Людей нельзя силком заставить слушать. Они должны сами понять, сами должны задуматься над тем, почему так вышло, почему мир взорвался у них под ногами.
Рэй Брэдбери
В самом начале текущего тысячелетия по заданию «Волжской коммуны» я беседовал с руководителем областного департамента образования и науки Ефимом Яковлевичем Коганом. Доктор физико-математических наук, опытный педагог, он с азартом рассказывал о реформе образования, о революционном подходе к преподаванию естественно-научных дисциплин, который откроет школьникам новые возможности в формировании системного взгляда на мир.
Я слушал Ефима Яковлевича, как слушал реформаторов того времени, – с интересом, уверенностью, что так всё и будет, и огромным желанием быть сопричастным захватывающим дух проектам. Только одна мысль тревожила: а как быть с «широкими народными массами». Городские-то учителя в большинстве своем плохо понимали основы этого «нового взгляда», а как быть тем, кто жил и учился в селах и на железнодорожных полустанках?
Я высказал свои сомнения Когану, он страстно возражал. Я выслушал эти возражения, их мне вполне хватило для публикации, но «осадок остался»: идея, не подкрепленная кадровым ресурсом, не может быть успешно реализованной.
Так, к сожалению, и случилось. Пришли новые времена, задули новые ветры, вместо системного мировоззрения школьники обрели ЕГЭ.
А вспомнил я давний разговор с министром, наблюдая за вихревым ростом воспитательной функции культурных практик. Я не пытаюсь возродить дискуссию о «чистом» и социальном в искусстве, я о том, что делают с катком воспитательности не готовые к этому практики. Собственно, потому я и вспомнил наш диалог с Коганом.
Представьте, что вам каждый день будут показывать лучшие (это мое мнение) фильмы о Великой Отечественной: «Чистое небо», «Баллада о солдате», «Восхождение»… Вот из этого ряда. Нескончаемо, непрерывно. Каждый день. А показы начнут непременно сопровождать спичем о подвиге и долге. До и после показа. Художественные формы разнообразят: фильмы будут перемежаться концертами, спектаклями, выставками, массовыми представлениями. Но всякий раз прокат художественной «продукции» сопровождается спичем, и всякий спич – художественной продукцией.
Всё в отдельности важно, нужно и абсолютно полезно. Только вот вместе в режиме, когда высоконравственное и высокохудожественное искусство выстраивается в нескончаемую и беспрерывную линейку, эффект один: осмысленные поступки и укрепление нравственных основ заменяются заученными движениями тела и души. Ритуал приходит на место благим намерениям. Потому что реализацией задуманного воспитательного процесса занимаются недоучки.
Человек не должен стать машиной, демонстрирующей свою верность и преданность. Человек должен развивать в себе способность мыслить, используя многообразие возможностей, а не только клятвы в любви. В любви нельзя клясться публично. Это интимный процесс даже том случае, когда любимая – Родина.
Только когда человек приходит к тому или иному решению в сфере нравственности путем осмысленных и прочувствованных решений, получается искомый результат.
Вспомните рост атеистических настроений в России начиная с последней четверти XIX века. Помешал им Закон Божий, который преподавался во всех учебных заведениях страны? Нет, потому что отсутствовало необходимое количество квалифицированных преподавателей, а карикатуры на не очень трезвых дьячков в этой роли можете подсмотреть у Чехова Антона Павловича со товарищи.
Веру не воспитали, а заменившее ее начетничество менее чем через полвека привело к повальному безбожию.
Я привел пример безоценочно. Так выглядит процесс технологически.
Есть два уточнения. Первое заключается в том, что линейки, альтернативные воспитательной, – «беготня по крышам» (боевики) и «ржа» над телесным низом – ничем от нее не отличаются. Все линейки объединены двумя «нет»: во всех них нет мысли и нет содержательного смысла (линейки, а не отдельные компоненты). Дозвольте в культурную практику вернуться мысли и смыслам.
Те, кому дозволено решать, пущать или не пущать, начали так опасаться «нежелательных» интерпретаций, что удумали явить единственно верную, оставив только то, что к размышлениям не ведет. Остановитесь. Псевдопатриотические игры плохо кончатся. В результате сформируется поколение циников без морали и созидательных целей.
Простой пример, доступный пониманию «непущателей», – из маркетинга. Вы можете взывать к вере покупателя продукта: результат – ноль, а с этой мертвой точки можно сдвинуться, только если «продавец» создаст ситуацию, на которую откликнутся ум или чувства покупателя, а лучше они вместе. Не схоластической литургией (в широком, не религиозном смысле), а осмыслением!
И второе. В «воспитательной» линейке всё меньше таких лент, как «Летят журавли» и «Был месяц май», а все больше беготни с оружием – только не по крышам, а по горам, по долам. Потому что всё больше «творцов» привыкает ловить дыхание заказчика. Они, «творцы» эти, из тех, кто принял послушание как норму.
Они не «хулиганы». Помните «Хулиганов» Валентина Гафта? «Мамаша, успокойтесь, он не хулиган, Он не пристанет к вам на полустанке…»
Мы уже жили в стране, в которой послушание почиталось за высшую благодетель. Где эта страна? А где теперь эти «послушные»? И где мы с вами?
Тогда, к счастью, до чипирования еще не додумались.