В моей бригаде, кроме уже упоминаемых ранее персонажей, одно время работал Георгий Васильевич. Был он художником творчески одарённым, но несколько однобоко, и известное высказывание: «Узкий специалист – флюсу подобен» характеризует его, как нельзя лучше. Такими совершенно необходимыми для любого художника-оформителя навыками, как владение шрифтами, работа с деревом и металлом наш герой не обладал совершенно и, если я давал ему задание написать объявление на проходную, то на выходе получал весьма коряво, неровно и неряшливо написанный текст, поэтому Георгий Васильевич был стабильным предметом моей головной боли, и постоянных к нему профессиональных претензий с моей стороны.
Меня можно было понять: единожды установив профессиональную планку на достаточно высокую отметку, я ни в коем случае не желал её опускать, и искал взаимопонимания в сокрытых уголках душ моих подчинённых, но, к великому моему сожалению, повседневная рутинная работа над всевозможными стендами, табличками и объявлениями Георгия Васильевича интересовала слабо. Ему жизненно необходимы были грандиозные масштабы и великие свершения, где он в полном объёме смог бы реализовать свой творческий потенциал.
До оформления на завод он работал в городском худфонде и занимался как раз такими глобальными проектами, изображая на фасадах зданий колхозниц с рабочими,
серпы с молотами и снопы пшеницы со сноповязалками.
Одно из подобных творений живо и по сию пору, размещено на фасаде бывшего «Сибгидроводхоза», выполнено в технике полубарельефа с элементами глубокого сграффито, и отображает собирательный образ советской женщины-труженицы в полный рост всех его семи этажей. Выполнена труженица в лучших традициях советского монументализма, и всё бы ничего, если бы не лицо. Личико откровенно не задалось, да... Проще говоря, – страшна, как смертный грех и, полагаю, именно из-за этого отображения одной из граней советской действительности Георгия Васильевича попёрли из худфонда, и он нашёл временный приют в моей бригаде.
Как я уже написал выше, профиль работы здесь был другой, масштабы несопоставимы, наш художник откровенно заскучал и безобразно халтурил, приводя меня в неистовство своей косорукостью. И вот здесь-то его мятущийся взгляд упал на глухую стену цеха ТНП (товары народного потребления), стоявшего напротив нашей мастерской. Конечно, это не «Сибгидроводхоз», всего-то с трёхэтажный дом, но хоть что-то! И Георгий Васильевич стал осаждать меня настойчивыми просьбами изобразить во всю эту стену фигуру Вождя в полный рост. Необходимости в этом я не видел абсолютно никакой, предложения эти неукоснительно отклонял, но монументалист был неистов в своём желании оставить след в Истории (наследить, попросту) и пошёл на приём к парторгу Леониду Павловичу. Парторг оказался более чуток к израненной душе художника, нежели непосредственный руководитель, и дал «добро». От такой наглости я слегка рассвирепел и поинтересовался:
– А наряды писать за работу и проставлять КТУ (коэффициент трудового участия) Вам тоже будет Леонид Павлович?
Но, – задание есть задание, я махнул рукой и приказал приготовить эскиз и конструктивные чертежи в масштабе, по которым я мог бы составить смету. Эскиз я получил вялый, без динамики: Ленин, стоящий в статичной позе в пальто и кепке. Так себе...
Но с чертежами дело обстояло ещё хуже. Конструктивное мышление у Георгия Васильевича находилось в зародышевом состоянии, понятие масштаба, – примерно в том же самом месте, раму для такого циклопического изображения он предлагал изготовить из деревянных брусков сечением 5×5 см, и я понял, что всё гораздо хуже, чем я даже предполагал, но подсказывать ничего не стал: мне было интересно посмотреть, как рушатся иллюзии. Надо сказать, иллюзии разрушились в самом прямом смысле: при первой же попытке установки собранного из тридцати полноразмерных листов ДВП изображения Вождя подъёмным краном, конструкция не выдержала собственного веса и развалилась прямо в воздухе. Я подошёл к растерянному живописцу и внушительно-назидательно произнёс с лёгким грузинским акцентом:
– Георгий Васильевич! При Иосифе Виссарионовиче Ви были бы уже расстрэляны! Разбирайте Ваше сооружение, будете учить сопромат.
Итак, буквально чудом избежавший расстрела творец Великих Свершений принялся разгребать руины своих иллюзий, а я сел за расчёты: если хочешь что-то сделать, – сделай это сам. Определив габариты требуемой рамы и примерный вес, пришёл к выводу, что для её изготовления потребуется металлический прямоугольный профиль сечением не менее пять на восемь сантиметров. Вычертив всё в масштабе и не забыв заложить в конструкцию дополнительные хребтовые усиления и «косынки» по всем углам, подумал и добавил сверху два мощных крюка из того же профиля для того, чтобы готовое изделие можно было повесить на массивный бетонный бордюр, идущий по периметру цеха. Ширину и высоту бордюра я тщательно замерил, не поленившись забраться на крышу цеха по шаткой наружной пожарной лестнице, отключив на время своё врождённое отвращение к высоте. Готовый чертёж я понёс на подпись «Лаврентию» Павловичу и с садистским удовольствием наблюдал, как расширяются глаза нашего парторга, а на робкий вопрос об удешевлении конструкции с лицемерным сочувствием развёл руками, и служитель идеологии обречённо пошёл к директору провентилировать этот вопрос в свете теории вертикального прогресса.
Заказ на исполнение получил сборочно-сварочный цех, и бригада сварщиков в лице трёх суровых брезентовых мужчин взялась увековечить в металле мои наскальные наброски, расположившись на площадке непосредственно перед стеной цеха. Рама их усилиями удалась на славу, и это было действительно сооружение, поражающее воображение своими размерами. Освободившийся к тому времени от разделения мух от котлет и зёрен от плевел Георгий Васильевич был призван к закреплению деревянных брусков к каркасу, ибо листы ДВП к металлу гвоздями не прибьёшь, как ни старайся, и с этим фактом пришлось просто смириться. Дополнительной рабсилы на эти галеры я выделить не мог при всём желании, все свободные руки были по уши погружены в отображение соц.реальности, поэтому поборник монументализма заканчивал своё эпическое произведение в одно лицо. Сам, всё сам...
Но вот и наступил наконец-то исторический момент возведения Вождя на пьедестал политической арены. У нашего заводского «МАЗа» подъёмная стрела оказалась коротковата,
поэтому руководством был арендован на пивзаводе КАТО
с шестнадцатиметровой стрелой, который с поставленной задачей справился легко и непринуждённо. Я настоял на том, чтобы между плитами были в шести местах вбиты арматурные прутья, к которым каркас приварили намертво для дополнительной страховки, и теперь можно было быть уверенным, что этим щитом в один прекрасный день не прихлопнет всё мирное население цеха ТНП, идущее на обеденный перерыв.
Провисел Владимир Ильич на стене достаточно долго, вплоть до краха социализма и введения в действие указа о запрете идеологии во всех её проявлениях. На всех предприятиях, заводах и фабриках в спешном порядке демонтировалась вся партийная символика и вывозилась на свалку Истории... Нам также был отдан приказ убрать во всех цехах стенды «Партийная жизнь», «Комсомольская жизнь», бесчисленные лики Владимира Ильича и вообще всю идеологию в любых её проявлениях. Дошла очередь и до нашего великоразмерного Вождя...
Как-то раз в мастерскую прибежал взмыленный парторг и с порога заявил, что только что огрёбся увесистыми люлями, надо срочно снимать Вождя, «МАЗ» он уже подогнал. На это я возразил, что такие дела быстро не делаются, вожди просто так с политической арены не уходят, а «МАЗ» здесь вообще не катит, так как слишком политически близорук и нужен КАТО. Парторг не поверил, крановщик поднял стрелу, и наглядно продемонстрировал, что да, – кольчужка коротковата.
Через день парторг появился снова, буднично доложил об очередном получении люлей, дежурных и хороше-разных и сказал, что пригнал КАТО. На это я ответил, что нужна ещё вышка с корзиной для того, чтобы срезать арматурные прутья, к которым приварен каркас. Парторг заспорил, – дёрнем стрелой посильнее и сорвём! Я молча пожал плечами: с дураками не спорю принципиально, залез на цех, застропил троса и шустро спустился, дабы не оказаться в эпицентре событий. Крановщик сработал на подъём, троса натянулись в струну, и стена цеха угрожающе качнулась… Крановщик ослабил троса, кратко, ёмко и доходчиво охарактеризовав парторга, я залез, отцепил стропы и КАТО был таков. Ещё через день прутья были же срезаны, и подъехавшим КАТО Вождь был-таки низвергнут с Олимпа…
Много лет спустя судьба ещё раз столкнула меня с Георгием Васильевичем: мы случайно встретились на улице, и он пригласил меня в гости. Жил мой бывший коллега по цеху в маленькой «двушке» старой планировки и, войдя, я был несколько ошарашен обилием грампластинок. Пластинки были в основном старые, старинные, а некоторые и вовсе раритетные, конца девятнадцатого-начала двадцатого веков, и были расставлены и разложены на стеллажах, полках и в шкафах, занимая почти всё свободное пространство.
Оказалось, что Георгий Васильевич был серьёзно увлечён классической музыкой, но более всего – знаменитыми исполнителями. Про теноров, баритонов, басов, и прочих исполнителей и исполнительниц он мог рассказывать бесконечно, будучи практически ходячей энциклопедией в этом вопросе. В его коллекции были представлены Лемешев, Козловский, Шаляпин, Карузо, Паваротти, Робертино Лоретти и многие, многие другие, всех не упомнишь, тем более, что я несколько далек от этой темы. Но самой его пламенной страстью были теноры, и многие из них были здесь представлены в нескольких видах записей – концертных и студийных. В рассказе про теноров Георгий Васильевич и сам исполнил несколько отрывков из партий знаменитостей, продемонстрировав приятный мягкий тенор и великолепный музыкальный слух.
К величайшему сожалению, Георгий Васильевич был очень и очень слабо подготовлен технически и не понимал разницы между качественной звуковоспроизводящей аппаратурой и тем древним чудовищем, на котором он прослушивал свои пластинки. Это была даже не «вертушка», а чемоданчик, который использовался в школах на уроках иностранных языков для прослушивания учебных записей. Чемоданчик имел единственный динамик, который улучшению воспроизведения записей не способствовал ни в малейшей степени, и я с болью в душе наблюдал, как Георгий Васильевич устанавливает очередной раритет на этот гончарный круг и опускает на бесценную пластинку вырванный из тьмы веков звукосниматель, скрип которого оставлял шрамы в моём сердце. Ну царапает же, ну!.. Незадолго до этого я приобрёл великолепный музыкальный центр «Радиотехника»,
поэтому с лёгкой душой подарил Георгию Васильевичу свою прежнюю «вертушку» вполне приличного качества с шестиполосным эквалайзером, – пользуйся, собрат мой по кисти и чарующему миру музыки…
Юрий Русяев. Редактировал Bond Voyage.
Все рассказы автора читайте здесь:
===================================================
Дамы и Господа! Если публикация понравилась, не забудьте поставить автору лайк, написать комментарий. Он старался для вас, порадуйте его тоже. Если есть друг или знакомый, не забудьте ему отправить ссылку. Спасибо за внимание.
===================================================
Желающим приобрести роман "Канал. Война на истощение" с авторской надписью обращаться aviator-vd@yandex.ru
======================================================