ДРА; район в семи километрах к юго-западу от селения Руха
За несколько лет, проведенных в Афганистане, Воронов успел неплохо изучить противника. Впрочем, противник за это время тоже раскусил русских воинов.
Довелось ему еще до поступления в Академию Генерального штаба побеседовать по душам за чашкой зеленого чая с Мутабаром - пленным полевым командиром. Хороший был мужик: в годах, но рослый и статный; с седой бородой, орлиным носом и серыми глазами; бесстрашный и гордый. После допроса, во время которого он не сказал ничего лишнего, с ним остался лишь Воронов и переводчик.
- Вы - нормальные люди, поэтому мы с вами и воюем нормально. Вы сделали только одну ошибку - зря пришли на нашу землю, - медленно говорил он, смакуя на языке кусочек комкового сахара.
- А что значит «нормально воюете»? - решил уточнить Воронов.
- В моем отряде постоянно находилось до восьми американских ПЗРК и до сорока ракет к ним. Я мог бы сбивать ваши гражданские самолеты, но я этого никогда не делал. Потому что вы никогда не трогали наших женщин. За это мы вас уважаем. А еще уважаем за то, что среди вас находятся очень смелые воины, которые во время боя могут встать в полный рост и идти на наших муджахедов с автоматом наперевес. Я такое незабываемое зрелище видел дважды. До сих пор мурашки бегают, когда вспоминаю…
Андрей всматривался в глаза собеседника, в паутинку мелкие морщин вокруг них, в пряди седых волос и не видел в нем врага. Как ни пытался - не мог разглядеть. Перед ним сидел обычный пожилой мужчина, родившийся и выросший в отдаленной афганской провинции. С младых лет он начал познавать тяжелый крестьянский труд, в двадцать женился на девушке с соседней улицы, в двадцать три стал отцом, в тридцать шесть закончил строительство собственного дома. В сорок пять его приняли в Джиргу - совет почитаемых старейшин, а когда в стране началась война, поручили командовать отрядом из местного ополчения. За годы войны отряд разросся и стал серьезной силой на востоке Афганистана.
Да, Мутабара сильно уважали и моджахеды, и жители тех селений, где его отряду приходилось временно размещаться. Он никогда не допускал необдуманных, скоропалительных действий. Власть его была огромна, но в поведении не содержалось и намека на высокомерие. Он всегда ценил человеческие жизни – как своих подчиненных, так и обычных сограждан. Разрабатывая со свои штабом войсковые операции, старался свести до минимума риск тех, кто оказывался в зоне боевых действий.
Лишь после масштабной армейской операции, поведенной советскими войсками совместно с регулярной армией ДРА, удалось разбить крупный отряд Мутабара, а его самого и помощников взять в плен.
- А еще вы очень добры и доверчивы, - вдруг улыбнулся Мутабар.
Воронов вскинул левую бровь.
- Почему?
- Однажды мне надо было проведать семью. Я сменил военную одежду на гражданскую, сел в старый рейсовый автобус и поехал в родное село. Бояться мне было некого - никто бы не выдал. На развилке дорог автобус остановил русский патруль. Офицер поднялся в салон и пошел по проходу, спрашивая у каждого: «Душман» или «дост»? (Враг или свой?) Я ответил: «дост». А он, поверив, прошел мимо.
- Да действительно, попался доверчивый, - улыбнулся Андрей. Добавив в чашку пленного горячего чая и подвинув к нему распечатанную плитку шоколада, сказал: - Мутабар, почему вы не хотите, чтобы мы здесь остались? Разве тебе не нравилось наше мирное сотрудничество, которое было до войны?
- Почему не нравилось? - всплеснул тот руками. - Вы построили электростанции и целые районы с крепкими красивыми домами, проложили дорогу на Саланг. Много чего сделали хорошего. Только зря вмешались в наши внутренние дела. Да и власть у нас гнилая, ненастоящая.
- Ты так считаешь?
- Конечно. Каждая власть должна сама решать свои проблемы, и если у нее это не поучается - нужно уйти с миром, а не звать на помощь сильного соседа, чтоб тот мощной армией помог удержаться на троне. Такая власть народу не нужна…
Что-то в том давнем разговоре зацепило душу Воронова. Возможно, в чем-то старик был прав. По крайней мере, желания спорить, доказывать обратное и бить себя в грудь у Андрея в тот вечер не появилось.
* * *
После окончания «мирных переговоров» показалось, будто прибрал ситуацию под контроль: дав длинную очередь, срезал троих. Сразу швырнул вторую из четырех гранат и снова удача: после ее разрыва послышались ужасные крики. Значит, определенно кого-то зацепил.
Однако спустя несколько секунд эйфории поубавилось - «духи» открыли по пещере такой ураганный огонь, что правая щека генерала стала истекать кровью от посекшей ее каменной крошки.
Прикрывая лицо, он вынужден был изредка высовываться и огрызаться парой-тройкой выстрелов. Если не отвечать совсем - «духи» осмелеют и подберутся к разлому вплотную. Правда, перед входом по-прежнему оставалась замаскированной в камнях граната. Но лучше не испытывать судьбу. Вдруг не сработает? Или покалечит одного, а остальные ворвутся. Тут в тесноте темной пещеры особо и не отобьешься…
Ураганный огонь стих. На узком скальном уступе опять началась вялая перестрелка: пять шесть пуль щелкало по камням разлома, в ответ из темноты раздавался один выстрел.
И вдруг Воронов заметил, что снаружи все переменилось. Интенсивность стрельбы резко возросла, но пули перестали крошить камень, словно моджахеды внезапно разучились целиться и не попадали по темному пятну пещерного входа.
Чуть позже генерала осенило: на склоне хребта появилась поисково-спасательная группа, с которой душманы вступили в бой!
Догадка подтвердилась, когда в секторе обстрела он отчетливо разглядел двух афганцев, поменявших позицию и отчаянно паливших из старых «калашей» куда-то вверх по склону.
«Стадо быть, группа пришла по вершине хребта и атаковала банду сверху», - понял Воронов и, подняв автомат, прицелился в ближайшего афганца.
Вместо выстрела послышался щелчок.
- Черт… Закончился третий магазин. Остался последний…
Пальцы рук до того окоченели, что он с трудом вставил полный магазин в приемное гнездо и передернул затвор.
Решив помочь поисковой группе, Андрей подхватил с брезента последнюю гранату, выдернул предохранительную чеку и пошел к выходу из разлома…
* * *
Решение было очень рискованным. Каменная кишка от входа и до поворота прекрасно простреливалась - стоило кому-то из моджахедов дать очередь и… В общем, промазать было гораздо сложнее, чем попасть. Тем не менее, он страстно хотел помочь своим спасителям.
За метр до выхода Воронов замедлил шаг и, поглядывая попеременно то влево, то вправо, приготовил гранату к броску.
Сделав последний шаг, он увидел, что банда разделилась на две группы. Вероятно, некоторое время они сдерживали атаку советских бойцов, но теперь сами пошли вперед.
Быстро выбирая наилучшие цели, он не мог не отметить того факта, что душманы оставили без присмотра его укрытие. Видимо, появление разведчиков стало для них полной неожиданностью.
Слева за отвалившимся обломком скалы прятались трое: один возился с гранатометом, двое постреливали. Подальше молодой афганец сидел на корточках, готовясь рвануть вперед.
Их Воронов и выбрал.
Бросив в сторону обломка гранату, он полоснул по «духам» из автомата. Тут же развернулся и дал очередь в тех, что находились справа от разлома.
Разорвавшаяся граната хлестко ударила по ушам взрывной волной. Кто-то из «духов» закричал.
Андрей опасался того, что его заметят, и в то же время не хотел раньше времени исчезать в темной кишке пещеры. Наличие «легких» целей подталкивало к действию.
Он решил задержаться и дать пару очередей в надежде на то, что в царившей на площадке суматохе его не заметят.
Напрасно Воронов на это надеялся. Заметили. Причем сразу во время первого появления из разлома.
Он понял это, когда рядом в снег тюкнулась граната.
Взорвалась она, когда, прыгнув рыбкой вглубь разлома, он находился в полуметре от рыхлой и холодной поверхности.
Еще до падения на него тело пробило острой болью сразу в двух местах. «Зацепило, - с досадой подумал Андрей. - Хоть бы не не серьезно. Чтоб смог двигаться и стрелять…»
* * *
Упав, он ползком добрался до поворота и спрятался за него.
Несколько пуль шибанули следом по стенкам каменной пещеры.
- Поздно, голубчики, - ехидно проговорил он, разворачиваясь головой к входу.
«Прострелившая» спину острая боль заставила замереть.
- Черт… - пошептал генерал. - Этого мне не хватало. Как некстати…
Не хотелось верить, что зацепило серьезно. Ведь и боль появилась только в тот момент, когда согнулся пополам.
За поворотом и у входа пока никого не было. Воронов потрогал ладонью поясницу в том месте, где жгло и пульсировало. Одежда была пропитана теплой липкой кровью.
Один осколок пробил кожаный брючный ремень и вошел в тело правее позвоночника. Другой распорол одежду на правом боку, повредив ткани по касательной.
Оба ранения представляли опасность. Первое тем, что осколок мог повредить внутренние органы. Из-за второго началось обильное кровотечение.
Лежа на ледяном грунте пещеры, Андрей вспомнил, что содержимое аптечки он пересыпал в брезентовую сумку он НАЗа. Там имелся бинт, антибиотики, обеззараживающие препараты.
- Бесполезно, - поморщился он, снова выглядывая из-за угла. - Для нормальной обработки раны нужно время. А мне его никто не даст…
* * *
Ревизия боеприпасов окончательно подпортила настроение. Гранат больше не было, если не считать ту, что дожидалась своего часа под камнем у входа. А в последнем автоматном магазине оставалось всего восемь патронов.
Еще имелся АПС с четырьмя полными магазинами и нож. Это давало возможность продержаться некоторое время. Минут десять или полчаса - в зависимости от решительности оппонентов. И от активности парней из разведки, что недавно появились на склоне.
Именно от их действий сейчас зависела жизнь генерала Воронова. Но они почему-то не торопились давить «духов» и выручать летчика. Обстреляв банду с обеих сторон вытянутого уступа, они затихли и пропали.
Он не знал причин затишья и лишь предполагал различные варианты. К примеру, во время атаки отряд мог потерять несколько человек ранеными; из-за этого пришлось откатиться назад для перегруппировки. Или же отряд разведчиков изначально имел небольшую численность благодаря специфичности поставленной задачи: найти Воронова и, не вступая в прямой контакт с моджахедами, вытащить из горного района.
* * *
Автомат с опустевшим магазином стал бесполезен и валялся где-то ближе к выходу из пещеры. Андрей лежал, спрятавшись за поворотом недлинной темной кишки, держа в правой руке АПС. Весь пол вокруг него был усеян стреляными гильзами.
На горизонтальном уступе - метрах в семи-восьми от разлома - виднелись тела убитых «духов». Сколько их там было, Андрей не знал. Около десяти минут назад банда предприняла отчаянный штурм, и к пещере одновременно устремилось не менее пятнадцати человек.
Израсходовав последние автоматные патроны, он отбросил его, схватил приготовленный к бою АПС и за несколько секунд опустошил первый магазин.
Как же ему повезло, что это был не ПМ, а «Стечкин»! Конкретное везение заключалось в емкости магазина. Восьми патронов для того, чтобы погасить первую волну «духов», Воронову категорически не хватило бы. Как не хватило бы времени на перезарядку.
Душманы появлялись и слева, и справа. Андрей только успевал поводить стволов внезапно потяжелевшего пистолета и нажимать на спусковой крючок.
Пещера наполнилась пороховой гарью, дышать стало трудно. Генерал терял кровь, а с ней и силы. Добавлял неприятностей и холод, из-за которого плохо слушались конечности.
Первая волна захлебнулась вовремя, ибо пистолет выпустил последнюю пулю, оставив затворный механизм в крайнем заднем положении.
Воронов поменял магазин и принялся ждать…
* * *
Он находился на грани потери сознания. Дыхание замедлилось, реже стало биться сердце, перед глазами все расплывалось, и чтоб сфокусировать зрение на каком-то объекте, требовалось неимоверное усилие. Появилась непреодолимое желание закрыть глаза и уснуть.
Остатками угасавшего сознания Андрей понимал, что делать этого нельзя. Сон был равносилен смерти. Приходилось держаться из последних сил.
Держа на прицеле вход в разлом, генерал нащупал левой ладонью брезентовую сумку и лежащие на нем боеприпасы. Выщелкнув зубами один пистолетный патрон, он вставил его в магазин, который опустел первым. Это была давняя задумка: последний час он беспрестанно думал о том, чтобы оставить один патрон для себя, если помощь не подоспеет вовремя.
Сон одолевал. Воронов все-таки не выдержал и отключился. Очнулся через секунду, когда тюкнулся головой о стенку пещеры.
И сразу заметил непонятное мельтешение перед входом в разлом. Присмотревшись, понял: соблюдая осторожность, «духи» утаскивали из сектора обстрела погибших и раненых товарищей.
* * *
Вряд ли он мог точно сказать, сколько времени пришлось балансировать на грани между сознанием и темной бездной, куда норовили столкнуть холод и слабость. Из этого странного состояния мгновенно выдернул хлесткий удар по ушам.
Открыв глаза, Андрей не сразу понял, что произошло.
Снаружи у входа в разлом метался сероватый дымок, а там, где была спрятана под булыжник граната, чернела воронка.
Нарушенный ударной волной слух не сразу уловил громкие крики. Кто-то лежал рядом с пещерой и звал на помощь.
«Господи, неужели на моей гранате подорвался один из разведчиков?!» - опешил Воронов.
Нет, кричал афганец. Кроме того, к нему подбежал человек в шапке-паколь и длинной накидке.
Генерал прицелился и выстрелил. Человек извернулся, осел на одно колено и завалился набок.
* * *
Из следующего провала в памяти выдернул еще более мощный взрыв, прогремевший у входа в пещеру. На этот раз Андрея подбросило и отшвырнуло к дальней стенке. За первым взрывом прогремели второй и третий.
Летчик не пострадал от осколков и каменной крошки, но прилично ударился затылком. К тому же все пространство разлома заволокло едким дымом.
Скривившись от боли, Воронов поработал непослушными пальцами, пытаясь согреть их и вернуть им чувствительность. Потом аккуратно ощупал полученные накануне ранения.
Одежда по-прежнему была пропитана кровью.
Однако горевать по этому поводу не пришлось - закончив «артподготовку», состоящую из трех гранатометных выстрелов, «духи» пошли в атаку.
«Наверняка хотят взять живым, суки!» - посылал Андрей одну пулю за другой в возникавшие на светлом фоне фигуры. В левой ладони он зажимал два магазина: один полный, другой - с последним патроном. И это были все оставшиеся у него боеприпасы.
Похоже, моджахеды решили не церемониться с летчиком, и перешли к решительным действиям. Ведь «взять живым» - вовсе не означало «взять невредимым».
Снаружи творилось что-то невообразимое: стрельба, грохот взрывов, крики… Пещера содрогалась, гари внутри не убавлялось.
Воронов продолжал посылать пули в мелькавшие фигуры до тех пор, пока не закончились патроны. Вогнав в рукоятку последний магазин, он отполз к дальней стенке, поднял пистолет и принялся ждать…
Глава семнадцатая
ДРА; район в семи километрах к юго-западу от селения Руха
Летчик своей дерзкой атакой здорово помог разведчикам. Если бы он не отвлек обнаглевших «духов» взрывом гранаты и отчаянной стрельбой, то вытащить из-под огня Ваську Павлова определенно не вышло бы. Однако теперь такие же активные действия требовались от разведчиков, дабы помочь пилоту.
«Трое раненых, плюс выключенный из операции санинструктор. Итого остается семеро, трое из которых - зеленые юнцы, - покусывая губы, рассуждал Воротин. - А вертолетчиков по-прежнему не слышно. Что же делать?..»
Он посмотрел на проплывающие сверху облака. Погодка улучшалась: нижняя граница облачности плавно поднималась и «ватные» клочки уже не цепляли самые высокие пики; видимость стала приемлемой; поползла вверх и температура.
- Погода налаживается, а «вертушек» почему-то нет, - прошептал капитан. - В чем дело?..
Несколько минут назад связист повторно связывался с базой и спросил причину задержки. Оперативный дежурный заверил, что помощь уже идет.
Перейдя на рабочую частоту вертолетчиков, Юрка Шерстнев звал их до хрипоты, но его никто не слышал.
- Надо действовать, иначе он не продержится. Летчики не возят с собой по ящику патронов, и скоро генералу нечем будет отвечать, - заключил Станислав и, оглянувшись, подал знак Еремину.
После неудачной первой атаки обе группы разведчиков объединились выше по склону и ждали, какое решение примет командир.
В данной ситуации решение могло быть только одно: не ждать подхода «вертушек», а сковать противника атакой и не дать ему прорваться в тот каменный разлом, где укрывался советский генерал. Вот только атаку требовалось построить так, чтоб не растерять состав и без того обескровленной группы. А при появлении пары вертолетов, вызвать огонь на себя.
«Знать бы, что так получится - прихватил бы с собой всю роту, - сокрушался Воротин, поглядывая на ползущего к нему Сашку. - Давно окружили бы «духов» тремя взводами и не выпустили бы не одного. Всех бы отправили на суд Аллаха. А тут ломай башку, как сделать это всемером…»
* * *
Капитан не стал разделять малочисленную группу и повел ее вниз в полном составе, чтобы атаковать занявших вытянутый уступ моджахедов с одной - западной стороны.
Сделав приличный крюк по заснеженному и неровному склону, разведчики прибыли на исходную. Далее, прижавшись к земле, поползли на намеченную командиром позицию. Пока ползли, слышали несколько длинных очередей, звук от которых быстро раскатывался по склону. Эти выстрелы явно принадлежали душманам. В ответ доносились приглушенные редкие хлопки - летчик экономил патроны. Разведчикам приходилось поторапливаться.
Сократив дистанцию до минимума, убедились в том, что «духи» не дремали и разделились. Одна часть банды продолжала досаждать укрывшемуся в скальном разломе летчику, а другая защищала подходы к уступу.
По команде Воротина связист расположился немного позади остальных и беспрестанно посылал в эфир запросы, повторяя один и тот же позывной ведущего пары вертолетов.
Шестеро разведчиков, растянувшись в линию, открыли огонь по моджахедам…
* * *
- «Сто десятый», как меня поняли?
- «Пихта», плохо вас слышу! Повторите! - протрещало в ответ.
Связь действительно была отвратительной. Юрка Шерстнев изо-всех сил прижимал к ушам гарнитуру и повторял в микрофон информацию, пытаясь перекричать стрельбу:
- Командир просит отработать по уступу на склоне только из пулеметов!! Мы находимся с западной стороны уступа на дистанции сто пятьдесят метров!! Поняли, «Сто десятый»?!
- Теперь понял, «Пихта»!
- Мы подсветим свое место оранжевым дымом и укажем направление на уступ!
- Понял-понял вас. Отработаем из пулеметов, вы западнее уступа сто пятьдесят. Подсветите место оранжевым дымом!
- Да-да, все правильно!! Ждем!..
Как и предполагал опытный Воротин, большого проку от атаки не получилось. Разве что засевшего в пещере летчика «духи» на некоторое время оставили в покое, перебросив десяток человек на опасное направление. А продвинуться и, тем более, согнать банду с уступа, конечно же, не вышло. Более того, через десять минут боя ранение получил еще один разведчик - винтовочная пуля навылет прошла сквозь плечо молодого Таланова.
И тут капитана прорвало. Обернувшись, он заорал связисту:
- Передай этим штабным сукам, что на их совести уже четыре «трехсотых»!
Юрка склонился над рацией и вскоре контакт с вертолетчиками был установлен.
* * *
Наконец заснеженный склон хребта накрыла лавина гула авиационных двигателей. На юго-западе из-за соседних вершин вынырнули аж две пары вертолетов: две транспортных «восьмерки» и два боевых Ми-24.
- Юра, дымни! - крикнул Станислав.
Связист тотчас выхватил из «лифчика» сигнальный патрон, отвинтил крышку и, рванув шнур, поднял руку. Из патрона повалил густой оранжевый дым. На фоне свежего снега он был отчетливо виден за многие сотни метров.
- Наблюдаем вас, «Пихта», - прошелестел голос командира первой пары. - Готовимся отработать по склону.
- Поняли вас, «Сто десятый». Начинайте!
Теперь связь стала отличной, обе группы слышали друг друга без искажений, шумов и хрипов.
- Командир, они встают на боевой курс! - доложил Юрка.
Воротин тотчас привел в действие заранее подготовленную сигнальную ракету. Оставляя дымный след, та полетела по изогнутой траектории в сторону уступа и засевших на нем душманов.
Пара «восьмерок» встала в круг чуть поодаль, уступив бронированным боевым машинам право начать разборку первыми.
«Полосатые» сходу определили место группы разведчиков, заметили выпущенную ими ракету и, хищно опустив носы, приближались к цели.
Один лишь грозный вид советских боевых вертолетов мгновенно остудил пыл противника. Стрельба по разведчикам прекратилась, моджахеды заметались по узкой площадке.
Вскоре загудели их скорострельные крупнокалиберные пулеметы. Весь уступ потонул в пыли, снежной круговерти и невесть откуда взявшемся дыме.
- Ого! Не хотел бы я оказаться на их месте! - засмеялся лежавший рядом с командиром Еремин.
- Ты бы лучше о нашем летчике подумал, - осадил тот. - Ему-то каково сейчас в пещере!
- Да, это точно. Ну, надеюсь, скальная порода выдержит, и с ним ничего не случится.
Выполнив первый заход, «полосатые» с ревом пронеслись над вершиной хребта и стали выполнять заход для повторной атаки…
* * *
Второй «замес» оказался еще более жестким: тяжелые пули калибра 12,7 мм с противным жужжанием полностью накрыли уступ. Порой смертоносные снаряды вспарывали грунт и крошили камень в нескольких метрах от позиции советских разведчиков.
Воротин с Ереминым лежали рядом за одним валуном, прикрывая руками головы. Каменные брызги обдавали плечи обоих, на спины сыпались комья земли.
Всего за несколько секунд пара вертолетов превратила уступ в безжизненную пустошь, покрытую месивом из снега, грунта, крови и каменной крошки. Отработав по обозначенному участку, «полосатые» отошли в сторонку и встали в круг, контролируя подступы к уступу.
С полминуты Станислав с Сашкой лежали, не меняя поз и гадая, последует ли третий заход?
Гул двигателей стихал. Капитан приподнял голову, осмотрелся и принял сидячее положение. Подтянув за ремень автомат, смахнул с него налипшую грязь; машинально отстегнул магазин и проверил наличие патронов…
Легонько пнув товарища, проворчал:
- Харе уши плющить. Просыпайся…
Товарищ поднял голову, стер с лица ошметки мокрого снега. И кивнул куда-то в небо:
- Возвращаются?
Гул опять начал нарастать. Воротин повернулся к ущелью.
- Нет. Это «восьмерки». Одна заходит на посадку, другая прикрывает. Проверь наших и пошли к уступу…
* * *
Несколько «духов» каким-то чудом уцелели и, скатившись с уступа, бежали вниз к обрамленному кустарником ручью. Вероятно, осторожность заставила этих людей покинуть поле боя в самом начале заварухи - при первом появлении в небе советских вертолетов.
Никто не стал их преследовать: ни вертолетчики, ни разведчики. Такой задачи перед ними не стояло. Главным было выполнить приказ штаба армии: найти и спасти генерала Воронова.
Станислав устало плелся к уступу, неся на всякий случай в правой руке готовый к стрельбе автомат. Спрыгнув с последнего камня на относительную ровную поверхность площадки, он понял, что оружие ему в этот день больше не понадобится. Весь уступ был усеян изуродованными трупами душманов. Тяжелые крупнокалиберные пули пулемета Якушева и Борзова буквально разрывали человеческое тело на части.
Убедившись, что ни одного живого «духа» на площадке не осталось, Воротин глянул на пролетавший сверху транспортный Ми-8 и подошел к входу в разлом.
Скалы слева, справа и сверху от разлома пестрели выбоинами от пуль и попаданий гранатометных зарядов. Перед входом темнели воронки и лежали десятки тел поверженных «духов».
Лезть сразу во мрак разлома было опасно - летчик мог принять разведчика за одного из моджахедов.
Встав сбоку, капитан крикнул:
- Товарищ генерал! Товарищ генерал, вы здесь?
Никто не ответил.
Он окликнул повторно.
И снова тишина. Пришлось включать фонарь, пригибать голову и нырять во мрак на свой страх и риск.
- Товарищ генерал, это я - капитан Воротин. Командир разведроты 181-го мотострелкового полка. Товарищ генерал, ответьте…
Под ногами звенели стреляные гильзы, в воздухе висела пороховая гарь. Проход внутри разлома в поперечнике имел треугольную форму. Проход плавно расширялся и через три метра позволял идти в полный рост. Далее относительно ровный пол, устланный каменными обломками, поднимался, образуя пару ступеней, и поворачивал вправо.
За поворотом Станислав и обнаружил того человека, ради которого его группа прибыла в этот район.
* * *
Да, это был летчик: характерные комбинезон с «разгрузкой» из прочного материала, специальные летные ботинки. Рядом валялся укороченный «калаш» с пустым магазином, в правой руке пилот зажимал АПС.
Осторожно забрав пистолет (мало ли что человеку почудится, если придет в сознание!), Воротин осмотрел генерала на предмет ранений.
«Вся спина летной куртки пропитана кровью, значит зацепило, - понял он. - Лицо тоже в крови, но это ерунда - посекло каменной крошкой. В общем, надо его быстренько нести в вертолет и отдавать в руки санинструктора. Потеря крови, переохлаждение… Все это может плохо кончится».
Выйдя из пещеры, капитан заметил бегущего к нему Сашку.
- Ну что там? - справился он.
- Плохо дело, командир.
Тот поднял на него пристальный взгляд.
- Говори. Не тяни за душу.
- Юрка серьезно ранен. Пуля. Под правую лопатку… - запыхавшись, объяснил старлей.
Капитан вынул из нарукавного кармана бинт, надорвал бумажную упаковку и протянул Сашке:
– Приложи - кровоточит.
- Где?
- Над ухом. И давай сюда всех свободных. Потащим наверх генерала…
* * *
Связиста Юрку Шерстнева обнаружили немного позади остальных парней, когда обработка уступа «вертушками» уже закончилась. Закрыв телом рацию, Юрка лежал неподвижно, истекая кровью. Как и когда один из душманов умудрился улучить момент и выстрелить в него - можно было только догадываться.
Пока разведчики сооружали из подручного материала подобие носилок для генерала, Воротин подошел к Шерстневу. Глаза его были закрыты, щека перепачкана грязным снегом, в правой руке автомат, в левой ладони - микрофон.
Стас присел рядом, нащупал его запястье.
Пульс был, но неровный и слабый. В ответ на прикосновение связист открыл глаза и, узнав командира, улыбнулся.
– Мы нашли его? - шепотом спросил он.
- Нашли-нашли, Юра, - успокоил Воротин. - Выполнили задачу. Ты давай, помалкивай. Тебе силы беречь надо. Вертолет уже присел на вершину, и сейчас мы тебя перетащим. Тут всего сотня шагов до вершины…
Шерстнев повернул голову и посмотрел на молотивший винтами Ми-8. До него действительно было не больше сотни метров.
Неподалеку четверо парней протащили наверх генерала. Санинструктор Корниенко суетился рядом.
Через несколько минут команда вернулась за товарищем.
Когда Юрку укладывали на скрепленные ремнями автоматы, тот даже попытался помогать.
– Да не дергайся ты, герой! – по-доброму ворчал на него Валерка, делая укол обезболивающего препарата.
Тот растягивал пересохшие губы в вымученной улыбке и безропотно подчинялся «доктору», как частенько называли в группе Валерку.
* * *
Одна «восьмерка» молотила лопастями на вершине хребта, ожидая окончания эвакуации группы Воротина. Вторая нарезала круги непосредственно над вершиной. А пара «полосатых» дежурила над ущельем, готовая встретить неприятеля градом неуправляемых реактивных снарядов.
Первая партия раненых уже находилась в грузовой кабине вертолета: Конышев с Масловым сидели на полу, привалившись к желтому топливному баку; генерал Воронов лежал на расстеленных брезентовых чехлах. В сознание он так и не пришел. Снайпер Василий Павлов раненым себя не считал.
- Это царапина, - показывал он на перебинтованную шею. И уточнял: - Если я заявлюсь с такой раной в госпиталь - меня засмеют.
К слову, сидеть без дела в «вертушке» он отказался и помогал товарищам транспортировать наверх последнего пострадавшего в перестрелке - Юрия Шерстнева.
Станислав вместе со всеми тащил самодельные носилки. Изредка он оборачивался и бросал взгляды на уступ и прилегающий склон. Ему все еще не верилось в окончание этой операции. Поначалу, когда выслушал по радио задачу, суть ее показалось несложной. Подумаешь… Найти по наводке штаба точку, в которой работает на передачу аварийная радиостанция; забрать летчика, находящегося поблизости от станции; доставить его в долину, что раскинулась перед горным районом.
Теперь он так не думал.
Во-первых, летчика пришлось долго поискать.
Во-вторых, искали не только они, но и «духи»; принимать бой с которыми пришлось трижды.
Наконец, в-третьих, операция прилично растянулась во времени. С момента получения приказа прошло более суток, а ведь еще предстояло долететь до безопасных районов, прикрытым нашими войсками.
– Как же тебя угораздило, Юрок? – ворчливо приговаривал снайпер. – Ты же у нас самый удачливый! Дальше всех сидишь со своей «бандурой» и вдруг на тебе - ранен…
Площадка с молотящей «вертушкой» приближалась куда медленнее, чем хотелось бы. Разведчики были измотаны и вкладывали в этот рывок до вершины последние силы.
- Юрку вечно достается, - поддержал Павлова Альберт Гориев. Этому наоборот везло - за две долгих командировки в Афганистане он не получил ни одной царапины. - Ничего… ты у нас молодой, крепкий, перспективный. Отлежишься в отдельной палате госпиталя, познакомишься там с молоденькой медсестричкой, и мир окрасится в новые краски…
Видя, насколько тяжело даются разведчикам последние метры подъема, сверху прибежали бортовой техник и правый летчик. С их помощью группа добралась до площадки быстрее.
Загрузка в грузовую кабину заняла несколько секунд. Последним в чрево вертолета поднялся капитан Воротин.
Техник проконтролировал размещение парней, поднял короткий трап, закрыл сдвижную дверцу и занял рабочее место аккурат посередине между пилотами.
- Все, погнали до дому! - крикнул кто-то из «пассажиров».
Подняв в воздух облако из снега и желтоватой пыли, «восьмерка» взмыла вверх, наклонила граненую кабину и начала разгоняться…
Чрез полминуты четыре вертолета поочередно вошли в плотную облачность и, продолжая набирать высоту, развернулись в сторону Баграма.
* * *
В грузовой кабине Ми-8 находилась вся группа капитана Воротина. Операция почти завершилась и, слава Богу, обошлась без серьезных потерь. Четверо получили ранения - кто-то легкое, кто-то средней тяжести, но сейчас все были живы и все летели на базу. Пожалуй, самое неприятное ранение получил Юрка Шерстнев. Даже Славка Конышев, которому пуля прошила верхушку легкого, чувствовал себя относительно неплохо. А вот с Юркой дело обстояло похуже.
Все бойцы группы сидели в мокром, грязном обмундировании; все были уставшими. Несмотря на это они переговаривались и даже шутили.
Санинструктор Корниенко не отходил от генерала Воронова. Если раненые разведчики, получив первичную медицинскую помощь, кое-как оклемались, то состояние генерала внушало определенные опасения. Он получил переохлаждение, потерял много крови из-за раны в районе поясницы и по-прежнему не приходил в сознание.
Васька Павлов сидел рядом с другом - связистом Шерстневым. Смачивая водой бинт, он оттирала с лица Юрия кровь и приговаривал:
– Как же так получилось, что ты словил пулю? Да еще в спину! Вставал что ли?
– Зачем мне вставать? Склонился над станцией и работал с ее настройками. Говорю ж тебе: шальная.
– Это ты у нас шальной, Юрок. Я тебе как снайпер со стажем сколько раз объяснял суть нашей работы? Мне, чтоб произвести прицельный выстрел нужно высунуться на пять сантиметров и в течение пяти секунд прицелиться. Меня даже никто за это время не заметит. Понял?
- Понял.
- Ничего ты не понял! Тебе хоть кол на голове теши…
Славка Конышев сидел рядом с Масловым. Оба молчали, вспоминая детали прошедшей операции.
– Не везет нашему Юрке, – печально вздохнул Воротин.
Сидевший рядом Еремин пришел взводным в его роту год назад. Костяк опытных разведчиков к тому моменту был давно обкатан, и Сашку включили в ее состав лишь несколько месяцев назад.
– Что часто отхватывает? – негромко спросил он.
– Последние три месяца бог миловал, а до этого через раз на себе приносили. Медики из Центрального клинического военного госпиталя замучились с ним - после каждой операции ковыряли, доставая осколки и пули. Мы думали, Юрка не выдержит и подаст рапорт о переводе в более спокойную часть.
- Выдержал?
- Как видишь. Хотя, знаешь…
- Что?
- Черт его знает по поводу «не везет», - устало улыбнулся командир. - Если бы не везло, то давно не было бы нашего Юрки. А он сидит, вон, улыбается. Вечером водку будет глушить в госпитальной палате.
- Это точно! - засмеялся Сашка. - А что с летчиком?
- Потерял много крови.
- Осколок в пояснице. Потерял много крови - видишь, какой бледный…
Лицо генерала в дневном свете и впрямь было лишено живых красок. Его цвет был таким, будто поверх кожи кто-то нанес толстый слой воска.
- Выкарабкается? - продолжал любопытствовать старлей.
- Хотелось бы.
* * *
- Приятель, сколько до базы? - окликнул капитан бортового техника.
- Минут через пять начнем снижаться! - крикнул тот.
- Медиков на старт запросили?
- Естественно! Руководитель полетов сказал, что встретят.
Воротин вновь повернулся к округлому иллюминатору, за которым ничего, кроме матовой облачной мути видно не было.
Выполнив задание, все четыре вертолета возвращались на базу на большой высоте. Выйдя из опасной зоны и достигнув Баграмской авиабазы, они встали в круг и приступили к снижению.
«Ну, вот и закончилось очередное испытание, - размышлял Станислав. - Скоро вынырнем из облаков, в крайний раз развернемся и пойдем на посадку. «Вертушка» аккуратно коснется колесами бетона, резво побежит к родной стоянке. А там уже будут поджидать машины медицинской службы и обязательно кто-нибудь из начальства и Особого отдела. Этим вечно не терпится выслушать доклад, узнать подробности… Не меньше получаса уйдет на общение с высокими чинами. Потом нам милостиво разрешат отправиться в свое расположение и отдыхать до завтра. А завтра опять письменные отчеты, работа с картами, выматывающие беседы с офицерами оперативного отдела и начальником разведки штаба армии…»
Прокручивая в голове предстоящие события, Воротин не сразу заметил, как вертолет вывалился из облаков. Звено подлетало к аэродрому с юго-запада - строго против ветра. Внизу мелькали служебные постройки, асфальтированные дороги, по которым пыхтели грузовые «Уралы» и бегали юркие «уазики».
- Прибыли, - качнул он головой, когда вертолет покатился по рулежной дорожке.
Глава восемнадцатая
ДРА; Кабул; Центральный клинический военный госпиталь - штаб ВВС 40-й Армии
Как правило, путь в Кабульский госпиталь начинался с местного аэродрома, куда с разных советских баз и мест проведения операций доставляли тех, кто получил ранения. Далее в зависимости от степени тяжести ранения, солдат и офицеров либо ставили на ноги в здешнем госпитале, либо отправляли самолетом в Союз.
650-й Центральный клинический военный госпиталь (ЦКВГ) 40-й армии поражал своими контрастами. После скромного приемного отделения поступивший военнослужащий попадал по направлению в одно из основных отделений, где предстояло пройти курс лечения. Каждое из таких отделений находилось на огромной госпитальной территории.
Все отделения также отличались внушительными размерами и поражали своим заброшенным, разбитым состоянием. Носилки с тяжело раненными бойцами подчас заносили с улицы и ставили прямо на бетонный пол со щербатой керамической плиткой
Такими же исполинскими размерами отличались и палаты, когда-то являвшиеся пристанищем для лошадей офицерской гвардии афганского короля Захир-шаха. Ныне в этих помещениях стояли в три ряда железные двухъярусные кровати. На первом ярусе обитали «тяжелые» - лишенные зрения или конечностей, после полостных операций, с ранениями позвоночника, с повреждением головного мозга. Второй ярус по праву занимали «легкие» или выздоравливающие.
Дефицит госпитальных коек в условиях непрерывного поступления раненых носил перманентный характер. Но иногда - в период масштабных войсковых операций или при сбое эвакуации в Союз - эта проблема становилась критической. И тогда командование госпиталя отдавало приказ использовать площади длинного коридора, являвшегося своеобразной «артерией» и соединявшего большинство отделений.
Особенным ранеными в госпитальной среде считались те, кого угораздило словить осколок или пулю в позвоночник. Физические боли при таких ранениях были колоссальные, и даже самые сильные обезболивающие препараты не могли облегчить участь этих несчастных людей. Не в силах перетерпеть ужасную боль, такие раненые ночи напролет кричали, наводя ужас на соседей.
Имелось в Центральном госпитале отделение и для старших офицеров. Находилось оно на некотором отдалении от остальных отделений и палат, поэтому страшные крики, запахи перенаселенных палат и прочие «прелести» военной медицины его почти не касались.
Чистенькие палаты на два-четыре человека, цивилизованные туалеты, душевая, своя кухня со столовой, комната отдыха с креслами, бильярдным столом и большим цветным телевизором. И даже маленький внутренний дворик с лавочками и зелеными насаждениями.
А по соседству с кабинетом начальника отделения имелась единственная генеральская палата. Именно в нее после набора реанимационных действий и поместили доставленного с аэродрома генерал-майора Воронова.
* * *
Одноместная генеральская палата ЦКВГ совсем не походила на палаты в других отделениях и даже на соседние, где лечились и выздоравливали майоры, подполковники и полковники.
В светлом хорошо отремонтированном помещении стояла специальная широкая кровать с изменяемым наклоном изголовья. В одном из двух окон торчал новенький кондиционер. Под вторым окном располагались журнальный столик и удобное кресло. В углу тихо урчал холодильник. Точно напротив кровати находился телевизор, а над изголовьем торчала кнопка вызова медицинского персонала.
По телевизору транслировалась запись выпуска новостей за вчерашний день.
– Сегодня в Женеве возобновился советско-американский политический диалог в формате саммита, - поставленным голосом говорила советская телеведущая Аза Лихитченко. - Встреча Генерального секретаря ЦК КПСС Михаила Сергеевича Горбачева и Президента США Рональда Рейгана состоялась на вилле Fleur d’Eau в женевском пригороде Версуа…
В палате было жарко, но кондиционер не работал. На кровати перед телевизором под шерстяным одеялом лежал Воронов. В кресле, развернув к светлому окну стопку стандартных листов, сидел начальник штаба ВВС 40-й армии генерал-майор Афанасьев. Погрузившись в текст, он внимательно читал отчет Воронова.
Не считая приятного голоса диктора, в генеральской палате было удивительно тихо. Медперсонал данного отделения всегда старался сохранить здесь покой и тишину. Персонал разговаривал вполголоса, в день проводилось не более двух операций, уборку проводили не медбратья, а квалифицированные нянечки.
Андрей лежал на правом боку, так как тревожить спину после извлечения осколка доктор запретил. Глядя в светло-бежевую стену, он ждал, когда коллега ознакомится с его письменными трудами.
Настроение было отвратительным. Проведенные в госпитале трое суток тянулись так, словно он провел тут целую вечность. Лишь беспокойный и нервный сон на короткий срок отгонял мрачные мысли и возвращал организму порцию относительной свежести.
– Андрей Николаевич, вот здесь ты пишешь о колонне грузовиков, двигавшейся в попутном направлении на северо-восток.
- Да, был такой момент, - очнулся от невеселых дум Воронов.
- Скажи, а не могли с этих автомобилей выпустить по твоему самолету ракету?
- Не думаю.
- Почему?
- Она догнала бы меня точно над Рухой. А я до попадания ракеты в двигатель успел выполнить над селением левый разворот более чем на двести градусов, уйти южном направлении и набрать высоту.
Ответ удовлетворил начальника штаба, назначенного помощником председателя Комиссии по расследованию произошедшего случая с генералом Вороновым. Основной состав Комиссии прибыл из Союза самолетом сутки назад; работа по расследованию шла полным ходом.
- А вот здесь… - указательный палец Афанасьева скользнул по тексту вниз. - Ты написал: «Я отыскал в скале разлом и, установив на вход гранату, спрятался в ней, что было не лучшим решением». Я не понял: о каком решении ты написал? Об установке гранаты?
- Нет, конечно.
- Тогда о чем же?
- О решении остаться на месте. Карта имелась, направление знал - надо было идти к равнине. По крайней мере, облегчил бы задачу поисковым группам.
Начальник штаба с сомнением произнес:
- Или нарвался бы на душманов.
- Ну, нарвался бы или нет - это еще вопрос, - Возразил Андрей. - А в пещере получил обморожение с ранением, люди из-за меня погибли…
- Это война, Андрей Николаевич, и смерть - неотъемлемая ее часть. Мне кажется лучше вычеркнуть из отчета данное сомнение.
- Вычеркивай. Там все одно треть переписывать.
- Почему треть? Ты что-то вспомнил?
- Да, кое-какие детали. Лежу тут то на левом боку, то на правом - стенки изучаю… Делать нечего, вот и восстанавливаю поминутно свой неудачный вылет. Полагаю, эти детали могут заинтересовать Комиссию.
- Хорошо, тогда вечерком я пришлю штабного офицера с пишущей машинкой - надиктуешь ему свежий вариант, - кивнул Афанасьев. И, понизив голос, добавил: - Ты, Андрей, побольше напирай на отвратительную погоду, а мы в свою очередь подтвердим: дескать, позарез нужны были разведданные, вот и полетел человек, не взирая на условия.
- А что, гости из Москвы настроены агрессивно?
- Да всякие попадаются. Одни штампуют приказы с драконовскими сроками проведения армейской операции; другие потом спрашивают за неминуемые потери, - расстроенно проговорил начштаба и снова углубился в изучение отчета.
Приподнявшись, Воронов поправил подушку, лег удобнее и уставился в стенку под ближайшим окном, на которой за пару дней успел изучить каждое пятнышко, каждую трещинку в краске.
- …Лидеры двух стран отказались от четкой повестки встречи и вели «свободный» диалог, - продолжала выпуск новостей Аза Лихитченко. - Советское руководство в этом диалоге надеется найти понимание и общий язык с руководством США в вопросах готовности строить отношения на равных, без оглядки на идеологические различия двух систем. Наиболее трудной из обсуждаемых стала тема о пятидесятипроцентном сокращении стратегических ракет. В качестве вероятного итога женевской встречи рассматривается договоренность о визите в следующем году Михаила Сергеевича Горбачева в Вашингтон, а Рональда Рейгана - в Москву…
Дальнейшие новости Андрея не заинтересовали. Прикрыв глаза, он углубился в воспоминания…
* * *
Воронова привезли в Центральный клинический госпиталь трое суток назад - прямо с аэродрома. В осмотре его ран и обмороженных участков конечностей принимали участие два полковника: начальник госпиталя и начальник медицинской службы. Что поделаешь, не каждый день сюда привозили раненых генералов.
После короткого осмотра спешно начались реанимационные мероприятия: переливание крови, обработка пострадавших от холода участков тела, подготовка к операции…
Операция прошла успешно: хирурги извлекли осколок из тела и зашили обе раны. Вошедший в тело у поясницы осколок, слава Богу, не задел ни позвоночник, ни внутренние органы.
Очнувшись от наркоза, Воронов долго не мог взять в толк, где он находится. Когда же ему это объяснили, он изумился еще больше.
- Но как я сюда попал? - спросил он дежурного реаниматолога.
Тот с улыбкой поправил одеяло.
- Вас привезли с аэродрома около трех часов назад.
Да, врач поправил одеяло. Ощущение жуткого холода не оставляло Андрея. Потеряв много крови, он настолько сильно промерз в пещере, что даже на исходе третьего дня кутался под шерстяным одеялом и не прочь был попросить еще одно. В палате сохранялась постоянная температура от плюс двадцати двух ночью до плюс двадцати семи днем. А ему казалось, будто в здании госпиталя гуляют ледяные сквозняки, и жуткий холод проникает под одеяло.
Врачи серьезно занимались восстановлением здоровья генерала Воронова. Помимо ежедневного утреннего обхода, в его палату раз пять-шесть осторожно заглядывал дежурный врач или старшая медсестра. Если Андрей не спал, интересовались самочувствием, мерили температуру и пульс, подкармливали витаминами.
Санитарки, привозившие в палату на специальной каталке завтраки, обеды и ужины, вообще не чаяли в нем души. Помимо полагавшейся нормы они подкладывали ему «доппаек» в виде пирожков, блинчиков и прочих вкусностей, которые они умудрялись приготовить в здешних «домашних» условиях.
* * *
Четвертый день в госпитале ничем не отличался от всех предыдущих. Разве что утренний обход затянулся дольше обычного.
Начальник отделения со свитой из хирурга, двух терапевтов, дежурного врача, ординатора и старшей медсестры задержался в палате генерала. Ознакомившись с динамикой, о чем-то негромко посовещался с коллегами.
Потом спросил:
- Как вы себя чувствуете?
- Лучше, - ответил Воронов. - Сегодня проснулся, а одеяло валяется рядом с кроватью.
- А спали нормально?
- Да, вполне.
- Значит, озноб стал беспокоить меньше?
- Озноба уже нет.
- Неплохо-неплохо, - записывал что-то в большой планшетный блокнот начальник отделения. - А что с раной? Жжет, саднит, тянет?
- Нет, только во сне иногда напоминает о себе, если неудачно повернусь.
- Ну, а что с настроением? Переживаете о случившемся или уже успокоились?
Генерал пожал плечами:
- Настроение в норме. Обидно, конечно, что «духи» достали ракетой, но это обычная для войны ситуация…
Опрос длился минут пятнадцать и походил на игру в пинг-понг. Доктор осторожно забрасывал мячик на половину Воронова, интересуясь его психологическим состоянием. А тот, будучи уверенным, что партия задумана ради выяснения его годности к дальнейшей летной работе, изо всех сил старался казаться здоровым.
Но Андрей ошибался. И понял он это лишь через несколько часов.
* * *
После сытного обеда он быстро заснул. Снилась Академия Генерального штаба. Широкие коридоры главного корпуса, светлые аудитории, торжественный актовый зал.
- Всех нас в первую очередь должна волновать судьба Родины! Не Афганистана, Индии, Кубы или еще какой-то страны, а нашего с вами Советского Союза! - все более распалялся заведующий кафедрой генерал Шипарев.
Он проводил дополнительные занятия в рамках подготовки к государственным выпускным экзаменам. Группа слушателей была небольшой - в аудитории перед генералом сидело всего шесть полковников, в скором времени выпускавшихся из Академии. Находился среди них и полковник Воронов.
Константин Анатольевич Шипарев слыл умнейшим и уважаемым аналитиком, написавшим ряд научных трудов. Его все и всегда слушали с величайшим вниманием. Сегодня, исходя из камерности аудитории, генералу можно было позволить себе расслабиться и сказать чуть больше того, что предполагала программа.
- Запомните, наше государство, начиная со средних веков, никогда и никому не помогала просто так – от широты душевной, - говорил он, расхаживая вдоль доски. - И никакая другая нормальная страна не занималась альтруизмом, а тщательно продумывала каждый шаг, стараясь извлечь определенную пользу. Грош цена царю, королю, эрг-герцогу, канцлеру или президенту, если он безвозмездно отдает средства другой стране, поддерживая чужой, а не свой народ! Вы меня спросили про Афганистан. Отвечаю. Ни русские, ни англичане, ни американцы (если таковые оккупируют его в будущем) не пойдут в Афганистан ради самого Афганистана. Всех интересуют выгоды данной стратегической площадки. В девятнадцатом веке мишенью для Российской Империи был вовсе не Афганистан, а Британская Индия. Мы всегда стремились распространить свое влияние на Индию, после чего выйти к теплым морям. А Афганское государство лежало всего лишь буферной зоной между британским колониализмом и русским царизмом. Но тогда у нас не получилось, и англичане перехватили инициативу…
Воронову нравилось учиться в Академии Генштаба. С виду процесс почти не отличался от тех, что проистекали в Сызранском училище или Академии имени Ю.А.Гагарина в Монино. Но имелось в нем нечто более теплое, человеческое, доверительное. Все преподаватели были в возрасте, носили как минимум полковничьи погоны и имели за плечами громадный опыт. Любое занятие начиналось строго по плану, но минут через двадцать плавно перетекало в свободный формат: вопрос-ответ.
- …Первой страной, которую признали пришедшие к власти большевики, стал Афганистан. Красные эскадроны активно воевали с басмачами в средней Азии, совершали секретные рейды в Афганистан, но дальше двинуться не рискнули, - продолжал Шипарев. - Такую же ошибку допустил Леонид Ильич Брежнев. Когда им было принято решение вторгнуться в Афганистан, пуштуны и белуджи в соседнем Пакистане ликовали, ожидая дальнейшего продвижения советских войск. Они воспринимали нас как освободителей, готовых разрушить созданное англичанами искусственное образование, называвшееся «Пакистан». Особенно радовался большой народ - белуджи, готовый открыть нам доступ к Индийскому океану и Аравийскому морю. Их расчет строился на том, что дружественная Советскому Союзу Индия, также ненавидящая Пакистан, поможет своим союзникам. Однако Брежнев и его советники не решились на такой шаг.
- Константин Анатольевич, но ведь Пакистан - ядерная держава! - воскликнул кто-то из слушателей.
- На тот момент он такого оружия не имел и был весьма ослаблен, - усмехнулся в ответ генерал. - Зато недальновидность и нерешительность нашего руководства позволила превратить Пакистан в настоящую террористическую державу с ядерным оружием…
* * *
Наверное, Воронов вспомнил бы во сне еще парочку знаменательных лекций, но что-то заставило его вернуться в реальность и открыть глаза.
В коридоре слышались чьи-то шаги. Тихо скрипнув, дверь в палату открылась. На пороге возник командующий ВВС генерал-лейтенант Филатов. Поверх привычной полевой формы он накинул белый халат, в руках хрустел небольшой сверток.
- Не разбудил? - поинтересовался он, войдя в палату.
- Я отоспался здесь на год вперед, - пошутил Андрей, пытаясь принять сидячее положение.
- Лежи-лежи! Я тут целый инструктаж прошел у твоих врачей. Просили долго не беспокоить, - негромко басил командующий. Пододвинув поближе к кровати кресло, Филатов уселся на него и протянул руку: - Ну, здравствуй, герой!
Воронов пожал его крепкую ладонь.
- Здравия желаю.
- Как самочувствие?
- В норме. Дырка в спине зарастет, и скоро попрошусь на врачебно-летную экспертизу.
- Зачем торопиться? Отлежись, залечи раны должным образом, - возразил шеф. Вспомнив о свертке и положив его на тумбочку, сказал: - Вот фруктов тебе, кстати, принес. Ешь и поправляйся.
- Спасибо. Леонид Егорович, я хотел спросить.
- Да, слушаю.
- Те разведданные, что я передавал через ретранслятор о передвижении подразделений Масуда, пригодились?
- Еще как пригодились! Благодаря им мы и штаб армии получили объективную картину происходящего в ущелье, скорректировали направление ударов и перегруппировали свои силы. Так что твои старания даром не пропали…
Воронов слушал командующего, смотрел на его усталое лицо и не переставал удивляться своей неспособности правильно оценивать качества людей при знакомстве. Вспомнив свои первые впечатления о Филатове, он незаметно вздохнул: «Как же я в нем ошибался! Абсолютно нормальный мужик - требовательный, но справедливый, по уши загруженный обязанностями, но внимательный к подчиненным…»
- Ты извини, долго я у тебя засиживаться не могу. Сам знаешь, сколько у нас в штабе дел накануне масштабной войсковой операции, - засобирался командующий.
- Да, конечно, - согласился заместитель. - Я все-таки постараюсь поскорее отсюда выбраться, и подключится к подготовке.
Встав с кресла. Филатов улыбнулся.
- Тебя, Андрей Николаевич, ждет двухнедельный отпуск по ранению, а затем награждение.
- Награждение? - опешил тот.
- Ты представлен к ордену. Представление я подписал в тот день, когда тебя в бессознательном состоянии привезли в госпиталь. Так что готовься и… - командующий помедлил, потом протянул для прощания руку и сказал: - Ты извини на меня за тот наш первый разговор. Подумал я тогда, что ты чей-то сынок, блатной, ну и рубанул с плеча. Так что не серчай на старика - не по злобе я.
- Да что вы, Леонид Егорович, - растерялся Воронов, - я уж и думать забыл о том разговоре…
После ухода Филатова, он еще долго лежал на боку, глядел на оставленный сверток с фруктами, улыбался и удивленно покачивал головой…
* * *
Вспоминал встречу и генерал Филатов, возвращаясь на служебной машине из госпиталя в штаб. Бледное и осунувшееся лицо заместителя стояло перед глазами. За довольно короткое время совместной работы с Вороновым, командующий привык видеть его совсем другим: подтянутым, крепким, молодцеватым и пышущим здоровьем. А тут…
Филатов тоже всю дорогу покачивал головой, но при этом не улыбался, а вздыхал.
Приехав в штаб и проходя мимо дежурного офицера, он ответил на его приветствие и распорядился:
- Члена военного совета ко мне. И парторга Отдельного вертолетного полка майора Соболенко.
Первый появился моментально, так как его рабочий кабинет находился по соседству.
- Разрешите? - настороженно спросил он, заглянув к командующему.
- Да. Присаживаться не предлагаю, так как разговор у нас будет коротким, - сразу перешел к делу Филатов, едва Чесноков прикрыл дверь.
Тот напрягся, глаза испуганно забегали.
- Предлагаю вам на выбор два варианта, - продолжал Леонид Егорович. - Либо вы здесь в моем присутствии извинитесь перед Вороновым за свою клевету о бегстве в Пакистан, либо напишите рапорт о возвращении в Союз. Ну, скажем, по состоянию здоровья.
Чесноков проглотил вставший в горле ком.
- Я могу… подумать?
- Нет. Думать следовало раньше. Выбрать вы должны прямо сейчас.
- Тогда… я согласен написать рапорт о возвращении в Союз, - пролепетал ЧВС. - Я ведь и в самом деле неважно себя чувствую.
Командующий кивнул.
- Рапорт должен быть у меня на столе к вечеру. Свободны…
Следующий вызванный к Филатову офицер постучал в его кабинет через сорок пять минут. Ровно столько понадобилось ему, чтобы домчаться на «уазике» от расположения Отдельного вертолетного полка до штаба ВВС.
- Товарищ командующий, майор Соболенко по вашему приказанию прибыл! - бойко отрапортовал он, перешагнув порог.
- Соболенко, если не ошибаюсь, вы ведь учились вместе с Вороновым? - поднял суровый взгляд Филатов.
- Так точно.
- Как же у вас хватает совести «стучать» на однокашника?
Парторг как-то разом скис, и виновато запричитал:
- Я… не «стучал», товарищ командующий… Просто распивать в кабинете командира полка… Я считал, что это неправильно…
- В Великую Отечественную всем солдатам, офицерам и политработникам на фронте каждый день по сто граммов «наркомовских» подносили и ничего - раздавили фашистов, - сурово отчитал майора командующий. - Ну, расслаблялись офицеры после тяжелого рабочего дня - чего ж ты, сукин сын, из этого трагедию вселенскую устроил? Зачем кинулся в Политуправление звонить?
Переминаясь с ноги на ногу, Соболенко помалкивал.
- Воронов и Максимов, между прочим, настоящие асы! Орденоносцы! Герои, каждый день рискующие своей жизнью! А что ты представляешь собой? Чем ты занимаешься, кроме сочинения доносов на своих товарищей?..
Густой бас командующего заполнил все пространство кабинета. Более того, Соболенко казалось, что строгий голос разлетался далеко за его пределы, и все служащие штаба ВВС - офицеры, прапорщики и вольнонаемные штаба ВВС - прекрасно слышат и смеются над ним. В эти минуты он готов был провалиться сквозь землю.
Распалившийся Филатов замолчал и потянулся к пачке «Беломора». Подпалив папиросу, он выпустил к потолку густой клуб дыма, бросил на стол коробок спичек и подвел итог:
- Я не собираюсь скрывать от общественности ваши мелкие доносы, поэтому по результатам ближайших перевыборах вы вряд ли останетесь на должности парторга. Такие партийные руководители нам ни к чему. Летчик вы тоже никакой, так что придется начальнику отдела кадров ВВС армии подумать, куда вас определять…
Когда за Соболенко закрылась массивная дверь, командующий затянулся папироской последний раз, затушил в пепельнице окурок и откинулся на спинку кресла.
- Ну вот, Андрей Николаевич, мы и разобрались с нашими недругами, - улыбнувшись, проговорил он. - Теперь можно спокойно поработать, зная, что никто не всадит нож в спину. Выздоровеешь, отдохнешь, вернешься, и мы с тобой еще полетаем. Высоко полетаем!..
Эпилог
ДРА; Кабул
Этой ночью по отделению старших офицеров дежурил опытный сорокалетний хирург - полковник медицинской службы Владислав Столетов.
Если кто-то решит, что в относительно теплых странах наши советские бухмейтстеры переходили на воду и квас, то их ожидает жуткое разочарование. Вода для помывки, квас для окрошки. А переменчивость капризной погоды основанием для завязки не является.
Вот и Столетов, выпив за скромным ужином сто двадцать пять миллилитров сэкономленного спирта, стоял на краю внутреннего дворика и сокращал себе жизнь, загрязняя чистый афганский воздух дымом от советской «Примы».
Солнце недавно опустилось за горизонт, вокруг стемнело. Несколько декоративных деревьев, посаженых в квадратном дворике, покачивались в такт слабому ветру. Хирург смотрел в звездное небо, тихо икал и думал о высоком. А точнее о том, где он устроится почивать: на кушетке в ординаторской или на нормальной кровати в освободившейся двухместной палате.
Внезапно на плечо легла чья-то ладонь.
Доктор вздрогнул и услышал слабый мужской голос:
- Дружище, проводи до кабинета начальника отделения.
- Сейчас я тебя провожу, дружочек, - мстительно пообещал хирург, поворачиваясь к неизвестному наглецу.
Вообще-то в ЦКВГ между медперсоналом и ранеными выстроились уважительные и очень доброжелательные отношения. Военные врачи всегда пользовались у военных других специальностей большим уважением. Отвечая взаимностью, офицеры медицинской службы отдавали должное стойкости, духу и героизму своих подопечных. Подчиняясь воинским уставам и оставаясь верными клятве Гиппократа, они искусно совмещали в себе человеческую гуманность и служебную субординацию. Любой из военных докторов был готов позволить больным несколько больше, чем позволил бы своим подчиненным полевой офицер.
Столетов носил полковничьи погоны и числился ветераном в отделении старших офицеров. Он был таким же циником и добряком, как и большинство местных медиков. Однако фамильярностей со стороны младших по званию не терпел и в довольно резкой форме ставил таких товарищей на место.
Обернувшись, он не сразу узнал пациента из одноместной палаты. Эта палата, как правило, пустовала. Обустроена она была для генералов, но таковые в Центральный клинический госпиталь не попадали, поэтому в редких случаях в нее заселяли полковников. Основным же контингентом отделения были майоры и подполковники.
- Стоять тяжело, дружище, - поторопил «наглец». - Проводи до кабинета с телефоном. У тебя же есть ключи?..
- Ты вообще кем себя возомнил?.. - начал было Столетов.
Но в эту секунду они двинулись к входу в здание, и свет из окна ординаторской упал на бледное лицо раненого.
- Товарищ генерал?! - удивленно пролепетал доктор. - Простите. Я вас не узнал.
- Ничего страшного. Так ты откроешь мне кабинет?
- Вы же лежачий, Андрей Николаевич! Зачем вы встали?
- Ничего-ничего. Прошу, пойдем. Тут же недалеко, верно?
- Кабинет начальника отделения рядом. Вы точно нормально себя чувствуете?
- Да-да, вполне.
- Хорошо, я помогу…
Осторожно взяв раненого генерала под руку, Столетов медленно повел его по внутреннему коридору…
* * *
Дозвониться из Афганистана до телефонного абонента, территориально расположенного в Советском Союзе, в представлении обычного вояки было делом практически невозможным. Это все равно что, играя в лотерею «Спорт-лото», угадать шесть номеров из сорока девяти.
Если же человек знал позывные узловых станций связи, а сам был внесен в специальный список, то задача многократно упрощалась.
- «Десна»? - постучав по рычажкам аппарата, спросил Воронов.
- «Десна» слушает, - заученно ответила телефонистка.
- Добрый вечер. «Два ноля второй». Соедините с «Иволгой».
- Соединяю…
В тяжелой эбонитовой трубке послышались щелчки. Затем заспанный голос произнес:
- «Иволга» слушает.
- Добрый вечер. «Два ноля второй» из Андижана. Соедините с «Пирсом».
- Соединяю…
И снова действо повторялось, а в трубке трещало, шипело, щелкало…
- «Пирс» на связи.
- Здравствуйте. Это «Два ноля второй» из Андижана. Мне нужен добавочный 53-04.
- Набираю…
- Алле! 53-04?
- Да-да, слушаем вас.
- «Два ноля второй» из Андижана. Пожалуйста, наберите городской: 949-87-42.
- Минутку…
Все эти хитрые штучки Воронов проделывал, сидя за столом начальника отделения. Хирург Столетов стоял чуть поодаль, наблюдал за сложным действом и походил на заядлого футбольного болельщика, следившего за отчаянным рейдом нападающего родной команды. «Забьет или не забьет?» - было написано на его лице.
Забил.
Ровно через минуту в трубке послышался приятный женский голос.
- Да, я слушаю.
- Привет, Оксана, - улыбнулся Воронов.
- Ты?! Андрей! - выдохнула супруга.
Столетов тоже вдохнул полной грудью, тихо выдохнул и осторожно покинул кабинет. Вид у него был такой, будто любимая футбольная команда только что выиграла Кубок Европейских чемпионов…
* * *
- Иришке мы ничего не говорили, а сами с Алексеем не находили себе места, - всхлипывала в трубку супруга.
- Успокойся, любимая, все уже позади, - успокаивал Андрей. - Я уже четверо суток в госпитале; врачи обещают скоро выписать.
Оксана обмерла:
- Как четверо суток?! Почему же этот твой… однокашник не позвонил нам? Не сказал?..
- Я выясню это. Успокойся. Расскажи лучше, как ты, как наши дети?
- Да что я… Хожу на работу, вечером забираю из садика Иришку, иду домой… Все как всегда. Ребятишки слушаются, они у нас замечательные.
- Замечательные, - улыбнулся Воронов. - Уже спят?
- Иришка спит, а Леша… Андрей, тут наш сын…
- Что «наш сын»? насторожился тот.
- Он хочет что-то тебе сказать.
- А… Конечно! Дай ему трубку.
- Привет, пап! Ты как? - раздался счастливый голос повзрослевшего Алексея.
- Привет! Нормально. Теперь уже нормально.
- Значит, тебя нашли?!
- Нашли. Я уже у своих.
- Ух ты! Как же я рад, папа! Мы все... мы все просто счастливы!
- У тебя-то как дела?
- И у меня все в порядке - каждый день готовлюсь к экзаменам за восьмой класс.
- Это правильно, сын. Взрослость человека измеряется ответственностью.
- Согласен. Пап, мне надо тебе сказать кое-что важное.
- Важное? - переспросил Воронов, и лицо его вновь стало серьезным. - Ну, давай. Слушаю.
- Все, папа, я решил! - выпалил Алексей. - Буду летчиком и точка!
Отец снова улыбнулся.
- Вот это другое дело. Теперь верю, сынок. Из тебя получится отличный летчик.
Предыдущая часть:
Продолжение: