«У него нет никакой деменции, доктор! Он же помнит всех своих внуков, кто в каком классе, узнаёт нас!» - говорит женщина лет 50 с тревожным взглядом черных глаз. Я объясняю ей про особенности симптомов, механизмы утраты воспоминаний и вижу, как слова с легким звоном ударяются о прозрачную стеклянную стену вокруг неё и осыпаются на пол. Пробую снова – ведь поведение пожилого мужчины, который постоянно собирается на давно уже покинутый ввиду пенсии завод, не помнит свой возраст (хотя ФИО и дату рождения называет правильно), и нередко мочится прямо на соседние кровати, не понимая, что он делает не так, нельзя назвать правильным. Последний аргумент оказывается решающим, он пробивает дыру в этой стене, и это делает ей больно. Это видно по мимике и выражению глаз – больно так, что об этом не хочется думать, и она из последних сил закрывается, залепляет эту дыру каким-то обреченным «но ведь папа говорит всё по делу, отвечает на наши вопросы». Да, на вопросы, как ты себя чувствуешь, хочешь ли пить и будешь ли йогурт, люди с деменцией чаще всего довольно долго отвечают верно. Когда вопросы касаются узкого круга их витальных, бытовых интересов и потребностей. Я заряжаю последний снаряд, смотрю ей в глаза и говорю: «Вы же сами рассказывали при поступлении, как он вел себя дома, как мама ваша уже не могла с ним справляться, утратила все силы. Разве вы бы вынуждены были его отдать в интернат, если бы он не был действительно болен?».
Уходя, она хрустит подошвами сапожек по осколкам своей хрустальной стены и моих слов. Состоявшаяся женщина с высшим образованием и руководящей должностью, работающая в столице, не готовая принять тот факт, что у её отца неизлечимое прогрессирующее психическое заболевание. И именно поэтому я вынуждена раз от раза повторять этот диалог, в разных вариациях, но всегда с одним результатом – я знаю, что причиняю ей боль, но знаю и то, что она должна в итоге принять неизбежное. Потому что деменция прогрессировала, и я видела, что через год-полтора для него всё закончится (так и случилось, весной этого года). А понимание, принятие родными того факта, что человек серьезно болен, смертельно, в конечном счете облегчает их психологическое состояние.
Здесь у нас было время проработать с ней это принятие, и последние месяцы она меня слышала, понимала и принимала и мои слова, и вложенный в них второй смысл – никто не вечен, даже любимые люди, и наша задача дать максимальный комфорт уходящему, проводить и не держать сверх меры.
А иногда бывает так, что люди настолько погружены в «свою правду», что говорить с ними совсем трудно. Живет у меня сейчас женщина с деменцией, полгода всего, оформил её сын. Иногда приходит племянница, и она всё время пытается меня убедить, что её тетя абсолютно здорова. Аргументы, что её неоднократно осматривали психиатры – и до интерната в поликлинике, и наши врачи, и потом еще судебно-психиатрическая экспертиза (в процессе решения вопроса о дееспособности), которая однозначно подтвердила диагноз – это всё бесполезно. Стена там из монолитного кирпича трехметровой толщины.
Неделю назад она пришла с требованием срочно госпитализировать бабушку в стационар для неотложного переливания крови. Потому что у нее не деменция, а тяжелая анемия, и заговаривается она именно от этого. Я отказала, но пообещала взять кровь на анализ (весной уже брали, гемоглобин 140 был). Вот сегодня пришел результат, и там никакой анемии, даже самой легкой степени. Что и следовало ожидать. Жду вот, какой диф.диагноз будет в следующий раз – лишь бы только не гельминтоз. А то обследовать замучаемся). И вот здесь до понимания и принятия еще очень и очень далеко.
Берегите себя, и будьте здоровы.