- Ну что Оленька, - поджидал её у клуба Тихон, он бесшумно вышел из-за угла едва она показалась на каменном крыльце. Никакого трактора, без шума.
- Тихон, уходи! Я и думать не стану, к тебе не вернусь! – с ходу, наскоро выпалила она, держась за ручку чтобы вернуться обратно. – С тобой страшно рядом находиться ты на людей кидаешься.
- Иди сюда! – в один размашистый шаг он оказался перед нею, скинул шапку с её головы на снег, схватил за волосы и потащил за клуб. Там темно. В клубе последние приготовления, музыка громко играет, дети носятся, кто-то поёт, с улицы ничего не слышно. - К нему собралась?!
Оля упиралась, пищала как мышь, кричать страшно, её ноги почти волочились по снегу вперемежку с мёрзлой землёй. Она пыталась отделаться от его руки, но он только крепче сжимал её волосы, кожа на лице натянулась почти до макушки.
- Пусти-и-и! Сейчас дети выйдут, Раиса…пу-у-усти...
- П@длюк@! Кем себя возомнила?! – тяжело дыша бормотал сквозь зубы Тихон, - я тебя проучу! – с размаху кинул он её на твёрдый сугроб. Она же и накидала здесь эту кучу снега, когда чистила перед зданием клуба. – Только пикни, - придавил он ей горло, она больно упёрлась затылком в ледяную глыбу, - задушу гадину… - рванул он другой рукой тонкие часики на руке.
Со всего маху ударил её по лицу ладонью. Олю словно огнём полоснуло по щеке. Для него это несильный удар, захотел бы - одним пальцем шею сломал, но он хотел сломать её волю.
Недолго Тихон «воспитывал» жену за клубом, от синяков, кровоподтёков на теле Олю спасало тёплое пальто и другая одежда, впрочем, в дальнейшем это спасло Тихона. Он мутузил её «легонько», чтобы знала, на кого рот открывать и как с молодыми переростками заигрывать. Зол был Тихон, не на шутку зол! Студентик здорово ему намял бока, покидал на скользкой дороге на глазах у всех – опозорил! Всё из-за гулящей девки! Не простил бы Тихон никогда такого.
- О-о-о-оля! – послышался мягкий голос Раисы Михайловны, из открытой двери Дома культуры вырывались детские крики, шум. – О-о-оля, - крикнула Раиса громче. Должна же была дождаться, всего десять минут прошло. Шапка здесь, её нет.
Тихон бодро вывернул из-за тёмного угла, поправляя рукава на куртке, будто ничего не случилось. Глянул волком на заведующую, сплюнул на снег и поскрипел ботинками по дороге. Жарко ему, разгорячился, куртку расстегнул, хотел снять и выкинуть, будто измазался чем-то – противно, но не стал. Не хватало из-за этой овцы простудиться.
Раиса Михайловна собрала в кучку успевших выскочить на крыльцо детей, назначила старшую, велела с места не двигаться, пока она не вернётся. А сама в одном платье побежала за клуб.
- Оля, Оля, Оля, - звала она испуганно. Что делать, а вдруг порешил. Раиса Михайловна плотно закрыла рот ладонью, от собственных мыслей волосы шевелились на голове.
Оля сидела растрёпанная, на той же куче грязного снега, пальто по пояс не то расстёгнуто, не то разорвано – не разобрать сразу. Часто сплёвывала в сторону, вытирала холодной рукой под носом. Она подобрала ноги под себя, опять сплюнула.
- Раиса Михай…на, отпускайте детей, я не шмогу их проводить, - пробормотала Оля, словно ей что-то мешало говорить.
- Оля, Оля, - засуетилась вокруг неё напуганная женщина.
Самые смелые ребята выглядывали из-за угла, пытаясь рассмотреть, что там с Ольгой Назаровной.
- На неё напали, - пробежал шепоток по головам и мигом долетел до дверей клуба, а там и до всех детей.
- Я сейчас участкового, - помогала подняться Оле Раиса, - пойдём, Олечка.
- Детей отпфустите, не хочу, штобы они меня видели такую.
Оля твёрдо стояла на ногах, искала, где бы захватить снега почище рукой, хотелось холодного приложить к лицу. Опять всё тело ноет. Раиса рысцой, немного поскользнувшись на углу, погнала детвору в клуб. Собрала всех, объявила, что репетиция окончена, завтра на концерт.
- Завтра приглашаете родителей и без опозданий, - грозила она кругленьким пальчиком в самую гущу столпившихся ребят.
- А что там? Драка? На неё напал преступник? Её убили? – сыпали вопросами дети, не слушая, что им говорят.
- Та-а-ак! – прикрикнула Раиса Михайловна.
Разбила детей на группы, назначила в каждой главного из старшеклассников и велела всех довести до дома.
- И только попробуйте мне, - махала она перед собой указательным пальцем, - быстро домой!
Дети расстроенные, что ничего особо не узнали, придётся самим додумывать, побрели по улице, сначала кучками, а потом распались под фонарями. Раиса Михайловна бегом побежала за Олей, её уже там не было.
Вдоль домов, прячась в темноту зарослей, заборами и огородами Оля шла домой, пугаясь каждого шороха. Более-менее привела себя в порядок, только пуговиц на пальто нет, не застёгивается. Лицо наверняка распухло, губа верхняя точно, огромной блямбой она нависала над нижней губой. Голова квадратная, словно её били о стену. На свет не выходила. Добежала до дома, несколько минут постояла у калитки стараясь, отдышаться, собраться с мыслями. Открыла калитку, прошла чищеной тропинкой к дому, вошла. На веранде посмотрела на себя в зеркало – ужас!
- Боже мой! – вскрикнула мама, выглянув на дочь из-под абажура, когда она вошла в комнату, - что это?! – сорвалась она с места, подбежала к дочери. Назар, Назар, - кричала она куда-то в другую комнату или на улицу, - Назар ты посмотри, что он с ней сделал! Оля как так вышло? Оля! – кричала мать, пытаясь обнять её.
- Я поскользнулась на дороге, упала неудачно, - мычала Оля распухшими губами, на щеке след от руки. Кровоподтёк под носом.
- Лицом?! – не могла прийти в себя мать. – Назар, беги к участковому. Нет! Пошли, пошли, - выталкивала она обратно Олю на мороз, - пошли как есть, сразу, пока не передумала. Заодно покажешь, где у нас так скользко, - накидывая первую попавшуюся одежду с вешалки, торопила её мама.
Оля безропотно передвигала ногами, тело послушно двигалось в заданном направлении. За двором она остановилась.
- Я не пойду! Он убьёт меня, - вытирая слюни холодным рукавом, сказала она.
- Он и дальше будет изводить, зная, что ты против слова не скажешь, побоишься что-то сделать. А надо! Чтобы его наказали. Зверюга должен сидеть в клетке.
- Нет мам, ты была прав, прости. Завтра же уеду к тёте и плевала я на всех – пойду в суд и подам на него вот в таком виде, как есть. Пусть с ним здесь беседы проведят, пальчиком погрозят и отпустят. Бежать мне надо мама, бежать.
Он меня к столбу ревнует, из-за Мити взъелся сегодня. Утром шла на работу, заговорили, а тут он… Господи, - взмолилась Оля и закрыла лицо ладонями, - а я его простить хотела, думала от любви он такой ненормальный.
- Оля от любви люди другие поступки совершают, а этот игрушку себе нашёл и забавлялся.
Мама обняла её прямо за двором, прижала её к себе.
- Пойдём. Завтра же! –шли они вдвоём в дом, обнявшись, тут и отец появился.
Переполошился, глядя на дочь, охать и ахать не стал, пока кипело, пошёл к зятю. Решительно, громко бил в двери его дома, собак всех поднял на уши. Дверь открыла Тая Григорьевна, зятя не было с утра. Свет не включала, впотьмах совсем сгорбленной старухой казалась. Каялась она перед Назаром, крестилась.
- Назар, я тоже была против их союза! Тишку своего знаю – суров, - качала она головой в пороге, - только сказал, что сватать Олю, а мне жалко её. Не думала, что посмеет руку поднять, отец-то его никогда, а этот… Простите меня, если сможете, за такого ирода, душегуба. Прячьте Олю, увозите! Не даст он ей воли, изведёт.
Поговорили, посочувствовали друг другу, Олю они увезут, а вот матери терпеть этого бесстыдника до конца дней, видно крест такой у Таисии. Только бы средний сын приехал поскорее.
Назар к участковом пошёл, из теплоты семейного очага выманил, заявление хотел писать.
- Назар Артемьевич, я же вам ещё в тот раз сказал, сама она должна написать, я приду, если надо, - задумчиво почесал за ухом участковый. Зажмурился и посмотрел на светящиеся окна своего дома. Там тени мелькают, теплом веет, а тут холод, и отец несчастный ещё сильнее от него морозит. – Но, вот не пишут! И Оля не напишет. Почти не сажаем таких, только если... Или забирают потом заявления, ещё себя и виноватыми считают, возвращаются.
- Так что же ему безнаказанным ходить?
- В колхозе разберут его по косточкам. Я проведу беседу, не одну, Раиса, если видела, поднимет шум, долго ему придётся оправдываться. Но Оля… Оля, куда смотрела, когда с мужиком таким связалась, - участковый опять посмотрел на окно дома, у него тоже дочка подрастает, и кто его знает, как сложится жизнь у неё.
Оля уехала первым же автобусом, на рассвете. Одна, не оглядываясь, кутаясь в большой, серый, пуховый платок, чтобы меньше видели её разукрашенную. В суд первым делом пошла, как есть, как обещала маме. Стыдилась своей "красоты", подробно рассказала почему с садистом мужем развестись хочет. Дали срок обещали ещё вызвать.
К тётке приехала, еле нашла её в густой застройке пятиэтажек – все одинаковые. Долго болталась перед домом Оля, боялась, дома не застанет никого, тянула до вечера. Там и папа должен предупредить её, так что без предупреждения уже не получится. Столько всего передумала Оля, сидя на заснеженной холодной площадке. Дворничиха хотела гнать её со двора, болтается, как бездомная, таких в милицию надо сдавать.
Тётка сама её забрала, с работы приехала раньше, так и думала, что ждёт её племянница, а куда ей деваться.
- О-о-о-ой, - глянула на неё тётя Юля, низенькая, по фигуре – колокол, в пальто драповом, с большой брошью у ворота. Шапочка в цвет пальтишка, не греет вовсе – для красоты, немного набок и тоже с брошью. Лицо сухое, белое от пудры, щёки густо нарумянены. – Ох и отделал он тебя, - разглядывала она Олю, отставив её от себя на расстояние руки, - как новогоднюю игрушку разукрасил, - хмыкнула она.
– Чего ждала-то? Пока прибьёт? Таким, либо сдачи надо давать, либо сматывать удочки, - пояснила тётя, - пошли, горе-горькое. Это же надо, - ворчала она, идя к подъезду, - в самые праздники… Ой, как не вовремя всё, иди, иди, - обернулась она к племяннице, - я тебе не мамка, всё самой придётся. Пусть только появится твой Тихон! Ужас, - остановилась она под фонарём у подъезда, - имя-то какое тихое, ласковое.
Оля послушно шла за ней, потом поднималась по лестнице, похожая на сгусток тряпья, а не на молодую девушку. Прятала лицо, в руках сумки с вещами тяжёлые, тётя и не собиралась ей помогать, у неё сумочка.
Четвёртый этаж, дверь обитая бордовым дермантином, ещё три двери на площадке, разные. Тётя Юля позвонила в звонок.
- Кто?! – послышался раздражённый мужской голос из квартиры.
- Открывай, Аркадий, - неожиданно громко выкрикнула тётя Юля.
Несколько щелчков, дверь глухо открылась, как крышка с банки откупорилась. Мужчина тоже невысокого роста, с полными в бёдрах ногах, круглым лицом и носиком в форме клювика воробьиного. Глазки маленькие, брови ресницы светлые, - ну совсем на мужчину непохож, а голос казался таким грубым из-за двери. Оля уже представила себе мужчину высокого, худого, небритого, в тельняшке и трико. Здесь она не ошиблась, Аркадий стоял перед ними в тельняшке и трико.
- Ты не одна? – удивлённо посмотрел он на тётю Юлю. Сейчас его голос мягче, расплывчатый, постановочный.
- Да, племянница из деревни. Видишь, как её муж отходил, - вошла в прихожую тётя и начала раздеваться, - что стоишь Оля, проходи.
Тётя Юля вроде миниатюрная, женственная, похожа на добрую воспитательницу в детском саду, но Аркадий её побаивался, да и Оля не знала, как себя вести, из детства она её другой помнила.
Она вошла, поставила сумки в дверях.
- Ну, чего стоишь? – освободившись от пальто, аккуратно повесив его на плечики, затем за крючок на вешалку. – Не пялься, а помоги сумки тяжёлые в комнату занести! – скомандовала она Аркадию. – Ой, как не вовремя всё, как не вовремя, - бормотала тётя Юля себе под нос, проходя в квартиру. – Оль не стой ты, как чужая, раздевайся проходи, здесь тебя никто не обидит.
- Аркаша, что у нас на ужин? – крикнула она в кухню.
- Пюре и рыба, только я не ждал гостей, - выпучил глаза на всех Аркадий, стоя в дверях кухни, с полотенчиком на плече. Неловко получилось.
- Да вы не волнуйтесь, я привезла, мама положила утку, правда, замороженную, варенье, картошки, там в самой тяжёлой сумке, - указала она в кухню, кажется туда отнёс сумки Аркадий.
- Оля! Ну что ты топчешь, посмотри, натоптала – грязи нанесла. Проходи уже! – недовольно вытянув губы, настойчиво просила тётя.
Оля сняла с себя мамино пальто, платок огромный, он её старил невероятно, лет 20 накидывал не меньше. Тётя смотреть не могла на это старомодное барахло.
- Спать будешь на кухне, на раскладушке, а днём здесь, - указала она на комнату, в которой находилась, - не в нашей же спальне тебя расположить, - опять покачала головой тётя.
В квартире уютно: стенка мебельная вдоль стены, этого Оля уже не помнила из детства, была всего несколько раз у тёти. На полках книги, за стеклянными сияющими дверцами сервизы, хрусталь, фарфор, проигрыватель на одной из нижних полок, несколько пластинок. Телевизор на тумбочке у окна, ковёр мягкий, чистый, с повторяющимся геометрическим рисунком на паркетном полу. У противоположной стены: диван, у двери на балкон, за диваном напольный торшер. Люстра большая под белым потолком, сделанная под хрусталь, пластмассовая, переливала сотнями бликов, преломляя свет четырёх лампочек.
- Вот так и живём, Оленька, - вздохнула с сожалением тётя Юля и присела на диван, - сил нет даже ёлку купить к Новому году и квартиру хоть немного украсить. – А ты к нам надолго или только на праздники, - кивала она, глядя на племянницу, - с таким лицом тебе недели две даже в магазин нельзя выходить, примут за женщину с низкой… а ну, ладно! Переживём.
Оля присела на диван, с другой стороны, осматриваясь в квартире.
- Аркадий! – крикнула ещё раз тётя Юля на кухню, бесил уже, - ну, что там готово? Разогрел? Мы есть хотим, я устала, совесть имей!
- Две минуты Люлечка, две минуты, можете мыть руки, - заискивающе отвечал Аркадий.
- Вот и хорошо, идём ужинать, - поднялась тётя с дивана и нырнула в свои любимые домашние тапочки.
Оля последовала за тётей, тапочек ей не предлагали.
Продолжение ______________
Присоединяйтесь к моему каналу, буду рада видеть Вас в Телеграм
Моя книга У меня так никогда не будет на всех ресурсах:
Литрес Amazon WB Оzon . Печатная версия по предзаказу на Ридеро