По пыльной, каменистой дороге шёл одинокий путник. Его глаза были закрыты, а босые стопы запорошены грязью. Дойдя до небольшого пригорка, мужчина глубоко вздохнул и открыл глаза. Внизу, чуть поодаль, располагалась деревенька. Соломенные и каменные крыши молчаливо взирали на стоящего, пока тот медленно изучал улочки, дома и куцые огороды на отшибе.
– Наконец-то... – прошептал он и опустился на большой валун.
Здесь мужчина ополоснул водой стопы, надел кожаные сапоги и сделал несколько записей в блокноте. Затем спустился по тропинке и вошёл в селение. Солнце клонилось к закату.
***
В таверне «Дикий кроль», которая была единственной ночлежкой, стояла непривычная тишина. Посетителей было немного: кузнец, сидящий с одним стаканом пива и что-то рисующий на смятых листках; внушительных размеров кухарка, которая старалась не уснуть, и ребёнок, напоминающий телосложением скорее бочку, нежели человека. За всем этим наблюдала управляющая. Она временами поправляла золотистые локоны да без устали начищала стаканы и тарелки.
Когда в таверну зашёл путник никто и бровью не повёл, будто пришлые в селении – обычное дело.
– Чарку эля, пожалуйста, – проговорил он, опускаясь на стул.
– Кончился эль, – спокойно ответила женщина.
– Вино?
– Вина в достатке.
– Положи к нему хлеба. – Мужчина достал из кармана два серебряника и положил на стойку. – Будь добра.
– Буду, – улыбнулась она и занялась приготовлениями.
– Есть свободная койка?
– И не одна.
– Мне ту, где соседи потише.
Управляющая вновь улыбнулась, легко кивнула и взяла со стены один из ключей.
– Второй этаж, в конце коридора.
– Благодарю, – он взял хлеб, бутылку вина и вместе с ключом пошёл наверх.
В комнате была только кровать да стоящая подле неё тумба с пустым подсвечником. Мужчина сел, откупорил бутыль и с жадностью приложился к горлышку. Ополовинив тару, он достал из кожаного мешка резную трубку с длинным мундштуком и задымил, рассматривая через единственное окно звёздный узор. Близилась полночь.
***
Скрипучая дверь отворилась, и в комнату, залитую лунным светом, заглянула женщина.
– Извините, – сказала она полушёпотом. Ответа не последовало. – Есть живые?
Снова тишина.
Кошачьей поступью, минуя скрипучие половицы, вошедшая приблизилась к кровати, на которой мирно посапывал путник. Гостья наклонилась к его шее и почти бесшумно потянула носом.
В следующее мгновение два кинжала рассекли воздух и остановились. Один из них – возле мужской шеи, другой – возле женской.
– Мне казалось, наш вопрос закрыт, – проговорила управляющая, сжимая мужскую руку с кинжалом и всё сильнее наваливаясь на свой.
– Так и есть, – отозвался путник, повторявший, будто отражение, положение рук ночной гостьи.
– Но, если хочешь... – продолжил он, ослабляя руки.
Управляющая медленно отодвинула свой нож от поросшей чёрными волосами шеи.
– Толку-то... – ухмыляясь, произнесла женщина. – Опять воскреснешь.
– И то верно, – лежащий улыбнулся и добавил: – ещё и простыни потом сжигать.
– Вместе с таверной?
– И целым селением. – Он приподнялся и пристально посмотрел на неё. – Ну, здравствуй, луна души моей.
– Здравствуй, тот, что некогда был для меня всей жизнью.
– Можно просто тот, – с горькой улыбкой сказал он.
Хозяйка таверны тепло улыбнулась.
Путник перевёл взгляд на бутылку вина и спросил:
– Выпьем?
***
– Так что привело тебя сюда? – спросила женщина, прикладываясь к бутылке.
– Дом, – чуть слышно произнёс он.
От этого слова управляющая едва не подавилась. С трудом проглотив отпитое, она начала откашливаться и вытирать крупные слёзы.
– Что, прости?
– Дом, – безэмоционально повторил путник.
– Не думала, что ты сможешь меня удивить.
– А что тут удивительного? – спросил он, взяв бутылку.
– Давай-ка я расскажу тебе историю. О том, как мальчик с девочкой почти 9 лет не отходили друг от друга ни на шаг...
– Я знаю эту историю. Она была дочерью каменщика. А он...
– Он был куклой., – с улыбкой произнесла женщина. – Красивый как Бог, но опустошённый, словно...
– Эта бутылка? – он протянул тару.
– Что-то вроде того. Так что произошло?
– Когда дочь каменщика ушла, я снова опустел. – Он достал кисет и начал набивать трубку. – Месяцы напролёт я убирался в мастерских днём и выпекал хлеб по ночам. Когда же сон забирал меня в свои объятия... – Он зажёг спичку и, озарённый пламенем, сделал долгую затяжку. – Это были кошмары. Ужасные видения день за днём разлагали мои разум и душу. А потом пришла она...
– Та самая?
– Та самая, – повторил он, выпуская сладковато-пряный дым. – Мы сбежали из города. Только вдвоём. Против всего мира.
– И с этого момента о тебе никто и ничего не знает.
– Понимаешь... Мне было чуть за 20. И она была первой, кому я был нужен. Той, кого привлекла моя пустота.
Управляющая молча кивнула и достала короткую трубку, видавшую виды. Путник протянул свой кисет и продолжил:
– Я же... Нашёл в ней что-то, что никогда не ощущал, ни с одной из смертных. Ночи напролёт мы мечтали и засыпали лишь с первыми лучами солнца. Нас влекло море: вечно живое и безмятежно прекрасное. Место, где не будет никого кроме нас. Одна жизнь на два сердца.
Женщина принялась раскуривать трубку и снова закашлялась.
– Что это?
– Мой личный сбор. Немного того, чуть-чуть этого, – ответил путник и добавил: – Не торопись. Эта смесь крепче всего, что ты курила.
Он достал бурдюк и положил его подле кисета:
– Лучшая настойка полыни на этом берегу. Помогает.
Старая знакомая прислушалась и жестом пригласила рассказчика продолжать.
– Нашу первую шхуну, – начал он, – мы оплатили пополам. Вдобавок к этому провиантом занималась моя... – Мужчина неожиданно умолк.
– Провиантом занималась она, – помогла управляющая.
– Да. На той шхуне, на нашей первой собственной посудине, мы познали счастье. Качаясь на волнах, мы вглядывались в сияние бесчисленных светил. А затем, озарённые лишь молчаливыми небесными очами, с головой ныряли в омут любви и страсти. Нас не беспокоило ничего, кроме чаек и редких, проходящих по линии горизонта, кораблей. Ветер всегда наполнял наши паруса, и казалось, что большего и желать нельзя. Только вот...
– Только вот что?
– Я так... Увлёкся этим счастьем, что не видел ничего дальше собственного носа. Я занялся составлением карт и маршрутов, по которым мы прошли и которые ещё ожидают нас; маршрутов, по которым можно пройти в одиночку и лишь с кем-то. Но та, с кем я делил хлеб, воду и ветер, решила, что я планирую отправиться в это плавание один; ей чудилось, что я уплыву бесшумно, в самую тёмную, безлунную ночь, оставив самое ценное, что у меня есть... – Он смочил горло настойкой полыни, – на каком-нибудь забытом всеми богами клочке суши.
Мужчина сделал несколько длинных, глубоких затяжек и посмотрел наверх.
– Я до сих пор помню её взгляд, когда мы впервые вышли в открытое море, – с теплотой в голосе проговорил путник. – Будто ребёнок, только-только заполучивший леденец на ярмарке. Блеск, радость, счастье – все эти слова даже на муравьиный шаг не приблизятся к тому, что я видел в этих глазах.
Он перевёл взгляд на сидевшую подле и заговорил более твёрдым тоном:
– Знаешь, есть в вас, женщинах, нечто такое, что не стоит ворошить; что-то, что нужно выжигать калёным железом. Иначе... оно поглощает вас. Засасывает в бездну, выход из которой не найти, покуда не ми́нет столько лун, сколько светил на небесном полотне.
– Это поглотило и её?
– Да. Я более не видел радости в глазах напротив. Только два холодных и бездушных камня. Они смотрели на меня равнодушно. Даже в тот момент, когда сталь проникала в моё тело. В ту самую, безлунную ночь. – Он снова приложился к бурдюку. – Не самый приятный из моих кошмаров, но самый реалистичный.
Мужчина задрал рубаху и показал шрам на груди. Управляющая чуть слышно сглотнула.
– Как ты выжил?
– Она меня вы́ходила. А потом рассказала, как, давясь кровью, я выхаркивал слова: «Дура, это всё только для нас». Только тогда пелена спала с её глаз.
– И что дальше?
– Дальше... – он перевёл взгляд на открытое окно. – Мы снова начали разговаривать. Что ещё делать, если вы застряли на одной посудине, а паруса пусты, словно разум младенца? Днями напролёт мы пережёвывали то, что когда-то приняли за протухшее и недостойное даже взгляда. Почему-то именно через боль, страдания, кровь и слёзы, мы смогли открыться друг другу. Я снова увидел глаза ребёнка: потерянного, побитого и никому не нужного создания. Такого же, как и я.
Я узнал о сыне кузнеца, что силой лишил её невинности и о соплеменнике, что стал её следующим мужчиной; о пролитых слезах и надломленной душе; о предательстве родных и близких ей людей, о проклятиях, что сильнее материнской любви и невосполнимых утратах.
– И ты остался.
Мужчина бесшумно кивнул и после глубокого вздоха продолжил:
– И я остался... На берег мы сошли другими людьми. А наша посудина приказала долго жить. Недолго думая, я потратил всё, что у меня было, на новый корабль. Он был чуть меньше, но куда проворнее. Из-за дерева.
– Обычно такие. Требуют. Особого... ухода, – отрывисто проговорила управляющая.
– Так и есть. Но и улов куда больше: мы заходили туда, где неповоротливые исполины встречали лишь погибель. Мы видели травы и ягоды что были сокрыты столетиями. – Его глаза засияли. – Мы видели созданий с глазами на хвостах и ядовитой шерстью в пасти. Мы держали в руках самоцветы, коих не касались с начала времён ни рука, ни лапа. Конечно, мы начали торговать всем этим. Мы брали всё больше. Как добычи, так и денег. В конце концов, мы едва не утонули в этих крысиных бегах, позабыв о том, почему мы вообще вышли в море. Та пора мне помнится ещё большей страстью и усталостью иного толка. Все эти бусы, травы, шкуры... Эти вечные споры с торговками и жирными лавочниками. В один солнечный день я просто не смог сойти на берег. Я отказывался заниматься сбором, ремонтом, торговлей. Какое-то время всем этим занималась она. Потом и её огонь угас.
– И что тогда?
– Ну... – Он затянулся несколько раз. – У нас было достаточно средств для провианта и ремонтопригодное судно. И мы отправились к линии горизонта, не подозревая, что нас там ждёт. Я снова вернулся к картам, маршрутным листам и жаркой любви по ночам; любви, от криков которой просыпались даже боги. Мои последние счастливые деньки...
– Почему?
– Потому что в ту ночь, когда меня разбудила холодная сталь, сжимаемая любимой рукой, что-то разбилось внутри меня. Что-то большое и хрупкое. Что-то, в чём я прятал свою пустоту. Она вновь начала сжигать меня изнутри, занимая все больше места. Торговая суета позволяла забыть об этом, но вместе с тем подбрасывала дров в это чадящее, смрадное пламя. Каждый крик, спор и неудача лишь раздували его, подобно мехам в кузне. Мои карты никто не покупал. Морские тропы на суше не нужны. А в море никто не выходит без карт. Да и к чему капитану дорога к мысу, в который ни войти, ни выйти. На его-то судне. Тем временем наша манёвренность снижалась. И я ничего не мог с этим сделать. – Он замолчал и начал с жадностью курить трубку. Затем путник снова приложился к бурдюку и продолжил:
– Днями напролёт я мог только сидеть на носу судна и смотреть вдаль. Я обгорал на солнце, живот сводило от недоедания, а сил хватало лишь на один путь: в кровать и обратно.
– А что она? – полушёпотом спросила женщина.
– Она... Сперва старалась чем-то помочь. Но прикосновения её горячих рук по обожжённой коже причиняли боль. А слова... их во мне не было. Я просто умирал изнутри. Час за часом. День за днём. Пока судно всё больше ветшало. Ни о какой страсти не могло идти и речи: я становился тенью себя прежнего. Казалось, будто моя кожа... расплавилась. Каждый шаг, поворот головы и движение пальцем причиняло нестерпимую боль голой плоти, из которой вырастали отравленные шипы. Оставаясь тем же человеком, я превращался в одну из тварей, что видел когда-то на затерянных островах.
– Безумие... – чуть слышно произнесла управляющая.
– Это было лишь началом. Мы стали чаще останавливаться в портах и искать способы заработка. Мне было труднее, ибо мои навыки были полезны лишь в море. Даже убирать мастерские мне позволяли только после долгих уговоров. А оплатой за это был лишь подножный корм. Моей спутнице эта задача оказалась по плечу: дойка коров, продажа хлеба, да даже шитьё. По неясной для меня причине на суше она чувствовала себя куда увереннее, чем я в море. Это и поддерживало наш корабль на плаву какое-то время. Затем, когда ремонт судна стал слишком дорогим, мы отправились в последний путь: в деревню, что была её домом. Даже тогда я не смог сойти на берег. Утопающая посудина была моим домом. Домом, что уже не мог уберечь ни от дождя, ни от бури. – Он посмотрел на потолок и сделал несколько глубоких вдохов. Затем перевёл взгляд на окно и продолжил отстранённым тоном: – в один из вечеров, когда я сидел на носу, пришла она. Я не видел её лица, но готов поклясться, у неё снова был холодный, бездушный взгляд.
«Я решила брать судно. Родители помогут. Ты со мной?» – спросила она.
Я покачал головой.
– Что я могу в него вложить? – спросил я. – У меня за душой ничего. Я – нищий.
И она ушла, сказав, что более не желает на меня полагаться и что капитан без корабля ей не нужен. А я так и остался сидеть на носу полузатопленной развалюхи. Дальше всё становилось хуже с каждым днём.
– Куда уж хуже...
– Я пытался найти какой-нибудь заработок пока женщина, с которой я провёл не один год, выбирала новое судно. Временами казалось, что рассвет вот-вот наступит и всё наладится, но после... Тьма становилась только гуще. Мы перенесли на новый корабль всё, что смогли унести и распрощались с былой жизнью. Купленное судно словно было проклято: по ночам мне снилось, что палуба его сделана из ногтей, а канаты – из волос. Я постоянно ударялся обо всё подряд, спотыкался и резался. Но всё же старался делать хоть что-то. Владелица судна то и дело говорила мне подтянуть канаты или вычистить трюм. Не сразу, но я находил на это силы. Однако про́клятое судно и эти потуги сводило на нет: канаты слабли, а вымытые полы и стены снова покрывались грязью. И так раз за разом. Теперь, женщина, которую я считал равной себе, видела меня лишь подчинённым. Трижды она приказывала снять парус, чтобы её опытные руки заштопали ещё небольшие прорехи. И трижды я поднимал всё ту же, рваную ткань.
– И как долго это продолжалось?
– Несколько месяцев. Мы почти не разговаривали. А если и это и случалось, то в приказном тоне. Я стал обычным юнгой на её судне из ногтей. Мне был нужен другой корабль, и мы оба это понимали. В предпоследнюю ночь мы говорили об этом. Наш последний открытый и честный разговор. Как мужчины и женщины. И последняя ночь вместе. В моей голове уже появилась надежда, что ещё не всё потеряно. Но проснулся я уже один. Утром на горизонте появился корабль. Его корабль. Того самого соплеменника. Его красные паруса с гербом молотка и розы я едва ли когда-нибудь забуду. Мы расправили паруса и поспешили за ним. Точнее, она поспешила за ним. А я... снова закурил трубку и начал смотреть вдаль. Мы шли на полном ходу, когда она выпнула меня за борт. Просто молчаливый пинок в спину. И вот я уже в воде. Смотрю как любовь, с которой я провёл девять лет, уплывает куда-то, где мне никогда не быть. – Он сделал большой глоток настойки и приложился к трубке.
– Как ты выбрался?
– Мне повезло: на одной из бочек, что были сброшены для облегчения судна, я дотянул до кораблей торговцев, что стояли на якоре и обменивались товаром. Одним из капитанов оказался мой старый знакомый, с которым мне довелось торговать уже после этого шрама, – он указал мундштуком на грудь. – Его коллега принял меня на свой корабль и подбросил до этих берегов. На судне я успел немного заработать и уже на суше обзавёлся этим. – Он указал глазами на бурдюк и кисет. – Ну а дальше, я думаю, нетрудно догадаться.
– Нетрудно. Портов у нас немного.
– Именно так.
Наступила тишина, прерываемая лишь шумными затяжками.
– Я уйду на рассвете, – неожиданно сказал мужчина после некоторого молчания.
– Не останешься?
Он покачал головой.
– Почему?
– Эта пустота всё ещё сжигает меня. Болезнь, что заставляет умирать и воскресать снова. Я устал от этой боли. Понимаешь?
Она медленно кивнула и по розоватым нежным щекам покатились крупные слёзы.
– Извини, – выпалила она и выбежала из комнаты.
– Надеюсь, ты когда-нибудь простишь меня за это, сестрёнка, – прошептал мужчина и закрыл глаза.
Близился рассвет.
*Конец*
Канал на Яндекс Дзен
Канал в Telegram
Группа в ВК
- Поблагодарить автора (или высказать свое «фи») вы можете материально, подписками, репостами, лайками и комментариями.
- Все имена и персонажи выдуманы/получены из космоса/созданы генератором случайных имен и персонажей. Все совпадения с реальностью случайны/концептуальны/параноидальны. Произведение не ставит себе цель оскорбить какие-либо расы/вероисповедания/сексуальные ориентации. Автор не несет ответственности за неверно истолкованные мысли/чувства/фантазии.
- Данное произведение (как и все остальные, написанные мною) не пропагандирует употребление запрещенных веществ, алкогольных напитков и никотиносодержащей продукции.
- Спасибо за внимание и до новых встреч :)