Оставив вечером Стешу в покое, я ушел в зал, сел в кресло и включил телевизор. Но одним глазком все же подсматривал за отходящей от наркоза малышкой. Она спала в спальне на кровати, переворачиваясь время от времени. Пытаясь вытягиваться колбаской, у нее были неприятные ощущения, поэтому она возвращалась в исходное положение.
Около 8 часов вечера Стешинка сама спустилась с кровати и пришла в зал. Я сел на ковер и попытался выйти с ней на диалог, погладить… но Стеше это не было нужно. Она запрыгнула на диван и легла на подушку.
«Что ж… мое любимое место занято, придется лечь в другое место», - подумал я и устроился в другой части дивана.
Я боялся потревожить Стешу, понимая, как непросто ей приходится переживать такие непривычные для себя ощущения: мало того, что болит стриженный бок, так еще и голова неясно мыслит.
Мои успокоительные ласковые речи ей не сильно помогали, а осторожные попытки погладить шерстку она озвучивала недовольным «мяу». Я не знал, чем ей помочь. Хуже нет ситуации, когда твоему питомцу нехорошо, а ты ничего не можешь сделать, чтобы ему стало лучше.
Чуть позже Стеша поднялась с дивана и пошла… Я рассчитывал, что в направлении скучающей без ее внимание вкусной еды, но не тут-то было. Стешинка запрыгнула по столбику на среднюю полку настенного комплекса и побрела по ступенькам на любимую лежанку. Мне ничего не оставалось, кроме как подбежать к ней поближе и страховать на всякий случай, если произойдет потеря равновесия.
Я опешил от такого шага с ее стороны. То есть, погладить себя она не давала, потому что ей больно, а запрыгнуть на метр вверх – в порядке вещей и без особого дискомфорта. Ситуация мне показалась странной.
«Но раз она туда легла, значит ей там хорошо. Пусть лежит», - размышлял я, но был готов в любую секунду оказаться рядом в случае необходимости.
Поспав там полчаса, Стеша начала приводить в порядок шерстку. Я же внимательно следил, чтобы она не перебарщивала с вылизыванием области шва. До него, конечно же, Стеша добралась, и даже попыталась зубами схватить за две коротенькие торчащие ниточки, но у нее это не получилось. Нити оказались слишком короткие, поэтому, недолго мучаясь, она эту затею оставила.
Прошел еще час. Мне уже нужно было идти в ванную, но Стешинку на высоте оставить я не мог. Пришлось еще подождать, пока она взбодрится от очередного сна, и только тогда я аккуратно взял ее одной рукой под попу, а другой – под передние лапки, чтобы спустить вниз. В этот момент Стеша неприятно протяжно мяукнула, заставив меня испытать чувство вины за то, что вытворяю какие-то страшные и адски болючие вещи.
Если честно, то я так до конца и не понял, больно ей было или больше страшно, чем больно. В любом случае, прыжка с метровой высоты нужно было избежать. На ночь я закрыл дверь в зал, чтобы не было кошачьих соблазнов без моего контроля забираться на верхотуру. Стеша же провела ночь со мной на кровати, куда я для нее постелил белый плед, а утром по традиции она ждала моего пробуждения на скамье для упражнений.
Сегодня она более бодра и весела. Даже один раз мячик в зубах принесла мне на диван. Но играть пока не хочет. Я от нее этого ни в коем случае не требую. Мне вообще думалось, что она после операции будет лежать и с трудом передвигаться, но она уже и на подоконник запрыгивала, и побывала во многих своих привычных местах (наверное, проверяла, как они поживают без нее).
Утром я влил Стеше обезболивающее в рот из шприца. Она хоть и сопротивлялась, но мне все же удалось. Еще удалось, к моему удивлению, совершенно беспроблемно обработать шов перекисью водорода. Стешиндрик смотрела, как завороженная, как я осторожно прикасаюсь ватным диском к пострадавшему вчера месту на ее боку, и даже ни разу не произнесла вслух своего недовольства.
На всякий случай написал смс Евгении Николаевне.
После этого я окончательно перестал волноваться из-за прыжков и прочей активности Стеши.
Сегодня она уже кушала и влажный, и сухой корм. В туалете тоже была. Так что состояние налаживается быстрыми темпами, поэтому можно не переживать. Фух :-)