Как только Глеб с Аглаей переступили за ворота кладбища, свет сразу же погас. Они снова оказались в сумраке ночи. Только теперь она не казалась враждебной и пугающей. Тёплый летний ветерок ласково обнимал за плечи и мягко поглаживал лицо. Над головой тёмным бархатным покрывалом, раскинулось небо, украшенное звёздами, как крупным жемчугом. Как будто кто-то невидимой рукой расчистил его от мрачных туч. Луна приветливо тянула лучи к земле. Её приглушённый лунный свет освещал заброшенные памятники, как огромная свеча. Успокаивал, растворяя ночные страхи.
Глеб стоял и равнодушно смотрел, как исчезают во мраке леса оборотни. Как следом за ними несётся очнувшаяся Марина, с ужасом оглядывающаяся на старое кладбище. Как мечется Лукерья. Вся её высокомерная уверенность растаяла в потоках обрушившегося на неё света. Ведьма то беспомощно сыпала угрозами, тряся всклокоченной головой. То проклинала в неистовой и отчаянной злобе, безумно вращая глазами. То, ползая на коленях по уже влажной от росы траве, униженно умоляла. Глеб с трудом разбирал её безумную речь:
- Чего ты хочешь? Богатства? В деньгах купаться будешь. Золотыми ложками есть, на золоте спать. Любви? Любая красавица станет твоей. Власти и Славы? Во всем мире не найдётся ни одного человека, который не склонился бы перед тобой. Только отдай мне Глафиру.
Наконец ведьма выдохлась. Неуклюже встала, охая и держась за поясницу. Приковыляла к ограде кладбища, придерживая мокрый подол. Зыркнула на Глеба с Аглаей потемневшими почти до черноты зрачками глаз. Прошипела сквозь зубы:
- Клянусь дьяволом! Вы мне заплатите сполна за сегодняшнюю ночь! Ещё посмотрим, чья возьмёт.
Подобрала с земли палку и, опираясь на неё, медленно побрела в сторону деревни. Глеб провожал взглядом её жалкую фигуру. Он не чувствовал ничего: ни удивления, ни гнева, ни страха. Произошедшие с ним события словно испепелили все чувства. Медленно и неуверенно, словно слепой, Глеб бездумно брёл по кладбищу, старательно глядя под ноги.
- Время Лукерьи на исходе. Следующая ночь решающая. Или ты одолеешь её, или она подчинит тебя своей воле.
Спокойный голос Аглаи пробил брешь в бездумной Апатии Глеба. Сквозь неё сразу полезли, как тараканы, беспокойные мысли вперемешку с раздражением и гневом:
"Дёрнуло меня приехать сюда. Отдохнуть в деревне, дураку, захотелось. Звал же друган в гости. Рыбачил бы сейчас на Онежском озере и в ус не дул. Бегай теперь от нечисти. И, как скажите на милость, мне сражаться с трёхсотлетней ведьмой? Да она меня в порошок сотрёт!".
Каждая мысль, как подброшенное в костёр полено, всё больше распаляла досаду и злость парня. Он изо всей силы пнул сухую ветку и пробормотал:
- Всё! Хватит с меня приключений. Пора валить отсюда, а то потом костей не соберёшь.
Тут Глеб обо что-то споткнулся, поднял голову и осёкся. Ноги сами привели его к могиле Глафиры. От неё исходил слабый свет. По по памятнику, как слёзы, стекали прозрачные капли и падали на землю. Во взгляде больших карих глаз плескалось столько грусти, что сердце у парня защемило от жалости и тоски.
Глеб поднял голову вверх, борясь с желанием завыть, как те оборотни. Ни одной капли не упало с неба. Оно оставалось ясным и бесстрастно немым. Стиснув зубы, парень, как заведённый, молча принялся за работу. Яростно выдёргивал голыми руками траву. Швырял её в одну большую кучу. Уносил и бросал за ограду. Снова выдёргивал, обдирая ладони. Могила приняла ухоженный вид, но чего-то не хватало. Глеб немного подумал и, охваченный отчаянным вдохновением, пронёсся за ворота кладбища, в поле. Также молча вернулся обратно с душистой охапкой полевых цветов. Бережно положил их на могиле Глафиры и, обессиленный, сел рядом на покосившуюся и полусгнившую от времени деревянную скамейку.
Аглая осторожно села рядом, как будто боялась, что её сейчас прогонят отсюда. Глеб устало повернул к ней голову. Только сейчас он почувствовал, насколько устал. Тело казалось чужим. Каждое движение давалось с трудом. Веки отяжелели. Хотелось закрыть глаза и замереть, отрешиться от всего. И всё-таки мучившие его вопросы сверлили мозг. Рушили стену между благостным забытьём и жестокой реальностью. Язык стал отчего-то тяжёлым и неповоротливым.
Глеб посмотрел в горестные глаза Аглаи и с трудом произнёс:
— Так Марина твоя дочь? Сколько же ей лет?
Аглая промолчала, собираясь с духом, и тяжело вздохнула:
- Марина моя единственная дочь. С детства она грезила колдовством. Мечтала стать великой колдуньей. Наблюдала, как я собираю травы. Учила заговоры. Где-то достала книгу по чёрной магии и читала заклинания.
Аглая горько усмехнулась и махнула рукой:
- Да что тут скрывать. Лукерья подкинула ей ту книгу. Видимо, надеялась переманить на тёмную сторону, да только просчиталась. Марина свою силу так и не нашла. По странной насмешке судьбы дар чародейства обошёл её.
Глеб жадно слушал её, чувствуя, как снова начинает бить дрожь: "Как жить дальше, зная, что в мире есть вампиры, ведьмы и оборотни? Как отличить нормального человека от нечисти? Так и параноиком стать недолго."
Аглая, не замечала состояния Глеба. Перед её глазами разворачивались картины ожившего прошлого. Сейчас она мучительно вглядывалась в них, пытаясь найти ошибку, из-за которой вся её жизнь полетела кувырком.
- Я всегда воспитывала дочь в строгости. Учила добру, милосердию, но всё равно не смогла спасти от влияния Лукерьи. Не знаю уж, что она вбила девчонке в голову, но та бредила бессмертием в теле вампира. Я ничего не смогла сделать. Лукерья провела обряд. С тех пор ей всегда 18.
Аглая судорожно всхлипнула, опустив голову, и сдавленно прошептала:
- Сегодня бы ей исполнилось 56.
Глеб посмотрел на поникшую Аглаю, вгляделся в мокрое от слёз лицо и бережно взял за старческую руку. Он помнил слова отца о том, что всех не нажалеешься, но ничего не мог с собой поделать. Сердце сжималось от сострадания.
- Бабушка Аглая, чем я могу помочь?
Та подняла голову и вспыхнувшая надежда сделала её почти красивой.
- Уничтожь Лукерью.
Внутри у парня всё похолодело. В какие разборки он вляпался? Стараясь изо всех сил выглядеть спокойным, Глеб спросил как можно небрежнее:
- Говоришь ей 300 лет? А откуда ты про неё знаешь.
Аглая посмотрела на него с поразительной смесью удивления и недоумения, как будто он не знает очевидных вещей:
- Так она моя прапрабабка, а её младшая дочь была моей прабабкой.
Глеб застонал:
- Час от часу не легче.
Аглая встрепенулась испуганной птицей и с мольбой заглянула ему в глаза:
- Только не бросай нас! Прошу! Заклинаю!
Глеб посмотрел на фотографию Глафиры и потрясённо вскрикнул. Девушка снова улыбалась ему. Сердце снова защемило от сладкой и мучительной нежности. Нет, он не сможет предать её. Не сможет бросить на растерзание ведьмы.
Но стоило ему вспомнить злобное лицо ведьмы, как чувство обречённости придавило к земле. Он с отчаянием крикнул:
- Но как? Как я смогу её победить? Если бы не помощь Глафиры, ведьма уже этой ночью уничтожила меня.
Громкий хлопок раздался на могиле Глафиры. Глеб повернулся на звук и замер от шока. В центре слабо мерцающего света лежала маленькая, невзрачная дудочка.