую всеми репродукциями картин, о которых в книге толковалось. Я получил разрешение от музея Чюрлёниса поставить репродукции его картин в интернет-сайт. Надеялся получить разрешение и на публикацию их в бумажной книге-альбоме. Прикинул, сколько я могу заработать на продаже и – посоветовал один деловой человек – на задержке выплат музею. Я для этого решил открыть банковский счёт в Литве, не надеясь на российский рубль, но надеясь продавать в России. То есть проявил себя в мыслях… компрадором. И устыдился.
Политика власти РФ была копрадорская принципиально – из-за курса на включение РФ в систему капитализма. Причём не в её метрополию (туда не пустили), а в периферию. То есть была особенно антинародной. Макаревичу можно было выражать индивидуализм, будучи антинародным, и власть опять была к нему терпима, из-за той компрадорства по сути.
И вдруг эта суть кончилась.
Макаревич впервые оказался против власти на самом деле враждебной. Замаячило репрессией. Можно было предстать перед всеми трусом, если спасуешь.
Он счёл за благо хлопнуть дверью, уходя.
Я же ощущаю себя, как дурак от самомнения: впечатление, что страна год за годом меня читала и левела, левела и левела.
(Прошу отличать левизну обычную, которая прокоммунистическая, гармонически коллективо-индивидуалистская, от необычной, проиндивидуалистской.)
25 сентября 2023 г.
