А справа жил одинокий очень пожилой дядька, с забавной фамилией Чик. На его калитке висел почтовый ящик "Чик.С.М."
Почти весь день он трудился в своем садике, а иной раз по целым дням сидел на солнце. Или подолгу рыбачил со своей лодки. У него над крыльцом висели гирлянды из сушеных бычков. Из живности у него еще были куры и маленькая собачка. Курносая и ушастая французская бульдожка по кличке Бантик.
Хозяин был во всем какой-то расслабленный, медлительный и вялый. Наверное, таким и должен быть самодостаточный южанин. Наташка, однажды, сказала, что он похож на рыбака Сантьяго.
А Бантик была полной его противоположностью, она целыми днями шлялась по хутору, словно предоставленная сама себе. Совала свою курносую мордочку то в один двор, то в другой. Но стоило хозяину свистнуть, как она мигом оказывалась в своем дворе.
Лето на приморском хуторе заливало нас солнцем, блаженством, свободой и счастьем. До того самого дня.
Все утро мы с Наташкой дурачились на море, а после обеда, когда пекло стало совсем невыносимым, она напросилась с соседями в город. Я остался дома, решил посмотреть телевизор. К чести племянницы «чемодан без ручки» был обставлен по последнему слову курортной техники. Спутниковая тарелка, холодильник, микроволновка, кондиционер, душ, все необходимое для отрешения от цивилизации.
Кондиционер заполнил комнату прохладным воздухом, а телевизор принялся развлекать меня голливудской продукцией, одним словом, я не заметил, как заснул.
Проснулся я от шума на кухне. Наташка разбирала пакеты. Она набрала целую кучу всякой всячины. И мясной и овощной и рыбно-соленой. Я потер руки и принялся метать на стол посуду. Это был настоящий пир. Пришли соседи принесли еще. И разошлись мы лишь за полночь.
Утром я проснулся с больной головой. Как-то странно больной, совершенно не постпразднично, а какой-то пред проблемно. Но тогда я этого еще не понимал. Встал, налил себе минералки и снова лег в постель поверх одеяла приходить в себя.
Наташка плескалась в душе. Потом вышла вся замотанная в полотенце и с ходу вскочила на кровать. Забрала у меня недопитый стакан. Залпом опустошила его и сунула мне обратно бросив в него какую-то штуку на вроде градусника.
- Это еще что такое? - простонал я, выуживая «градусник» двумя пальцами.
- Это значит, что теперь нас будет трое, - улыбаясь сказала Наташка. – Видишь там две полосочки, это вот оно самое, и есть. И не ковыряйся этой штучкой в носу.
Меня как током пробило. Эта новость меняла все. Все планы, которые мое воображение рисовало на ближайшие восемь лет. Совместные планы на ближайшие восемь лет. А это именно тот срок, который мы совместно отвели себе до того, как обзаводится потомством, и вот эти стройные, четко выверенные, отполированные до блеска жизненные планы, рассыпались как башенка из кубиков. Мне даже показалось, что я вижу пухлую ручонку того, кто эту башенку сбил. Мне показалось, что он смотрит на меня из маленького окошечка, в котором четко виднелись две полоски.
- Наташа, - решительно сказал я, отстраняясь от окошечка с полосками. - Надо что-то делать. Мы к этому сейчас не готовы.
Мой голос стал таким твердым, что мне самому стало страшно, словно это был не я.
- Ты же понимаешь мы сейчас не можем. – продолжал я страшным голосом. – Мы же все решили. У нас свадьба в октябре, потом еще два года учебы, сессии, диплом. А работа? Тебе придется свои полставки в проектном бросить. А на мои полставки мы не вытянем. Мне надо закончить институт, иначе все зря. Ты же помнишь я рассказывал тебе, что Бурлакин, затевает большой проект…
Наташка смотрела на меня какими-то невиданными мною раньше глазами. А я продолжал, так словно что-то внутри меня выталкивало слова наружу.