Марио стучал к нам в дверь, точно заяц по пеньку, часто-часто, нервно, и когда я открыл, стало ясно, он сильно чем-то озабочен, и даже, я бы сказал, возбужден. Я еще не видел его таким ни разу.
- Да, что случилось, Марио? УНИТА захватила Луанду? Юаровский батальон «Буффало» пошел в наступление? Ты прям дрожишь!
- Гриша твой сосед. Он дома?
- Гриша здесь, вот сидит телек смотрит.
- Константин, друг мой, друг, выручай. Если вы нам не поможете, уж никто нам не поможет.
- Так в чем дело то? Вам выпить не с кем? Заходите. Нальем. Или кто заболел? Лекарства?
- Да не в этом дело. Девки.
- Что девки?
- Мы вчера с Жозе, как всегда, стояли тут у Аламеды знакомились, звали в гости, ну ты знаешь. И тут они пришли!
- Так и хорошо ж.
- Так пришли четверо! Куда нам их девать? Что нам с ними делать? Брат, я тебя, как друга прошу. Выручай!
Разговор шел естественно на португальском, и мой сосед Григорий ничего не понимал.
- Что случилось? – спросил он меня, – о чем вы так громко и нервно? Марио хочет с нами выпить?
- Да вот, Гриш, кажется, твоя мечта сбывается.
- Какая мечта?
- Марио хочет нам девок сбагрить. Говорит, у него избыток сегодня. Так, что ты готовься.
- Константин, друг. Пойдем, заберешь у нас двух, - прервал меня Марио. - Пожалуйста. Будь другом.
- А какие наши то? Ты скажи заранее, чтобы не получилось так, что...
- Бери каких хочешь, только забирай. Мне все равно каких. Они все класс! Поверь!
Я находился в невероятном смущении. Что там в смущении! Да это же что-то такое немыслимое! Как это «забирай, и все тут»! Это что лишний ящик пива что ли? Или бутылка вискаря? В подарок? На! Забирай! Нам не нужно. Григорий напротив - сразу приободрился, моментально вскочил со стула, натянул брюки (он сидел в одних трусах) и побежал к зеркалу причесываться.
- Не забудь побриться, - сказал я ему, - и надушиться тоже не забудь. Носки надень, ботинки. Чтобы в «полный рост» девушек встретить.
Я шутил конечно, но сам вовсе даже и не улыбнулся. Ведь совершенно непонятно, что мне делать, как себя вести. Отказать Марио я конечно же не мог. А что дальше? Что этим дамам рассказывать? Есенина что ли читать? Гриша то по-португальски не говорит. Придется мне. Марио же меня взял за руку и повел в свой номер. Там вместе с Жозе, сидели 4 девчонки, которых я с испугу вовсе даже и не разглядел.
- Вот, это мой друг, знаменитый итальянский мафиозо. Он скрывается у нас от своих дружков, которые на родине в Палермо приговорили его к смерти, - Марио быстро проговорил давно испробованную им фразу, и рубанул себя по горлу ладонью, как бы показывая, что меня ждет на родине. Правда, девушки, как и всегда, на шутку никак не реагировали.
- Я русский, военный переводчик. Я говорю по-португальски. Зовут меня Энрике ду Амарал.
Кажется, от волнения я заикался. Почему-то услышанное когда-то мельком местное «Энрике ду Амарал» неожиданно выпрыгнуло из глубин моей памяти само собой. Девушки недоуменно переглянулись.
- Мария.
- Люсия.
- Элеонора.
- Луиза.
- Очень приятно, очень приятно, очень приятно, очень приятно, – поздоровался я с каждой за руку. Я знал, что здесь при знакомстве с девушкой принято обмениваться легкими поцелуйчиками «в щечку», но я находился в смущении до совершенно крайней степени. Со стороны, я скорее всего напоминал незабвенного Ивана Васильевича Буншу с его знаменитым «очень приятно – царь!»
- Я ... знаете ли, – начал я мямлить ...
- Он вас приглашает в гости, - быстро подхватил Марио, – здесь, в соседний номер, там его друг ждет. Очень симпатичный молодой человек. Офицер.
Марио взял двух девушек под руки, и через секунду они оказались у нас в номере. Я уже и позабыл, как их звать, и только сейчас попытался рассмотреть, что называется, поближе. Одна – фигуристая, и очень симпатичная негритянка, с пышной грудью, и как я успел заметить, со всеми остальными формами весьма соблазнительными. Волосы заплетены в тонюсенькие косички. Вторая – худенькая и высокая мулатка. Тоже вроде бы ничего. Марио смылся в один миг, оставив нас вчетвером.
- Вот, девушки, - сказал я, - это Гриша, Григорио, или лучше Жорже, по-вашему, а меня, как я уже сказал, зовут Энрике ду Амарал. (Я решил держаться выбранного псевдонима).
- Мария.
- Люсия.
Все ясно! Мария - фигуристая негритянка, и Люсия – высокая мулатка.
- Вот, Гриш, знакомься, вот Мария, по-нашему Маша, и Люсия, по-нашему, ну не знаю, может Света. Пусть будет Света. «Луш» по-португальски свет. Хотя нет, скорее Люся, это как-то по-нашему по-бразильски. Ведь так правильно? Пусть так. Чего ты молчишь? Как пень. Я же не могу один работать! – продолжил я цитировать любимый фильм.
- Языками не владею, ваше благородие, - парировал Гриша.
- Да. Уж. А обещал, засадить с разбегу, да «по самые цугундера»!
- Ну в общем. Нe с разбегу, это я так преувеличил малость.
- Я им тебя представил, как Жорже. А я для них Амарал Энрике, смотри не перепутай! Тебе, Жорже, и карты в руки, ты хвастался, что знаешь, как охмурять девок. Ведь так?
- Какой к чертям Амарал? - удивился мой сосед, - Энрике тоже мне нашелся!
- Так надо, Жорже, так надо.
Гриша имел вид заправского дамского угодника-второгодника из студенческой общаги какого-нибудь Московского Энергетического института. Он и вправду успел чисто побриться, от него густо пахло одеколоном, он надел белую рубашку, брюки и ботинки. Что сильно контрастировало с моим разгильдяйским обликом. Я, же предстал перед гостьями в футболке, шортах и вьетнамках. Мой сосед молча хлопнул в ладоши и стал раскладывать на столе порезанный хлеб, сыр, колбасу. Все что мы ели с ним на завтрак. На столе также появилась бутылка виски, бутылка джина, пиво - мы решили оставить в холодильнике, чтобы не нагрелась.
- Mocas, por favor. Chourico, queijo. O que querem. Por favor. (Девушки, пожалуйста, вот колбаса, сыр, угощайтесь.)
Девушки принялись угощаться, но как-то весьма скромно. Гриша достал еще связку бананов и большой ананас абайкаши.
- O que vao beber? Whisky, Gin-Tonic, cerveja? (Что будете пить? Виски, Джин-тоник, пиво?)
- Nada (ничего), - сказала Люсия.
- Pode ser uma gota de whisky? – предложил я. (Может быть, капельку виски?)
- Gasosa (газировку), – ответила Маша.
- Слушай, Гриш, они ничего не пьют. Что делать? Маша вот попросила ей лимонаду. У нас Кока-Кола есть?
- Да, кажется, одна банка еще осталась. Как это не пьют?
- Ну я предложил, они отказались. Я же говорю, это не наши девки, которые всю водку вылакают и уйдут потом домой, еще и трезвые. А с этими я не знаю, что и делать. Подход нужен. Ты говорил, что умеешь.
- Ты же язык учил столько лет. Ты мне сам рассказывал. Культуру, там мультуру всякую, страноведение, неужели вас не научили девок охмурять?
- Я видно те занятия прогулял. Ну ладно, хватит хохмить. Я тебе девок привел? Привел. А дальше уж сам. Действуй. Ты же говорил, что мастер.
Гриша промолчал. Вообще, конечно он тоже стеснялся, я это хорошо видел. Я достал банку «Колы» из холодильника, открыл, подал Марии. Девчонки сидели обе молча. Люся ела бутерброды, Маша прихлебывала «Колу» из банки.
- Querem fumar? (Хотите курить?) – я протянул открытую пачку «Данхилла.»
- Nao.
- Nao.
- Слушай, они еще и не курят. Я ровно не понимаю, зачем мы их сюда приволокли. Так бы хоть выпили вместе. А тут вообще непонятно зачем. Я, Гриш, пожалуй, стану калдырить. Больше ничего не остается. Хотя бы нарежусь. В лоскуты.
- Хорошо, когда выпьешь и ишшо.
- Будешь? Как говорил поэт Уолт Уитмен: «Уипьем уиски!»
- Давай, уипьем.
Я налил по трети стакана - мне и Григорию, мы чокнулись, выпили залпом, я налил еще, закурили. Девушки так и сидели, молча, переглядывались. Я хлебнул еще, но не до конца. Нужно же что-то делать! От Григория правда, я уже не ждал никаких решительных действий. Оставалось одно.
Танцы!
- Gostam de dancar? Meninas. Gostam? Vamos entao. (Любите танцевать, девчонки? Любите? Тогда давайте же.)
У меня в магнитофоне (новенький «Шарп» небольшого размера, зато стерео, как я уже сказал, купленный в военном магазине) стояла кассета с записями Роберту Карлуша, популярного в Анголе сладкоголосого эстрадного бразильского певца. Я переписывал его прямо с радио. Не то, чтобы я любил его сентиментальные слащавенькие песенки, а просто так, чтобы разнообразить рок, который я постоянно слушал. И вот Карлуш мне пригодился.
- Григорий, я ничего придумать не могу, только танцы. Так что танцуй. Танцуй хорошо. Пригласи девушку. Пригласи, только не стой, как пень. Я же не могу один тут выкаблучиваться?
Я перемотал на знаменитую в те дни и очень длинную песнью в стиле босанова, «So voce nao sabe» (Только ты не знаешь.) Гриша весьма галантно подал руку Марии, я заметил, что она довольна, а вот Люся, которая досталась мне, поднялась из кресла совсем неохотно. Как бы говоря: «Я вообще то сидела себе спокойно, и тут ты, но деваться-то некуда». Деваться и впрямь было некуда, не сидеть же просто так и напиваться на пару с Гришей? И вот заиграла музыка, мы стали переминаться с ноги на ногу в обнимку с нашими гостьями. Я не в силах передать всю мелодическую печаль той песни, но хотя бы слова я попытаюсь перевести. Уверен, - читателю интересно их узнать, чтобы в красках ощутить всю комичность ситуации:
Моим страданиям нет конца,
и только ты не видишь,
Как живу я один,
Один в печали…
И тут припев, где женские нежные голоса органично накладываются на сладкий голос Роберту Карлуша:
А кругом все знают,
Только ты не знаешь,
Только ты не знаешь…
Я прижал Люсию поближе.
Тебе не интересно, что я чувствую,
Ты же не видишь
Как я несчастен…
А кругом все знают,
Только ты не знаешь,
Только ты не знаешь…
Слова песни я знал наизусть, и тут вот стал подпевать Роберту Карлушу, так от нечего делать. Я всегда любил подпевать. Люсия начала потихоньку хихикать. Не знаю больше от чего - от моего произношения, или от того, что вот русский подпевает бразильцу, а может просто от всего сразу. Но зато я почувствовал первую хоть какую-то реакцию с ее стороны, и то хорошо. Я решил не останавливаться:
Я ведь не говорю об этом никому,
Но друзья то давно заметили,
Что я теперь совсем другой
А кругом все знают,
Только ты не знаешь,
Только ты не знаешь…
Чем дальше я подпевал, тем сильнее и откровеннее смеялась девушка. Ее уже просто трясло от смеха. Но я все продолжал:
Я хожу печальный,
Только ты не знаешь,
Я хожу одинокой,
Только ты не знаешь,
Я ведь плачу так горько,
Только ты не знаешь…
Я прячусь по углам,
Только ты не знаешь…
К концу песни с Люсией случилась настоящая истерика и, если бы не наступил оптимистический финал, не знаю, чем бы закончился наш танец.
Ах любовь!
Твое место в моем сердце всегда свободно,
Ты об этом знаешь,
Ты об этом знаешь,
Ну, конечно, знаешь.
- Ну как, Гриш, понравилось твоей девушке?
- Моей то да, а вот твоя что-то ржет, как сивый мерин. Ты что ее щекотал что ли все время?
- Да нет. Не щекотал. Я ей Есенина читал на ушко. Но в моем переводе, видно, не очень складно вышло. Да и смешливая попалась. Не щекотал я ее. Ни разу. Может еще вмажем?
- Ja e tarde. Tenho que ir embora. Ja estou na hora, (Уже поздно, мне нужно уходить. Пора уже.) – сказала, отдышавшись Люсия.
«И слава богу, хорошо, если они уйдут. - подумал я. - А то, что тут с ними делать? Непонятно. Не пьют, не курят. Слава богу!»
Я налил еще виски, и мы с Гришей опять выпили.
- Григорий, друг мой. Они уходят. Их мама дома ждет. Пора им.
- Как обеим? Моя вроде бы ничего такого не говорит.
- Ну не знаю. Видишь, собираются.
- Жаль, жаль. А то у моей Мэри такая попинс! МММ, аппетитная, - причмокнул языком Григорий.
- Попинс знатная, я тоже заметил. Но ничего не поделаешь. Давай проводим дам, хотя бы до улицы. И уже потом напьемся вдвоем. В лоскуты. Так спокойней.
Мы вместе с девушками вышли на улицу, повернули направо, прошли совсем чуть-чуть, метров 50, наверное, и тут Люсия сказала, что ей «В другую сторону, и дальше она пойдет одна». И, даже не сказав «пока», быстро засеменила в нужном ей направлении. Мы остались стоять втроем. Я хотел спросить вторую девушку, в какую сторону нам теперь идти, но Мария неожиданно меня опередила:
- Eu quero voltar. (Я хочу вернуться.)
- A onde? (Куда?) - довольно глупо спросил я.
- Ao hotel e claro. Gostei de voces. (Ясное дело, в гостиницу. Вы мне понравились.)
- Слушай, Гриш, она хочет назад. К нам. Только зачем? Что мы там станем втроем делать?
- Что правда? Возвращаемся?
- Да. Так она сказала. Мы ей понравились.
- Интересно, кто из нас больше.
- Ты же с ней танцевал, нежно прижавшись. Гриш, в случае чего, я посижу в коридоре, там стол большой с креслами, посижу сколько нужно, хоть до утра. Возьму с собой бутылку и пачку сигарет. Заночую там. Конечно, если она, ну так сказать, решила вернуться, сам знаешь для чего. А ты уж там не теряйся. Презервативы в моей тумбочке, не забудь. Марио подарил еще при первой встрече, вот сгодятся наконец.
- Да фиг ее знает, она может так. Решила еще потанцевать, а потом скажет: «Мне пора, мама дома ждет.»
- Может и так, может и так. Поди, пойми этих женщин!
Правда, что-то мне подсказывало, Маша вовсе не танцевать собиралась. В тот момент, как ее подруга Люсия скрылась во тьме ночного города, Мария как-то поменялась, преобразилась. Изменилась походка, движения, улыбка. Что-то такое неуловимое, что трудно объяснить. Можно только почувствовать. От нее стало исходить электричество, желание, может даже и страсть. Я это ощущал на расстоянии. Я вдруг стал тихо завидовать Григорию. Ведь это приключение. Настоящее, африканское любовное приключение. В то же время я думал: «И хорошо, что она с Гришей. Пусть уж сбудется мечта его детства. Мечты обязательно должны сбываться. У меня такой мечты нет, и слава богу, что так все складывается.»
Когда мы вошли в номер, я уже собирался взять бутылку виски, стакан и по-быстрому смыться в коридор, как Мария села на Гришину кровать, и тихо, но довольно твердо, тоном не предполагающем возражений сказала:
- Vamos juntar as camas! (Давайте сдвинем кровати).
Мне показалось, я что-то не то услышал.
- A senhora quer… quer…quer o que? (Чего… чего… чего… хочет сеньора?) - Очевидно с испуга, я назвал ее сеньорой.
- Vamos jutar as camas. (Давайте сдвинем кровати.)
-Para que? (Для чего?)
-Tu es um menino adulto nao sabes para que? (Ну ты же взрослый мальчик, что не понимаешь для чего?)
- Чего она хочет? – спросил Гриша.
- Я не могу так!
- Чего не можешь?
- Она хочет сдвинуть кровати.
- Она сама сказала?
- Ну не я же?
- Так это же отлично! Ай, Маша – душа!
- Чего отлично? Какая еще душа? Как это интересно? Вместе что ли?
- Ты что на кассетах не видел?
- Видел, видел. Но так не пробовал, я так не умею. И не собирался никогда! Не хочу.
- Не умеешь - научим.
- Я не могу.
- Не позорь русскую авиацию!
Гриша с видом, словно он это делает каждый день, подошел к моей кровати сдернул покрывало, потом со своей, и вот через минуту оба наши холостяцких ложа превратились в одну большую двуспальную кровать. Почти супружескую. Боже! Она сама раздевается!
- Гриша, что делать? Меня в Москве ждет девушка!
- Знаю, вся «в наколках», но она не увидит. Подождет. А я ей не скажу. Честное слово!
- Не могу я так вот сразу.
- Может, ты пидор?
- Я бы вас попросил! Я же коммунист.
- А, точно. А я и забыл. Ведь вы коммунисты - народ особый. Ты же клятву давал! Забыл?
- Какую еще клятву?
- Когда вступал в КПСС. Не помнишь? Память короткая! «Коммунист должен всегда выступать застрельщиком всего нового, прогрессивного! Никогда не останавливаться на достигнутом. Укреплять дружбу народов.» А ты? Только трудность, ты сразу в кусты? Какой же ты застрельщик? Где прогресс? А дружба народов? А? Где? Укрепляй давай же! Презервативы в тумбочке. Храни господь Марио!
- Enrique! Enrique! Vem ca! Te quero. (Энрике, Энрике, иди сюда! Я тебя хочу).
Она меня зовет! Что делать? Но если я сбегу, она ведь решит, что я расист!
Я хожу печальный,
Только ты не знаешь,
Я хожу одинокой,
Только ты не знаешь,
Я ведь плачу так горько,
Только ты не знаешь…
Я сижу в кресле спиной к кровати, на которой сейчас Гриша с Марией. Я только что был с ней. Я специально включил музыку - Роберту Карлуша, чтобы создать для них «романтическую атмосферу», но главным образом для себя, чтобы заглушить происходящее на нашем «супружеском ложе». Я только что выпил залпом целый стакан виски. Потом еще полстакана. И кажется, помогло. Отпустило. Постепенно стало отпускать. Минуту назад, меня била настоящая истерика. Я трясся как в лихорадке. Смеялся. Не мог успокоится. Все произошедшее пронеслось в голове бешенным калейдоскопом: танцы под Роберто Карлуша, «мне пора, я ухожу», «пойдем проводим», «давайте сдвинем кровати», «не позорь авиацию», «мы коммунисты люди особые», «дружба народов»!
Ах любовь!
Твое место в моем сердце всегда свободно,
Ты об этом знаешь,
Ты об этом знаешь,
Ну конечно знаешь.
Все это как во сне, нереально, как будто бы не со мной.
«Ну конечно? Как это не с тобой? Еще как с тобой! Вон, не веришь, оглянись на кровать, где совсем недавно находился ты. Оглянись и увидишь самого себя. Полюбуйся! Хорош гусь!»
Это во мне вдруг проснулся давно дремавший этот нудный внутренний голос. Наливаю еще виски. Делаю глоток. Закуриваю.
«Ах Маша! Африканская красавица! Добрая девушка! Не захотела, чтобы я один, как полный придурок, сидел в коридоре и напивался. А может она влюбилась? Да нет, вряд ли. Наверное, ей понравилось, как я говорю по-португальски. Не зря, не зря я столько практиковался. Точно. За мой португальский она подарила мне захватывающее эротическое приключение.»
Но проклятый голос продолжал меня стыдить:
«Подарила? А ты сам, что-то можешь решать? Тебя взяли за одно место, ты и прыгнул сразу в кровать! Тоже мне. Коммунист. Кремень. Человек особый. Застрельщик. А теперь говоришь, что ты тут и не при чем!»
«Ну и что? Да, причем я. Причем. Сам к ней в кровать прыгнул. Это настоящая африканская страсть. А что оставалось делать? Зато какие воспоминания! На всю жизнь. И вообще не жалею я. Не жалею. Ни капельки. Отстань от меня. Я уже большой мальчик! Иди куда-нибудь подальше! Иди в жопу! Отвали от меня. Мне очень даже понравилось. Маша – красавица. А мне хорошо, я вот сижу, виски пью. Курю.»
Спор внутреннего голоса с самим собой внезапно развеял Гришин голос:
- Брат! - Брат мой по оружию. Иди сюда, выручай. Я только что, а она еще хочет. А я в общем… Можно, я пока посижу, покурю, передохну?
- Ах, друг мой, меня вы ввергаете в пучину разврата и порока. Как же Вам не стыдно?
- Вы давно уже в ней по уши. В этой пучине. Так что поздно пить «Боржоми». Иди снова выполняй свой интернациональный долг.
Машу мы пошли провожать, когда вовсю взошло солнце. Время что-то около 6 утра, очень скоро уже уходить на службу. Но почему-то спать совсем не хотелось. Сейчас вот проводим девушку, вернемся, зубки почистим, кофейку выпьем и пойдем ждать автобуса с Симоном. Мы молча дошли до того перекрестка, где нас вчера оставила Люсия, и тут Маша сказала, что дальше пойдет одна. Мы все трое обнялись. По очереди я и Гриша расцеловали девушку «в щечку, по-братски».
- Obrigada mocos. Eu gostei muito, - сказала Маша, - Vou voltar, com amigas. (Спасибо парни, мне очень понравилось. Я вернусь. С подругами.)
- Prazer e nosso, - ответ мой наверняка прозвучал глупо. - Obrigado. Ate logo! (Это нам очень приятно, спасибо. До скорого).
И она пошла в направлении своего дома, грациозно покачивая бедрами, как это умеют делать лишь африканские женщины. Хотя и наши так умеют. Только сейчас я заметил, что Маша в туфлях на высоких каблуках.
- Да, походка! – вздохнул я.
- Какая девушка! Душа! – вздохнул мой сосед.
- Ну ты сам то как? Нормально, Григорий?
- Отлично, Константин!
Мы оба рассмеялись.
- Ты заметил, кстати, они никогда не скрывают своих эмоций. Не хотят или не умеют, все, что чувствуют – все на лице. Видел, какая она довольная? - спросил я.
- Видел, – прямо светится вся.
- Жаль, вот Есенина не успели почитать девушке.
- Жаль, брат. Жаль. А собирались ведь.
- Ты знаешь, - сказал я мечтательно, - она обещала вернуться. С подругами. Так что еще почитаем. Почитаем ей Есенина.
- Или Пастернака.